Булочка с облаками

Этим утром холодным небо рисует полотна. Я обнуляю твой профиль с чашкой чёрного кофе. Снова мысли по кругу, мы теряем друг друга. На столе наше фото, а меня всё трясёт. Relax, relax, relax cнимает усталость - Настойка из трав и тёплая ванна с сигарой; Но душу не излечить: ни сном, ни травяным чаем; На кухне твои ключи. О, Боже - как я скучаю. ALEXEEV — Как ты там?

      — Добрый день, что для вас? — молодая кассирша тепло улыбнулась.       Парень на секунду задумался, невольно засмотревшись на её доброе, усыпанное веснушками лицо, и как-то грустно опустил взгляд на витрину с разнообразными пирожными и сдобными изделиями.       — Одну булочку со сливками, — тихо ответил он.       — Это все? — вежливо поинтересовалась девушка все с той же улыбкой.       — Да.       — Говорите дальше…       Саске взял поднос с единственной маленькой булочкой на нем, и нашёл глазами знакомое место у окна, направившись туда.       Ей очень нравилось тут.       Он осторожно присел, взглянув на только что купленное пирожное.       «— Тут пахнет, как у моей бабули в деревне, когда она готовила наш с сестрой любимый пирог! — девушка говорила с таким детским восторгом, что он невольно улыбнулся. — Давай зайдём сюда? Ну, пожалуйста!»       За окном напротив стола как раз были белоснежные облака, невероятно воздушные и на взгляд такие приятные, что хотелось дотронуться до них, укутаться, раствориться и…       Булочка с облачком. Так она восторгалась, когда впервые попробовала её.       «— Все же мечтали в детстве попробовать облака на вкус! Неужели ты не мечтал? — он отрицательно покачал головой, все так же слабо улыбаясь, внимательно наблюдая за ней. — Ну ты и зануда, — она насупилась, принимаясь уплетать пирожное».       Обычное тесто со сливками она называла облачком. Да, вкусно, очень нежно. Но она словно маленькое дитя, представляла, что пробует на вкус облака. Саске это казалось очень забавным тогда, но в тоже время чем-то странным. Просто он этого не понимал. Облака — это всего лишь конденсированная вода, взвешенная в атмосфере, а булочка с кремом — это просто булочка с кремом. Какая тут связь?       «— Вот закрой глаза и представь, словно ты не тут, а ты там, далеко, лежишь на одном из пушистых облаков, прямо в самом центре, вокруг только они, больше ничего, и ты пробуешь одно из них на вкус, а теперь кусай! — Саске послушно откусил небольшой кусочек от протянутой ему булочки, почему-то захотелось ей подыграть».       Сливки и тесто. Вкусно, но ничего особенного. Так он думал тогда, потому что не сделал так, как она сказала, он ничего не представлял, даже не пытался. Он ведь уже взрослый, и это так глупо, но она была так счастлива и прекрасна в своей детской радости, что просто не мог поступить по-другому…       «— Почувствовал? — с надеждой спросила девушка. — Да, — соврал Саске. — Теперь ты знаешь какое оно на вкус!»       Сакура. Так её звали. Она была необычной во всех её проявлениях. Необычное имя и необычный цвет волос.       «— Ты что думаешь, я крашенная? — он тихо засмеялся. — Ничего смешного! Клянусь тебе, это натуральный цвет! Я светленькая, но цвет отливается нежно розовым оттенком. Врачи говорят, что это сложная генная мутация, и даже брали у меня много анализов. Они все были в полном шоке, когда узнали, что такое возможно. И такой цвет волос, как у меня первый в истории человечества!»       «Врушка», — подумал Учиха, но не стал озвучивать это вслух.       Ей было всего шестнадцать. Ему было почти двадцать пять. Сакура казалась ему маленькой девочкой, но в то же время женственности в ней было столько же, сколько во взрослых красивых девушках. Не физической, ведь он не смел разглядывать её, даже не пытался. Духовной женственности. И в тоже время какой-то детской наивности. Ему было сложно понять, как в ней так гармонично сочетались эти качества.       