***
Возможно, Эйвор и не хотел разжимать пальцы своей руки, но удержать свой топорик он, увы, не смог. Перестаравшись с ударом, он просто не смог удержать его в руках. — Держать надо крепко, Эйвор. Чтобы топор стал продолжением твоей руки. Это не только позволяет тебе стать единым с твоим оружием, а значит, быть сильным воином, но также и показывает насколько ты готов к Вальгалле. — Прости, папа, — виновато опуская взгляд, произносит Эйвор. — Не извиняйся, сынок, — Варин поднимает оружие Эйвора и передает ему в руки. — Стань лучше. — Я стану таким, как ты! Смелым и сильным. — Нет, сын мой, ты превзойдешь меня, потому что так оно и должно быть. Мы, воины, передаем навыки своим детям, и продолжаем жить в них. Так мой отец передал свою силу мне, а ему — мой дед. И так наши предки живут в нас и помогают нам одерживать победы. Эйвор подбегает к отцу и обнимает его, даже несмотря на то, что едва достает ему до пояса. А после он поднимает топор и встает в стойку.***
Топор медленно опускается на землю. Всё, чему учил его отец, в один миг оказалось бессмысленным. Вокруг него горит его поселение, он слышит истошные крики защитников, яростные ревы детей, которые никогда не смогут больше поговорить со своими отцами и матерями, но это его не пугает. Эйвора пугает то, что его отец оказался трусом. Варин опустил топор на землю, он разжал пальцы и смиренно положил его. Но он мог продолжаться бороться! Он даже в последний миг мог обмануть своего врага и снова взять топор в руки и вонзить его в грудь Кьётви! Но вместо этого Варин смотрит в глаза своему сыну. В его глазах нет ни страха, ни сожаления. Эйвору кажется, что еще немного, и отец поднимется и продолжит биться, и умрет он как настоящий викинг — в бою, защищая своих родных и свой народ. Однако Эйвор видит только то, как его мать, вырвавшаяся из захвата неприятеля, устремилась на помощь к своему любимому, но была стремительно и безжалостно убита, а после этого был моментально нанесен удар по шее Варина, который прервал его земную жизнь. — Отец, нет! — Эйвор знал, что его место в Вальгалле, поэтому он был готов взять топор отца и напасть на его убийцу. И умереть вместе со своими родителями в тот же самый момент, однако Сигурд был быстрее Эйвора и схватил его, усадив на коня. Лучник, стоявший поодаль от них, уже натянул тетиву и прицелился в устремляющих вдаль беглых врагов, однако выстрелить ему не дали: — Оставь. Жизнь с осознанием, что твой отец — жалкий трус, неспособный умереть за своих родных, куда хуже смерти, — Кьётви сплюнул на труп. — Но вы же говорили, что его сына обязательно нужно убить, причем на его глазах, а после сжечь все дотла. — Дотла сожжём, а ребёнка оставь. Да и не проживет он, до ближайшего поселения им недолгий путь, а волки, наши собратья, сожрут его и еще поблагодарят нас за ужин.***
Удар за ударом Эйвор бьёт по щиту, не давая Сигурду никакого шанса начать свою атаку. Куски дерева от щита разлетаются во все стороны, а Сигурд в итоге просто отступает назад, признавая свое поражение. — Эйвор, ты просто разъяренный зверь! Твоей прыти позавидовал бы сам Тор, — с отдышкой, но радостно подмечает Сигурд. Но вместо того, чтобы принять похвалу от сегодняшней победы в схватке, Эйвор всего лишь устало и грустно садится на ближайшее бревно. По-прежнему держа в руках оружие. — Брат, можешь отпустить, ты победил меня. — Отпустить мой топор? Нет. — Ну да, битва окончена, победитель определен, время отправиться домой и поесть вкуснейшую похлебку, — Сигурд говорил это воодушевленно, с долей веселья в голосе, но заметив поникший взгляд брата, посерьезнел и присел подле него. — Что-то случилось, брат? Поведай мне. — Сегодня я был у вёльвы. И вспомнился мне тот