Руки

«…Моё внимание привлекла одна влюбленная пара. Меховые сапожки ступали едва медленнее лайковых ботинок, брюки упорно тянули пышную юбку за собой. Вдруг, бледно-розовый рукав девушки задел плечо чужого пальто. Звук шагов растворился в шепоте ветра, и две фигуры замерли в трепетном ожидании. Даже сам ветер, завороженный следующим зрелищем, не смел поднять в воздух шляпки девушки. Весь мир взволнованно лицезрел, как тонкие подушечки её пальцев примирительно защекотали широкую ладонь спутника, чьи глаза уже загорелись огнем надежды. Их пальцы содрогнулись, прежде чем сплестись воедино; снова участился звон шагов, но атмосфера вокруг влюбленных уже не та, что раньше: исчезла стройность и необъятность, мягкость и чёрствость — остались лишь две, связанные чем-то большим, нежели простой хваткой, души. Сквозь извилины в соединении виднелись легкие тёмные просветы. Каждый изгиб, каждая неровность слились, перетекли в новый, совсем незнакомый им вид несовершенства. Незнакомым показался влюбленным весь окружающий их мир. Словно его краски стали ярче, желание жить — намного сильнее. В завесе утопающей звезды тонули два непонятых, несчастных создания, объединенных одним единственным моментом связи. Мне жаль их. Не звезды, и даже не людей, нет, — их чувства. Иностранец, позабывший родной язык и не знающий языка человека, которого он любит — что может быть печальнее? Два чужих, но, словно искусная игра скрипки нужна утомлённому, потерянному в жизни слушателю, необходимых другу другу человека. Туман в сознании обоих не позволит им понять друг друга. Его рамки не дают мыслить здраво: он переводит мысли на свой, особый язык, искажая и записывая их на подкорке сознания. На бумаге или в речи всё обращается же в ещё большую нелепость. Наконец, глупый, ничем не примечательный жест прикосновения — и они чувствуют холодок незримой нити, что связывает две жизни в одну, полную защищенности и покоя. Будь проклят шум улиц и их любопытные глаза, убивающие всю интимность этого момента. Они приводят в отчаяние, не объединяя сердца людей, а делая разрыв между ними ещё глубже. Так, почему же люди на самом деле держатся за руки?..»

***

      Раздался хлопок дверью.       Только один человек входил в этот кабинет без стука, и мне не пришлось бы отрываться от книги и покидать столь уютное кресло, опаляемое теплом камина, чтобы назвать вам имя моего гостя.       — Вернулся наконец, Хайд… — мой незваный, но желанный посетитель что-то пробубнил в ответ. Он молча подошёл к спинке кресла, холодно коснулся губами моего виска и обвил шею руками. — Подожди. Разве ты не видишь? Я занят.       — Ох, да ладно тебе, доктор Джи. Я редко появляюсь у твоего порога, будь добр уделить хоть каплю внимания своему парню.       — То, что я уделяю тебе мало внимания, — твоя вина. Появляйся ты «у моего порога» чаще…       Тогда мне не пришлось оборачиваться, чтобы почувствовать печаль в лице возлюбленного. Это и есть то, что связывает людей: я понимал, что лежит на душе Эдварда, и просто не был способен устоять перед желанием опоить теплом его душу. Я вздохнул и осторожно притянул ладонь благоверного к губам, как вдруг отпрянул и в испуге оглянулся.       — Да ты весь замёрз! — Мой партнер печально застонал, но моё беспокойство не утихало: — Только посмотри, ты же весь красный, как раствор флобафена… Позволь мне помочь тебе согреться. — Пациент сжался, всем своим видом показывая нежелание ласки и заботы, которую ему оказывали. Я же лишь терпеливо обдавал дыханием его ладони.       — Ха, ты правда веришь, что сможешь согреть такого хладнокровного человека, как я? — Хайд снова завел свою шарманку, пытаясь одернуть руки, но я прижал их к себе, не дав сделать этого. — Тьма течет по моим жилам, я есть вся порочность этого мира и тебя в частности. Как бы ты не старался, сколько бы усилий не прикладывал, ты не сможешь победить этот холод и зло в душе человека, чьи мысли наполнены воспоминаниями о запахе крови и мурашках при виде ледяного, разлагающегося те…       — Это, в конце концов, несерьёзно, Эдвард! — прервал я его. — Разве можно так продрогнуть? Когда же ты научишься заботиться о себе…       Хайд лишь закатил глаза, и я понял, что ждать от него согласия не стоит — он никогда не прислушивался к моим словам. Я знал, с кем связывался, и что не стоило ждать от такого человека не то что ответной ласки — хотя бы благодарности, но каждый раз, когда его не было рядом, я чувствовал непроглядную тоску.        Тяжело вздохнув, я решил вернуться к чтению. Взгляд моего партнера пал на книгу в моих руках, и он поспешил ревностно выхватить её у меня.       — А это что у нас? — Он вертел книгу из стороны в сторону, игнорируя мой хмурый взгляд. — Ох, Джеки, как же это мило, ты у меня такой романтик. — с толикой сарказма высказался мой гость, даже не думая проявить хоть каплю тактичности. — «Отчего люди держатся за руки»?       — Вижу, ты впечатлён, но я попрошу воздержаться от комментариев.       — Конечно, конечно, твои предпочтения в книжках меня ни капли не интересуют. Но если хочешь, я отвечу на твой вопрос… — Хайд медленно подался вперёд, готовый шепнуть мне что-то на ухо.       Моё лицо уже начало гореть, дыхание замерло, а сердце забилось быстрее в ожидании следующих слов моего возлюбленного. В предвкушении, я перебирал в голове все возможные варианты того, что он может сказать, но я провалился с каждым из них.       Это было одно предложение, сказанное столь тихо, что разгорающееся пламя камина заглушало этот шепот. Но я был полностью им поглощен, и даже завопи сирена на весь мой кабинет, я бы не смог отвлечься на неё. Я полностью был во власти слов, сказанных мне тогда, и я навсегда запомнил их.       Хайд отпрянул и посмотрел мне в глаза, наслаждаясь моей реакцией. Он глядел на меня, как хищник на свою наивную жертву; его улыбка была такой омерзительной, какую мог выдать только такой лицемер, как Эдвард Хайд. По моему телу прошли холодом мурашки, а зрачки глаз в шоке бегали из стороны в сторону. Сил не было смотреть на такого человека, каким был вор моего сердца.       — Лучше бы ты молчал…