Они познакомились случайно. Когда была промозглая зима, ужасный холод на улице, она кормила уток на озере в парке. Покрасневшими и дрожащими руками она поправляла свою белую шапку с помпоном и отламывала по кусочку свежего, только купленного хлеба, бросая его птицам. А Саске случайно заметил это, гуляя со своей собакой. Странная девчонка, подумал он. Ведь все бы ничего, но это было в шесть утра.       «— Простудишься ведь, глупая, — угрюмо бросил он, проходя мимо.       — Я тепло одета. А уточкам кушать взять неоткуда, зима ведь. Только я им помочь могу, — серьезно ответила она, не отрываясь от своего занятия, даже не взглянув на незнакомца.       — Но другие утки же как-то выживают без тебя, — заинтересованный её намерениями, он даже остановился, заметив сразу её розовые волосы.       Она повернулась, и её зеленые большие глаза посмотрели на него. Они были такими яркими, что на фоне белого снега они казались двумя мерцающими изумрудами.       — Да, но ведь когда тебе помогают в тяжелые минуты, становится намного легче, ведь так? — она улыбнулась. — Я ведь каждый день сюда прихожу, чтобы они знали, что есть кто-то, кто о них заботится».       Казалось бы, так странно. Это заявление даже вызывало смех, но он не засмеялся, чтобы не смутить её. Только улыбнулся. Она показалась тогда чистым белоснежным холстом, не испорченным темными мазками гуаши. Она сияла белизной, и Саске не понимал, откуда тогда в его сером сознании взялось столько романтизма».       Оказалось, что она ещё школьница. И ей как раз нужен был репетитор, чтобы сдать экзамены и поступить в колледж. Слишком много совпадений. Он как раз был учителем математики.       Так все закрутилось.       После этого они погуляли пару раз, и он общался с ней, все больше убеждаясь в том, что она удивительная. Она каким-то образом выделялась, была словно не из этого мира.       Саске подробнее рассказал о своём образовании, и она с нескрываемым задором пыталась проверить его, точно ли он учитель, а не маньяк, задавая ему серьёзные вопросы по учебе, и хихикая, когда он начинал серьезно отвечать.       Её родители наняли его, когда она соврала, что ей его посоветовала её хорошая подруга. Тогда он понял, что она тоже этого хотела. Хотела быть рядом с ним. Иначе бы давно все это прекратила, понимая, что все идёт не туда, куда нужно.       А все действительно шло не туда. Его чувства к ней набирали обороты, а Сакура, не смотря на его холодность и отстранённость, тянулась к нему все сильнее.       А ей ведь всего шестнадцать. А ему уже двадцать пять. Его удивляло, что это её ничуть не отталкивало.       Саске понимал, что она для него была недосягаема. По нескольким причинам. Но все равно не мог ничего с собой поделать.       Иногда ему хотелось погладить её женственные руки, которые так старательно выводили формулы под его присмотром. Хотелось погладить её кожу и убедиться, что на ощупь она такая же нежная и бархатная, как кажется его глазам. От неё всегда пахло слабыми нотками ванили, и так хотелось обнять её и зарыться лицом в её шёлковые волосы, чтобы до конца прочувствовать и насладиться её ароматом.       Но он не мог. Он преподавал ей математику, а она была его ученицей.       Но они все равно гуляли вместе, тайком, чтобы её аристократичные и строгие родители не догадались об этом. Он чувствовал, что счастлив с ней. И по её искренней улыбке и порозовевшему лицу можно было понять, что и она тоже.       Дни шли, и скрываться стало все сложнее. Сначала она врала родителям, что гуляет с подругой, но им нужно было знать точно, с какой. И они как-то встретили ту самую подругу во время их гулянки, и потом Сакуру на неделю посадили под домашний арест за её ложь.       