Яд в моём бокале

— Почему вы пьёте со мной? Вы же прекрасно осведомлены о моих намерениях, — хмыкнул куда-то в глубину бокала Сальери. — Просто я верю вам, Антонио, — тут же лучезарно улыбнулся Моцарт. — И, если вы скажите, что вам так будет лучше, я лично всыплю яд в свой бокал. Подобное заявление слегка удивило собеседника юного композитора, если не сказать, что и вовсе выбило все мысли из привычной колеи. — Как может столь юный талант настолько слабо держаться за жизнь? Ведь перед вами с вашей музыкой открыты двери во все дома Вены. Да что там Вены? Дома всего мира рады распахнуть свои двери перед вашим гением! — толи вино, толи ощущение скорой развязки заставило капельмейстера говорить с Моцартом напрямую, не скрывая своего восхищения его творчеством. — Вы гениальны, Вольфганг! Талант течёт в ваших венах с рождения! Стоило вам появиться, и вас полюбили все…никто не остался равнодушным к вашей музыке и вам! — Даже вы, Антонио? — с лёгкой усмешкой спросил Моцарт. — Вы же всегда лишь презирали меня, маэстро. Делая очередной глоток вина, Сальери медленно покачал головой. Нет, он никогда не презирал Моцарта. Завидовал? Да. Но не презирал. Он искренне восхищался способности композитора добывать из-под чёрно-белых клавиш новые, ни на что не похожие и безумно завораживающие мелодии. Видя, что Моцарт не до конца его понял, Сальери ещё раз отрицательно покачал головой. — Нет, друг мой. Я лишь завидовал вам. Боготворил вас, безумно восхищался и ненавидел в тот же час, но презирать вас невозможно. И всё же, вернёмся к моему изначальному вопросу. Почему вы здесь? Вся Вена знает, как вы мне ненавистны. Любой прохожий смотрит на меня с отвращением, зная, что я намерен сделать. Ваша обожаемая Констанция старается отгородить вас даже от моего взгляда. Но, стоит мне позвать вас к себе, чтобы выпить немного вина, и вот — вы тут. Почему, Моцарт? Почему вы так наплевательски относитесь к своей жизни? — переходя чуть ли не на крик, обращался Сальери к своему собеседнику. — Потому что жизнь ничего не стоит, когда ты не способен достичь единственного, что захватило твой разум. Слава и признание утомляют. Особенно, когда любящая публика готова забыть тебя после первого же провала. Сальери в очередной раз долил себе вина, в то время как бокал Моцарта всё ещё стоял нетронутым. — Пойдёмте, герр Моцарт, — севшим голосом сказал капельмейстер. –Поможете мне дойти до спальни, а то я не уверен, что справлюсь самостоятельно. Юный музыкант тут же подскочил и, хватая собеседника под руку, продолжил рассуждать о двуличии публики. — По крайней мере, Антонио, — печально усмехнулся он, — я точно знаю, что ваши чувства ко мне не изменятся и вы будете ненавидеть меня вне зависимости от моего успеха. Сальери в который раз за вечер покачал головой, пытаясь подобрать подходящие слова для того, чтобы выразить свою мысль. — Вы не правы, mon ami*, — наконец выдавил он из себя. — Стоило вам появиться, как вас полюбили все: артисты, Констанция, придирчивая публика… Я сам полюбил вас, Вольфганг. Сердце австрийца пропустило пару ударов, а мозг категорически отказывался признавать услышанное. — Бросьте, Антонио, — надломленным голосом прохрипел Моцарт. — Вы пьяны и не отдаёте себе отчёта в том, что говорите. Разум всегда был вашей сильной стороной, а вино никак не способствует работе мозга. Я уверен, сейчас в вас говорит алкоголь, а в действительности вы испытываете те эмоции, которые показываете мне каждый день в театре. Вы не стали бы приглашать меня сегодня, если бы не были уверены в своём решении. Если бы не хотели действительно убрать меня из своей жизни. Доведя Сальери до кровати и даже накинув на него одеяло, композитор направился к выходу из спальни. Уже у самой двери его окликнул едва ли не умоляющий голос капельмейстера: — Поберегите себя, Моцарт! — Было приятно увидеть вас, — помедлив, еле слышно произнёс Вольфганг. — Прощайте, Антонио. Дверь за Моцартом захлопнулась и Сальери, тяжело вздохнув, откинул голову на подушку. Он стал вспоминать, пил ли гость этим вечером. «Нет, он не притронулся к бокалу» — пролетела в голове успокаивающая мысль прежде, чем телом овладел сон.

***

Всё в доме было так же, как и вчера вечером. Лишь на столе лежала записка, гласившая: «Вы всегда мечтали избавиться от меня. А я ведь сказал, что лично всыплю яд в своё вино, если вам потом будет проще». Сальери даже не обратил внимания на то, как задрожали руки и предательские слёзы выступили из глаз, когда он перевёл взгляд на остатки вчерашних угощений. Оба бокала были пусты. Никогда ещё в своей жизни Антонио Сальери так не спешил в дом Моцартов. И никогда прежде он настолько смертельно не опаздывал.