Приличный католический мальчик (и его друг-натурал)

Фрэнк не болтлив. Профессия не располагает. Красный много болтает на работе, а в быту и на «второй работе» тоже молчит. Два молчуна на крыше редакции ночью. Молчаливое проникновение в здание. Молчаливый же обмен касаниями. И жестами. Фрэнк не знает, как Красный это делает, но у него будто глаза на жопе. Фрэнк привык. Они оба привыкли. Фрэнку уютно молчать рядом с Красным: тот понимает без слов. Красный привык к тому, что Фрэнк молчит и не отвлекает… Именно поэтому, когда тишину помещения разорвали голоса, они сразу поняли: что-то не так. — Где эти ёбаные бумажки?! Опять всё прокурили, ничего не чую. — Ты не охуел орать, Красный? Тебя даже глухая старушка Хоукая на том конце квартала слышала. — Не пизди. Фрэнк раскрыл рот — сказать, какой противный у Красного голос. Застыл. Закрыл рот. Это ложь, надо сказать правду. Пару мгновений давился словами. Не справился. — Продолжай, обожаю звук твоего голоса. Блядь, я не хотел этого произносить вслух! — Да о чём тут говорить?! О том, что мы явно под воздействием чего-то, что заставляет нас трепаться? Хорошо ещё, тут некому спрашивать, иначе мне бы пришлось себя оглушить, чтобы не раскрывать чужих тайн. — И много знаешь? — Дохуя. Блядь, Фрэнки, только не спрашивай о них. Пожалуйста. Просящие нотки в мягком голосе Красного ужасно сексуальные. Фрэнк зажал рот ладонями, чтобы не проболтаться и об этом. «Красный» и «секс» всегда хорошо смотрелись в одном предложении. Фрэнк укусил себя за ладонь — боль немного отрезвила. — Знаешь, пока мы не выясним, что это за хуйня, или пока не кончится её действие, нам вообще лучше языки в жопы засунуть. Красный сдавленно застонал, а в следующую секунду Фрэнк понял, что надо было молчать: все мысли оказались заняты желанием стянуть с Красного штаны и… Зря он это сказал. — Фрэнки-и. Когда Красный успел оказаться так близко? Повис на Фрэнке, «смотрел» маской прямо в глаза, тянулся руками… — Блядь, нет. — Ты же понимаешь, что у нас теперь есть выбор только между тем, чтобы засунуть языки в задницы друг другу, и тем, чтобы попытаться сделать ауторимминг. Я-то смогу, а вот как переломает тебя, мне даже не любопытно. Фрэнк снова закусил ребро ладони. Молчать. Надо просто молчать. И вылизать Красному прямую кишку изнутри. Перевернуть, содрать штаны и зарыться лицом между упругих половинок. — Ох, Господи, ёбаный Бог! Красный успел зайти сзади и лапал Фрэнка так, что ему хотелось дать… в челюсть. В рот. А-а-а, блядь! — Разреши мне, Фрэнки, — ввинтился в уши громкий шёпот. — Где твоя хвалёная выдержка, долбоёб? Возьми себя в руки! Ладони с его, кхм, бёдер, мгновенно исчезли. Красный завозился сзади, глухо охнул. — Ты прав, так значительно лучше. Смотри сам! Ещё не закончив оборачиваться, Фрэнк знал, что увидит. Красный стоял, расстегнув штаны и в прямом смысле держа себя в руках. Головка его члена, в темноте аккурат того же оттенка, что и костюм, крайне соблазнительно контрастировала с кожей ладоней — так вот чего он возился так долго, перчатки стягивал. — Мало что красивее в жизни ви… Фрэнк заставил себя подавиться словами — вцепился зубами в кулак. В который раз. — Хочешь потрогать? Я хочу, чтобы ты потрогал. И вылизать тебя! — Да заткнёшься ты наконец?! — Я всю жизнь молчу. Дважды и трижды думаю, прежде чем открыть рот, очень редко говорю о своих желаниях. А теперь у меня такой охуенный повод перестать молчать. Я просто не хочу сопротивляться этому. Потом, конечно, найду того, кто это сделал, и выну ему мозги через жопу, но сейчас я хочу рассказывать тебе о том, чего хочу и что чувствую. Даже если потом ты перестанешь со мной работать. Но ты не перестанешь, потому что такой же идиот, как и я. Я буквально вижу, как быстро бежит твоя кровь по сосудам. Я слышу каждую твою мысль. Чую твоё желание. Я чувствую всего тебя, Фрэнки, и единственное, чего я сейчас хочу, — это чувствовать тебя сильнее. Я хочу сказать это, хочу подтолкнуть тебя, потому что ты тоже едва сопротивляешься. Заставь меня замолчать, пока я не приказал тебе. Он выдал это на одном дыхании. Адвокат, привыкший к долгим речам. У Фрэнка аж голова закружилась от тысячи способов, которыми он может заставить Красного заткнуться. Он выбрал накрыть его рот второй ладонью. — У меня есть множество вариантов, Красный. Когда-нибудь я испробую на тебе все, но это будет не сегодня. Вывески за окнами заморгали — опять хуйня с электросетью. Неважно: Красный, раскрыв рот ещё шире, впился Фрэнку в перчатку зубами, полез языком между жёсткой тканью и кожей, жарко выдохнул, отвлекая от мыслей о его жопе на другие, такие же непристойные, толкнулся в собственные руки, втянул воздух носом. — Охуенный. Фрэнк обнаружил, что снова потерял контроль. Рука, которая запечатывала за миг до этого его собственный рот, теперь лежала у Красного на затылке. И они вдруг оказались почти вплотную друг к другу. Да на хуй всё это! — Кончи для меня, Красный. Давай. Тот всхлипнул. Снова толкнулся бёдрами себе в ладони. Ткнулся Фрэнку лбом в плечо. Непонятное влияние, заставлявшее говорить и подчиняться, рассеивалось, будто смытое его оргазмом. Или будто кто рубильник дёрнул. В полной темноте Фрэнк сжал руку на загривке Красного и притянул ещё ближе к себе. Желание вылизать его зад никуда не делось.