Она попросила тогда его кормить тех самых уток, пока она не может. И попросила не винить себя ни в чем и не исчезать. Со слезами на глазах. И он кормил. Каждое утро.       Но Саске знал, что во всем виноват он. Её семья — главные управляющие компании по строительству многоэтажных зданий. И он понял, что его туда не примут ещё когда пришёл в их огромный шикарный трёхэтажный особняк.       Он обычный преподаватель математики в ВУЗе. А она из семьи долларовых миллионеров. Ну и зачем он продолжал все это? Ведь это влекло за собой лишь новые порции вранья, её наказаний и в конце концов их ссор.       Он снова взглянул на булочку со сливками, которая олицетворяла для него её характер.       Легкая, воздушная, бесконечно добрая.       По ней ведь вообще нельзя было сказать, что она из семьи одних из самых богатых бизнесменов. Ни в их первую встречу, ни в последующие. Она не носила дорогие бренды, пределом её мечтаний не были карьера и деньги, её самооценка была ни капли не завышена. Наоборот, она даже стеснялась всего этого. Она всегда говорила, что мечтает о простой и скромной жизни. Но правда ли это было так? Она ведь всегда жила в роскоши, знает ли она хоть что-нибудь о простой жизни? Конечно не знает.       Он же уже взрослый и опытный и давно должен был понять, что это ни к чему не приведёт. Пока это не зашло слишком далеко, просто прекратить это. Но он не мог. Она жила надеждами, а он жил в страхе. Ему в какой-то момент стало страшно потерять её, а понимание того, что это неизбежно, давило и вгоняло в депрессию.       Они виделись все реже, а крепкие спиртные напитки обжигали его горло все чаще.       Но однажды произошло то, что в конечном счете должно было произойти рано или поздно…       «— Сакура, что случилось? — он обеспокоенно посмотрел на девушку, которая стояла у его дверей, содрогающаяся в рыданиях и с огромным чемоданом в руках.       — Саске, — она бросилась к нему в объятия, сильно впившись руками в его спину и громко всхлипывая. — Пожалуйста, давай уедем, давай убежим вдвоём куда-нибудь.       Саске приобнял её в ответ. Он спокойно завёл её вместе с чемоданом домой. Первое, что он понял из всей этой ситуации — у неё истерика, нужно было успокоить её. Они простояли в обнимку очень долго, но Саске не хотел нарушать эту идиллию. Ему почему-то было страшно услышать её голос. Он никогда её такой не видел, она никогда не плакала при нем, и он правда боялся узнать причину всего этого.       — Они сказали, сказали, что если ещё раз увидят меня с тобой, то мы уедем отсюда. Навсегда уедем, — она все не успокаивалась, её голос дрожал, и она закрыла лицо руками.       Саске неспешно достал сигарету и также плавно зажег её.       Это был тот день, которого Саске ждал. Тот день, когда все закончится. Он слишком много думал о нем, и успел понять, что он не в силах что-то изменить. Кто он такой, а кто её родители?       А эта дурочка пришла к нему с чемоданом и правда думает, что они возьмут и сбегут? Ей даже восемнадцати нет, её не увезти далеко. А в этой стране от её родителей им прятаться бесполезно. Он обдумывал столько вариантов, что уже не сосчитать, и все они были за гранью реальности.       Они уже ничего не смогут сделать.       Они не встречались. И конечно не были любовниками. У них даже не было первого поцелуя. Они ничего друг другу не обещали.       