80 ударов в минуту или Волшебник изумрудного города

«Мое сердце остановилось, мое сердце замерло..» Слова давно знакомой песни, тихо пропетые собственным голосом, вырвали меня из задумчивости лишь на мгновение, но и этой малости хватило, чтобы в очередной раз почувствовать ненавистное и беспокоящее меня сердце. Если быть точнее, то, что когда-то было сердцем. То, что когда-то было сердцем, беспардонно достали во благо прогресса и заменили его жалкими трубками и механизмами. Будь я простым человеком, не знаю, сколько бы я продержался с такой ношей в груди. Но нет. Я страна, поэтому я выжил. Выжил и вызвал фурор. Тогда я считал этот поступок предательством, а теперь мне как-то пугающе все равно. Наверное, потому, что новый имплантат подходит мне чуть больше. А может, потому, что чувства ушли вместо с тем теплом в груди, что дарило мне надежду, что еще не все потеряно, что все еще можно изменить… А теперь то, что когда-то было сердцем монотонно отбивает свои удары, окончательно загоняя меня в тупик. И вот, мое фальшивое сердце глухо и безразлично стучится по грудной клетке, уже и не надеясь, что я когда-нибудь выпущу его на волю. Такой радости этому куску железа я совершенно точно не доставлю. Иногда я задаюсь себе вопросом, как я вообще? Вообще – это что-то уж слишком обширное для того, чтобы просто взять и описать это словами. Если разбираться, то в итоге в этом «вообще» спрятаны настолько разные вещи, что мне кажется, что этот предмет в грудной клетке бьется чуточку быстрее, чем предписано на помятой бумажке теми заумными простофилями, которые с голодным взглядом стервятников смотрят очередные результаты моих обследований, размышляя над тем, не нужно ли мне в груди еще больше металлолома. Почему мои глаза все еще не стеклянные, руки и ноги не заменены пластиковыми имплантатами, а сам я все еще не посажен куда-нибудь на полку, словно дорогая фарфоровая кукла? Наверное, в их сердцах, сердцах создателей моего проклятия, все еще живых, но чуть-чуть гнилых, осталось что-то, что не позволяет им сделать этого. По своему обыкновению я часто задумывался над этими и еще очень многими вещами, прислушиваясь к ним. К восьмидесяти ударам в минуту. Эти удары провожали меня перед сном и встречали на рассвете. В такие моменты мне иногда казалось, что еще чуть-чуть, и безжизненный механизм вдруг обрастет мышцами, потеплеет и ускорит свой ритм, радуясь идущему впереди меня времени. Но нет. Тихие, почти механические звуки, проходившие по моему телу волнами могильного холода, не собирались ни исчезать, ни оживать окончательно, внемля моим тихим мольбам. Зачем я попросил об этой маленькой услуге? Сам не знаю. Наверное, чтобы не разочаровывать тех, кто еще осмеливался прильнуть ко мне для нерешительных объятий, для тех мгновений, когда совершенно не важно, что будет в следующий момент. В момент, когда тихая ненависть к куску металла в моей груди снова возьмет верх. Довольно часто я чувствовал себя, как Дровосек из «Волшебника изумрудного города», ведь у него тоже не было сердца. Только сейчас я понял, каково было жить простому персонажу из детской сказки. Возможно, я сам вжился в его роль, а он стал моим кумиром. Но это не было настолько важно. Все, чего мне хватало, так это того, что я понимал его. И он понимал меня, смотря на меня печальными глазами со страниц старой книжки, взятой в библиотеке. Это было в какой-то степени идеально, если бы не реальность, настойчиво стучавшая по вискам. Из всех скудных чувств, что жухлой листвой разостлались в моей голове, на деле самым ярким была жалость к себе. Она буквально пожирала меня изнутри, дарила мне взамен какую-то глупую и детскую обиду, совершенно неуместную, но зато такую обнадеживающую и спасительную. Так было легче жить, буквально слыша каждый удар живых сердец, что постоянно окружали меня ослепляющей тюрьмой, в которой словно хлысты били меня мои же восемьдесят ударов в минуту. Все это повторялось раз за разом, не меняя в себе ни одной детали, и я уже начал задумываться над тем, а не оставил ли меня рассудок окончательно? Не было ли все происходящее лишь моей галлюцинацией или каким-нибудь уж очень странным сном, от которого поутру останется лишь легкое послевкусие воспоминаний? Но нет. Я уже давно не мечтал, а во снах меня приветствовала лишь усталая пустота, следившая с неприкрытым недовольством за тем, как я беспардонно вторгался в ее владения. Все происходящее где-то в одной из реальностей, окружающей меня с самого моего первого вздоха, внезапно лопнуло, словно мыльный пузырь, оставив от себя только воспоминания. Тогда я, помнится, не на шутку встревожился, судорожно вглядываясь в серые лица, в поисках одного-единственного взгляда, что обжег меня, словно что-то запретное и настолько опасное, но желанное, что воздух из легких выбило, словно по какому-то волшебству. Все-таки, я нуждался в своем Волшебнике из страны Оз и это было слишком очевидно. Описать ту радость, когда я нашел Его, я не могу. Её просто не было. Зато было чувство, нет, осознание того, что, если бы все было немного иначе, то моему счастью не было бы границ. Под внимательным взглядом изумрудных глаз, выдающих всю сущность его хозяина с головой, мне иногда становилось неловко, ведь элементарные приличия, которые существовали как что-то само собой разумеющееся, мой Волшебник либо полностью игнорировал, когда ему вздумается, либо до смешного исполнял в самой строгой манере. В любом случае, Волшебник оказался корыстным. Хотя, я не сужу его за это, ведь в городе, полном изумрудов, очень сложно остаться с незапятнанной душой. У Волшебника, наверное, тоже нет сердца, ведь он так старательно душил его в прошлом. Да и город его на деле блистал отнюдь не изумрудами. Но на то он и волшебник, чтобы по своему желанию делать из стекла изумруды, а своим умом исполнять желания. И пусть я буду дураком, Керкленд, я тебе поверю. И прямо сейчас я просто поверю в твой откровенный обман, поверю, что наши сердца сдвинулись с мертвой точки, что твои руки на самом деле не такие холодные, как я себе представлял, что старая книжка с картинками может рассказать о нас в разы больше, чем мы сами и, разумеется, то, что ты бескорыстно подарил мне тот ритм, что отбивает теперь чуть больше, чем восемьдесят ударов в минуту… Именно поэтому я, тихо напевая себе под нос, иду в Изумрудный Город по дороге, выложенной из желтого кирпича, ведь мой Волшебник хочет, чтобы ему верили. Моё сердце остановилось... Отдышалось немного... И снова пошло.