***
Все действительно протекало хорошо, с утра Амемура даже нашел в себе силы заварить чай и сменить после сна мокрую от пота рубашку. Желудок предательски скручивало, да и при большом желании и ответственности — в горло ничего не лезло. Даже головная боль понемногу спала, и Рамуда вырубается, едва коснувшись подушки. Ему кажется, что проходит меньше секунды, прежде чем входной звонок вдрабливается в виски дрелью. Амемура, балансируя на грани сна, опирается о матрас и болезненно покачивается. Дискомфорт разжигается быстро, будто на углях. Он думает проигнорировать раздражающий звук и завалиться на кровать обратно, но кто-то снова вжимает кнопку звонка, и Амемура с тихой ненавистью выползает в коридор. — Эй, Рамуда! Ты жив? — ему не надо смотреть в глазок, ведь засранец Дайс даже мертвого с колен поднимет, чтобы заставить о себе знать. Арисугава замолкает, глупо топчется под дверью, и Рамуда тихо выжидает, когда тот уйдет. Он слышит, как Дайс шуршит карманами, но после этого ничего, и только звук входящего вызова, звонким эхом пробегающего по квартире и лестничной клетке, выдает Амемуру с потрохами, ведь он на автомате сбрасывает. — Черт, ты на нас злишься? — это уморительно, и хоть Джакурай (возможно, единственный) не может дождаться, когда его жизнь разобьется маленькими кусочками, Рамуда не открывает рот. Он все еще не приходит в себя и хочет слицемерить. За дверью раздаются шаги, и Амемура тонко усмехается. Проще… — Послушай, если у тебя проблемы… Конечно, мы с Гентаро далеко не самые надежные, но мы уже прошли всё, так что валяй. Усади нас рядом, накрой дурацким розовым пледом, мы можем испечь торт и подержаться за руки, если тебе хочется, — чертов Дайс, Рамуда нутром чувствует каким саркастичным тот пытается казаться, прожигая обеспокоенным взглядом дверь. Арисугава выдыхает и спокойно повторяет. — Рамуда. Твою мать. Амемура хватает телефон и пишет совершенно глупые и неубедительные сообщения. Дайс отвечает ему вслух и все еще не уходит. Бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно — они переписываются, разговаривают еще полчаса. Дайс, возможно, лучше всех знает, что голос Рамуды несладкий, не тает как сахарная вата на языке. Амемура не хочет, нет, просто не может заставить себя нажать на спасительный рычаг — ведь откажись он от своего образа перед Арисугавой и все, за что он держался до последнего вдоха, выскользнет из рук. Отчего-то скребущегося под дверью Дайса становится искренне жаль, ведь он лишь глупо теряет время. Рамуда прислоняется лбом к деревянной поверхности, расфокусировано смотрит в экран и трясущимися пальцами набирает. «Я звучу жутко, так что бонусов за невсратое благородие не будет.» — Может, ты уже просто откроешь? Полчаса убеждений, разъяснений того, что чего бы Арисугава от него не хотел, то этого не получит. Все в пустоту, и давит на сеть капилляров на лице. Рамуда смиренно тянется вперед, поворачивает замок два раза и толкает за ручку. — Валяй.***
Арисугава выглядит удивленно, но не думает долго, быстро проходит в прихожую, позволяя Амемуре захлопнуть за собой дверь. Чем ближе Дайс подходит к спальне, тем болезненнее сжимаются мышцы. Арисугава оглядывает комнату, поднимает с пола и вертит в руках бутылку, пробежавшись глазами по этикетке. — Значит, только болезнь? — оборачивается и выжидающе смотрит. Арисугава не похож на хищника, но Амемура чувствует себя как жертва. — Ага, — и пихает ногой скомканный скетч. — Что-нибудь ешь? — и от чего-то Рамуда застывает. Удивленно хлопает глазами и хихикает, тут же объясняясь. — Так странно слышать это от тебя. — Э-эй! — Дайс смешно дергается и показательно пфыкает. Не то чтобы такая мелочь могла задеть его нежную душу, но выглядит он правда немного раздосадованным. На секунду Рамуда искренне чувствует себя виноватым, поэтому продолжает. — Упс! Просто пошутил, ладно? — он склоняет голову набок и смотрит так, как делал бы это, если бы звучал как пение ангелов. — В холодильнике что-то есть, но сейчас я не готовлю. Арисугава недовольно цокает и, захватив с собой бутылку, разворачивается в сторону кухни. Он проводит пальцами по затылку и, кажется, смущенно и быстро добавляет. — Тогда с твоего позволения, я посмотрю, что с этим можно сделать.***