Они просто полюбили друг друга. Стали родными. По-случайности. И чтобы понять это им не нужно было физической связи. Не нужно было поцелуев, любовных ласк, секса. Было достаточно занятий по алгебре, на которых Сакура старательно слушала его, а он с большой любовью к своему делу объяснял ей тему. Достаточно было вместе кормить её любимых уток на озере и давать некоторым имена, пусть это и казалось ему чем-то глупым. Играть в снежки, словно маленькие, гулять по вечерам и делиться историями из детства, которые у них были такими разными. Приходить в эту булочную, что была далека от престижных ресторанов, в которых она ужинала с родителями, и заказывать из раза в раз одно и тоже.       Он хотел быть рядом и оберегать её, она ведь такая наивная и беспомощная, ещё совсем маленькая. Она хотела остаться и видеть, как он счастлив, как он улыбается от её детских выходок, ведь он всегда такой угрюмый и холодный.       — Пойдём, — Саске потушил недокуренную сигарету прямо о раковину, выбросив туда же.       Осторожно взял её за руку, другой прихватил её чемодан и направился к выходу. Она не сразу поняла, что происходит, глаза все ещё застилала пелена из слез. И опомнилась только тогда, когда он уже вез её на своей машине.       — Куда мы едем? Аэропорт ведь в другой стороне… — тихо спросила Сакура. — И ты не собрал свои вещи…       Он промолчал.       — Саске, ты меня слышишь?       — Я отвезу тебя домой, — он даже не повернулся в её сторону.       Неужели это стало ударом только для неё? Неужели для него ничего не значили их встречи? Даже после того, как её родители стали догадываться об их встречах, они их не прекратили. И он не испугался, как боятся все. И она искренне верила, что у него к ней такие же чувства. И пришла к нему, потому что знала, что он поможет, он что-нибудь придумает… А сейчас он ведёт себя так, словно ему плевать.       — Саске! Останови машину! Я не поеду туда! Почему?! Почему ты игнорируешь меня?! — она отстегнула ремень безопасности, взглянув в его глаза.       — Сакура, успокойся и замолчи. Твоя истерика ничего не решит. И пристегнись.       Она ещё несколько секунд смотрела на него ошарашенными глазами, но он так и не оторвал своего взгляда от дороги. Просто сдался и так спокойно с этим смирился. Девушка отвернулась и поникла.       — Твои родители дома?       — Нет.       Он остановился рядом с её крыльцом. Саске был уверен, что поступает правильно. Это её семья, они богаты и у них есть все, что нужно для её счастливой жизни. Он этого дать ей не сможет. И он не может ставить свои чувства выше её благополучия. И так ведь делал это все это время. И она из-за него сейчас страдает. Они никогда не смогут быть рядом, она не будет его девушкой, не станет его женой, не родит ему детей. И зря он столько об этом думал.       Он так же спокойно и тихо вышел из машины, достал её чемодан и она вышла следом.       — Тебе помочь с вещами?       — Родители скоро вернутся и могут тебя увидеть.       — Кажется, я спросил тебя о другом.       — Если ты так не боишься их, почему не увезёшь меня? — она опять почувствовала, как к опухшим глазам подступают слезы.       Он вздохнул. Больше не мог слушать это и видеть её слезы. Нужно все прекратить прямо здесь и сейчас. У неё впереди целая жизнь. Несколько дней, недель и она его забудет. И будет счастлива. Так будет лучше.       — Сакура… Прощай, — последний раз взглянул на её красивое лицо, понимая, что видит её в последний раз.       Он развернулся и направился к машине, не обращая внимания на то, как с каждым шагом все больше чувствовал, как пустеет внутри, а все их счастливые моменты становятся лишь болезненными воспоминаниями о невозможной и абсурдной любви между школьницей и преподавателем.       — Ты… Ты предатель, Саске! — крикнула в след и он остановился. — Я ведь… я ведь люблю тебя! Мне не нужна жизнь, в которой не будет тебя! — она надорвала голос, а он обернулся. — Пожалуйста, не бросай меня… — тихо взмолилась, зажмурив глаза и чувствуя, как онемевшие ноги больше не держат её и она начала падать.       Саске почти в один миг оказался рядом, не дав этому произойти, он прижал её к себе, очень крепко, с таким безумием, словно он долго не мог и наконец сорвался. По его дрожащим рукам она поняла, что его маска безразличия с треском разорвалась.       — Саске…       Её голос, её нежные волосы, которые щекотали его щеки. Её гладкая кожа, и эти всхлипы, её рыдания разрывали его сердце на части. Он любил её, но это было неправильно, он не имел на это права. И Сакура впервые дала понять ему, что она оказалась в той же клетке.       И Саске сделал то, чего не должен был делать никогда. Он осторожно провёл рукой по её щеке, встретившись взглядом с её растерянными глазами и поцеловал её. Очень нежно и ненавязчиво, так, чтобы она в случае отказа смогла сама разорвать их поцелуй. Но девушка лишь обняла его, так осторожно и невинно пытаясь ответить.       Сколько в этом поцелуе было чувств, и они рассказали друг другу о них, так просто, так чудесно и романтично. Без капли пошлости, без единого намёка на неё.       Он отстранился, заметив на её щеках румянец, и она смотрела на него, словно теперь все знала, знала о всех его страданиях и переживаниях. Знала всего его.       А он смотрел на неё с тенью истомы, ведь тоже почувствовал все то, что было у неё на душе.       — Сакура! Какого черта тут происходит?!       На её будучи блестящих влюблённых глазах все исчезло. Она задрожала, испуганно развернувшись в сторону, откуда услышала голос своего отца.       Неужели они настолько её запугали? Как родители могут настолько пугать свою единственную дочь? Его всегда это безумно раздражало, словно это был не их родной ребёнок, а бездушная машина, функция которой было продолжать их семейное дело. Но Сакура всегда им говорила, что хочет стать медиком. Но конечно же, этого они ей не позволили.       — Отойди от неё, ублюдок! — Кизаши с безумием в глазах схватил Сакуру за руку так, что она вскрикнула, притянув её к себе рывком. — Дура, тебе видимо совсем не пошёл на пользу наш разговор! — он с хорошего размаху влепил ей пощёчину, но она даже слова не сказала ему в ответ.       — Какого черта ты делаешь? — прошипел Саске, сжав пальцы в кулаки.       Руки чесались, хотелось врезать её отцу, и наконец открыть ему глаза, что ведёт он себя как говнюк. И его всегда поражало, что каким бы ослом Кизаши не был, она все равно любила своих родителей. Пусть он и мог поднять руку на неё, а её мать хладнокровно молчать и параллельно соглашаться с его методами воспитания. Сакура все равно никогда ни единого плохого слова о них ему не сказала. Он только видел порой синяки на её тонких запястьях, которые было отчётливо видно на молочной коже. Но он не задавал лишних вопросов, понимая, откуда они там.       Кизаши, не поверив своим ушам, удостоил своим разъяренным взглядом Учиху.       — Щенок… Ты хоть понимаешь, что одного моего слова будет достаточно, чтобы ты больше никогда не смог открыть свой рот?! Мы взяли тебя, платили хорошие деньги, доверили тебе свою дочь, а ты чем отплатил за нашу доброту? Ты хоть знаешь, что ей восемнадцати ещё даже нет?! Пошёл вон, пока я тебя не придушил своими же руками!       Саске чувствовал, как с силой сжимаются челюсти, как его раздражала вся эта ситуация, но черт возьми, Кизаши был абсолютно прав. Он поступил как полный идиот. Поцеловал несовершеннолетнюю школьницу на глазах у её родителей, которые ещё и только сегодня ей сказали, чтобы духу её рядом с ним не было…       «Прости, Сакура, я не смог спокойно и тихо исчезнуть из твоей жизни».       — Я прошу у вас прощения за это, — Саске склонил голову, правда раскаиваясь.       Затем он тихо поднялся, и резко замахнулся, ударив её отца прямо в лицо, вложив в удар не мало силы, от чего Кизаши повалился на землю, задыхаясь и краснея от злости, хватаясь за ноющую от сильной боли челюсть.       — Саске, нет!       — А это вам за Сакуру. Она, черт возьми, души в вас не чает, а вы наплевали на неё, вам не важно, чего она хочет, вы озабочены только своими желаниями. Она маленькая, робкая и беззащитная девушка, на которую собственный отец смеет поднимать руку лишь за то, что она пытается быть собой.       Он выпрямился, заметив краем глаза несколько секьюрити, которые неслись в его сторону.       Кизаши не сказал ему ни слова, лишь поднимаясь на ноги и наблюдая.       Саске был готов к этому, и ему было не страшно. Он напоследок посмотрел на неё. Она снова плачет. Как же ему хотелось бы, чтобы у неё была нормальная семья, заботливые, любящие мама с папой, она ведь это заслужила. Добрая и светлая, она сияла яркой звездой на чёрном небе.       Он чувствовал, как его ударили в живот, и он пытался ответить, уже замахнулся, но сзади его схватили и держали, их было много. Несколько ударов в лицо, и правый глаз уже не открывался, во рту был солоноватый вкус крови, которой он чуть не захлебнулся.       И её глаза, полные отчаяния и безысходности, её крики и мольбы прекратить это безумие резали его уши. Ему так не хотелось, чтобы она видела, как его забьют до смерти, и он молился про себя, чтобы кто-нибудь её увёл. Его били какими-то палками, и последнее, что он помнил перед ударом по голове и отключкой, что несколько охранников держали её, чтобы она не побежала к нему.       «Уберите от неё… свои грязные… руки…».        Саске не знал, почему его тогда оставили в живых и не убили, ведь он вскоре очнулся в больнице. Весь искалеченный, но без серьёзных травм, которые могли бы означать его инвалидность. Врачи сказали, что пару-тройку недель, и он сможет вернуться к нормальной жизни. Ему так никто и не ответил, что произошло и как его нашли.       Позже он услышал по новостям, что известные бизнесмены Харуно увезли свою дочь учиться в другую страну. На этом вся информация о том, где может быть Сакура для него закончилась. Возможно ли, что они послушали Сакуру и решили ради неё оставить его в живых, или же боялись лишних судебных разбирательств и слухов? Ведь даже историю о том, что его избили, настолько замяли, что даже врачи об этом не знали ничего.       И он подумал тогда, что так и должно было случиться. Она должна была уехать и начать жить своей жизнью, а он остаться и продолжить жить своей.       Какое-то время Саске фальшиво притворялся, что все в порядке. Но сам себя обмануть не мог, хоть и пытался. И понимал, как ошибался, думая, что справится. Он не мог больше жить жизнью, в которой нет её.       Сначала он начал пить время от времени, пытаясь в пьяном безумии уйти от реальности, но…       «— Где она сейчас? Помнит ли обо мне? Думает? Или она забыла… — ещё несколько глотков, обжигающих глотку своей крепкостю. Все мысли в голове слились в одну, в одну стройную, розоволосую девушку, с доброй улыбкой… — Сакура… может, ты уже нашла себе другого? И он любит тебя, заботится о тебе... — он разбил о стенку бутылку с дешёвым виски. — Черт!»       Это безумие даже и не думало заканчиваться. Оно только начинало набирать обороты с каждым глотком алкоголя и каждым днём, каждым вечером, в котором больше не было тех встреч, утренних прогулок, не было её зелёных, влюблённых глаз… Он даже и не заметил, когда начал судорожные поиски её местонахождения. Компьютеры, цифры, координаты, взломы, незаконное хакерство. Ничего не дало результатов, она словно испарилась, исчезла из этого мира.       Он стал пить каждый день. Так Саске справлялся с чувством вины, которое душило и не отпускало, с тем, что все его нутро требовало найти её, хоть это и неправильно. Он просто должен был оставить её в покое.       