Рамуда забирается на стол, цепляется пальцами за ровную поверхность, чуть покачивается и медленно поднимает взгляд. На кухне пыльно, терпкий воздух въедается в легкие, оседает и режет нежную ткань. Он зажигает сигарету и тихо наблюдает, как последние попытки измениться, обмануть, опровергнуть сказанное тлеют на кончике сознания, затягивается и спасительно выдыхает. От этого внутри все колется, но так даже лучше. Дайс выглядит у плиты до отвращения нелепо. Он в принципе выглядит грозно, но не ударит и не оставит кровоподтеков под сухой кожей, зато постоянно умудряется вытворить что-то щемящее. Рамуда отрывает от себя по кусочку каждый день и не желает, чтобы его собирали. — Ты куришь? — Дайс не оборачивается, блестяще быстро шинкует капусту, закидывает в кипяток и принимается за мясо. Ах да, точно. Рамуда приподнимает брови и ухмыляется совершенно иначе, не по-детски. Трется пальцами ног о ступни, но от чего-то ежится. — А что? — замолкает буквально на секунду и мерзко продолжает. — Ты волнуешься за меня? Знаешь, это могло бы быть так мило, но я уже совсем не ребёнок. С приходом Дайса мозги перестают плавиться и зудеть: температура спадает, но на виски давит поток нелепых и безрассудных мыслей. Больше всего Рамуда желает выбить из себя и сокоманданика все это невыносимое дерьмо. — Мне в общем-то все равно, но ты мог бы и мне предложить, знаешь ли, — Дайс хмыкает и улыбается себе под нос. — Никакой помощи в этом доме! — и наигранно отбрасывает куриную ножку обратно в миску с водой, брызги от которой приземляются прямо на его парку. — Вот черт! Рамуде кажется, что ток пробегает от легких до кончиков пальцев, вместо смеха из горла вырывается сухой рассеянный хрип. Выходит, единственный, кто достоин боли в ноющих костях, это он сам. — Ну вооот. Неужели мне придется загружать стирку только из-за одной куртки? Амемура впивался в это дело когтями, отчаянно царапался и шипел, чтобы забрать лучший приз. Талант и темперамент Дайса будоражили его, обжигали кожу, распространялись по крови как сладкое безумие. Его азарт, запал и голос — Рамуда бережно и туго затягивал короткими швами на своём сердце. Ниточка не посмеет рассосаться и порваться — так крепко и отчаянно Рамуда закрепил ее. Ведь он уже принадлежит Дайсу и не желает брать больше. — Ты в любом случае мой должник теперь, — Дайс помешивает бульон, рассматривает и нюхает специи, добавляя их в бог знает каком порядке — Рамуде они не нужны, все дело лишь в красивой емкости. Черта с два, — ему нечего отдавать за всего Дайса, слишком не достоин. Рамуде ничего не стоит положить свое сердце на блюдце и принести его в постель на завтрак, но даже этого будет недостаточно. Он хочет вжиматься в Арисугаву до колющих легкие ребер, срывать каждого слово и вырисовывать зубами фиолетовые моря, разливающиеся под ключицами. Но иногда он просто греется, Дайс подкупает проблесками тепла, и Рамуда ненавидит себя за то, что даже это не кажется в нем мерзким. Рамуда невесомо срывается с места, в два изящных шага добирается до Дайса и запускает руку в его волосы, массирует голову и сжимает пальцы крепче, чем следовало. — Знаешь ли, я совсем не жадный, — и подносит сигарету к его рту, чуть ослабляя хватку. — Угх, ты мог бы просто попросить! — и понемногу возвращается в свое обычное состояние. Дайс обхватывает ее губами и жадно затягивается, опускает руку на талию айдола и очерчивает ребра. Выдох получается бесшумным. Рамуда перемещает пальцы на шею, проводит накрашенным ногтем по лестнице мышц, пробираясь вверх и надавливая на чужую губу, он завороженно смотрит и сам чуть приоткрывает рот. Он хочет быть кислотным безумием для Дайса, разъедать кожу и трещать в его голове, но медленно плавится. Дайс кусает его за палец и рушит призрачные границы дозволенного — Рамуда притягивает его за волосы, впивается в губы и царапает ногтем кожу. Он не оставляет желанному Дайсу ни шанса — ловит ртом его тихий стон. Вталкивается в него языком, влажно целуя и впиваясь зубами в губы до крови при попытке Арисугавы забрать инициативу. Руки Дайса скользят по бокам, пальцы вжимаются в кожу до тянущей от нетерпения внизу живота боли, и мышцы явственно проступаются под чужими прикосновениями. Рамуда задыхается от восторга, вжимается сухими губами в щеку, треугольник из мыщц на шее, скользит зубами по ключице. Он приходит в себя, лишь когда догорающая сигарета добирается до тонкой кожи возле ногтей, и Амемура отбрасывает ее в раковину. Дайс дышит поверхностно быстро, бегает взглядом по лицу бывшего лидера, но не прочитывает ничего, что могло говорить о сожалении или случайности. Он не отпускает руки с бедер Рамуды и медленно гладит выступающую кость. — И что это…– Дайс прерывается на полуслове, ведь перед его глазами разливается что ни на есть естественная и довольная улыбка. — Теперь Рамуда ничего никому не должен, ведь так? — он бессовестно трется носом о щеку, зализывает укусы и совершенно неожиданно позволяет Дайсу поймать себя для еще одного поцелуя. Внутри все переворачивается и с ослепительным грохотом разбивается.