Его друзья стали прятать бутылки, ночевать у него и следить, чтобы он прекратил, когда его один раз чуть не уволили с работы из-за неявки. А главное, никто не мог понять, что с ним произошло, что могло случиться у такого заядлого холостяка, у которого ни жены, ни детей, ни семьи... Если начинали спрашивать, Саске холодно и отстранёно намекал, чтобы они не лезли. Через несколько месяцев он все же научился себя контролировать, почти перестал пить, но лучше ему не стало. Стало только хуже. Он начал чаще думать, вспоминать... И он стал приходил сюда. В это кафе, чтобы его снова и снова охватывало чувство ностальгии. Чтобы сошедший с ума разум рисовал рядом с ним каждый раз её счастливый образ милой девушки, которая пробует на вкус облака вместе с ним. Чтобы она жила в его душе и в его сердце, и он помнил её такой, какой полюбил тогда, два года назад.       Саске съел сдобу, довольно быстро, ведь у него никогда не получалось, как у неё, придать булке метафорический образ. Раньше не получалось, потому что он не хотел. А сейчас не получалось, потому что рядом не было её.       Он уже собрался уходить, вставая с места, как вдруг заметил за окном, как промелькнуло что-то яркое и… розовое. Да, Саске много раз видел её лицо, тело, необычные розовые волосы в пьяном бреду, видел и трезвым, но… Это было словно наяву. Он вздохнул, понимая, что ему снова показалось.       Развернулся, направляясь к выходу, и застыл на месте, не в силах шевельнуться.       Ему не показалось. Либо он совсем сошёл с ума, либо это она, она стояла перед ним, с таким же шокированным и обескураженным выражением лица. Прекрасная девушка, повзрослевшая, уже совершеннолетняя, с длинными, отросшими волосами, в красивом легком летнем платье. Это точно была она. Это Сакура.       Он почувствовал, как во рту пересохло, когда она все же робкими шагами направилась к нему.       — С-Саске, это я. Ты меня помнишь?       Её голос. Он мечтал услышать его вновь, хотя бы по телефону, хоть на записи диктофона, хоть где-нибудь. Саске просто не мог поверить, что все это наяву. Неужели эта дурочка думала, что он мог её забыть?       — Сакура…       Она растерянно отвела взгляд, оглядываясь по сторонам, но затем снова посмотрела на него, улыбнувшись так, как она улыбалась в его воспоминаниях. Он спит?       — Я знала, что смогу найти тебя здесь.       Ему хотелось закричать, и казалось, что его разум окончательно сошёл с ума.       — Я… я искала тебя.       — Зачем? Два года ведь прошло, Сакура…       — Да, я знаю… Но не смотря на это, я все равно решила к тебе приехать, — её голос становился все тише и все грустнее. — И… не знаю, помнишь ли ты, но мне недавно исполнилось восемнадцать, поэтому я смогла сделать себе паспорт и сбежать. Извини, ты наверное уже забыл обо всем и у тебя своя жизнь, но я…       — Надолго ты? — тихо спросил он, все ещё не веря во все происходящее.       — Я-я, ну, я приехала к тебе, чтобы… — она растерялась, покраснела и принялась разглядывать что-то на полу. — Я хотела остаться тут с тобой, но если тебе это уже не нужно, то я все пойму, прошло ведь так много време…       Сакура не смогла договорить. Его губы накрыли её, целуя, вкладывая в этот поцелуй всё своё отчаянье, чувствуя их приятное тепло. Он прижал её к себе сильнее, теснее. Чувствовал, как ей стало трудно стоять на ногах и, придерживая, обнял её так крепко, как всегда мечтал. И она нежно отвечала ему на поцелуй, зарывшись в его волосы своими тонкими пальчиками. Так застенчиво и невинно. И с каждой секундой он успокаивался все больше, убеждаясь, что она настоящая. И она здесь. Она не забыла его и приехала. И она теперь рядом с ним.       А он её не потеряет больше. Никогда.       — Черт, ни на секунду больше не отпущу, слышишь?