день. Сигурд сжал губы и понимающе коротко кивнул. — Я понимаю, это больно, Эйвор, но... — Ты не понимаешь! — отрывисто перебил Эйвор и резко соскочил с бревна. — Твой отец не жалкий трус, он глава нашего клана, и ты можешь им гордиться, сколько врагов он одолел в недавнем походе на соседний клан. И помнишь, когда его окружили с двух сторон? Он отчаянно бился, как зверь, даже понимая, что, возможно, это его последний бой, и мы пришли к нему на помощь, а после мы пили эль и пели песни. И наш скальд сложил легенду о твоем бесстрашном отце, а мой... Мой отец мертв. — Он защитил тебя, Эйвор. — Он умер как трус! Хель теперь его обитель. — Эйвор, послушай, — Сигурд подошел к брату и положил ему руку на плечо. — Я вижу огонь в твоей душе, что разгорается каждый раз, когда ты вспоминаешь тот день. Я вижу пламя, которое охватывает все живое вокруг, когда ты бьешься с врагами. Я чувствую твою боль и твою силу, я хочу сказать — я понимаю тебя, как никто другой и ты для меня самый важный человек в Мидгарде, поэтому, надеюсь, ты понимаешь, что я никогда не стал бы тебе врать или что-то утаивать от тебя. Так вот послушай: в тот день твой отец и вправду опустил топор, который служил ему верой и правдой всю его жизнь, но сделал он это не из-за трусости, а напротив, из огромной храбрости. Он мог продолжать сражаться, но он бы не смог победить. Он мог забрать с собой одного или даже двух врагов, но в конце концов его бы убили — и нет, он не боялся смерти, ты это знаешь. Он боялся того, что не сможет защитить тебя. И тогда он понял, что он победит если только отступится от своих идеалов и от вечной жизни в Вальгалле. — Что ты говоришь, брат? Это глупость! Побеждают воины, и получают славы лишь те, кто бьется до конца. Не опусти он оружие, бог Тор помог бы ему, и мы бы все остались в живых. — Боги направляют нас и дают нам силы, но в конце концов оружие в руках держим мы, — Сигурд говорил совершенно спокойно и, не по его годам, мудро. — Наши судьбы уже написаны и предрешены, брат, и ты это знаешь, — пылко отвечает Эйвор. — И поэтому судьба твоего отца была написана — умереть, но всё равно победить, потому что ты остался в живых. Не каждая битва побеждается сталью. — Не понимаю. — Ты поймешь, брат. Придет время, и ты обязательно поймешь.***
Черное пространство с каждой секундой ухудшало взор Эйвора. Голова начинала по-тихоньку болеть и трещать, а руки, казалось, перестают слушаться. Он бьется с Одином — в потустороннем мире? Или, быть может, в своей голове? Бьется ли он с настоящим отцом всех Богов или это обманщик Локи строит козни против Эйвора? А может и не Бог это вовсе, а он сам? Но это не столь важно — жизнь и личность твоего врага всегда окутана тайной, а важным является лишь то, сможешь ли ты с ним справиться. Эйвор не проигрывает, он одолевает врагов грубо, но действенно. Он ловкий и сильный, он выносливый, он может побеждать врагов выматывая их или искусно переигрывая их в честном бою. Но победить Одина он не может. — Почему ты... Ты выдерживаешь всё? — Я, Эйвор, даже не выдерживаю. Твои удары для меня ничто, но продолжай бороться, дерись со мной, покуда не обретешь ты достойную смерть для воина. Погибнуть от моего меча — обрести себе вечную жизнь в Вальгалле, в зале для славных воинов! — Я не погибну здесь, нет, — Эйвор, запыхавшийся, снова встает в стойку. И снова Один оказывается сильнее и отбрасывает его. В какой-то момент Эйвор поднимает голову и помутненным взглядом замечает, что врата приоткрылись, а из них вышли его друзья и... отец с мамой. — Отец?... Эйвор бросается к ним, он перестает чувствовать боль и ноги сами несут его к своей семье, и к друзьям, ведь там и Хайсам, Рандви, Сома... Но что-то — или точнее, кто-то — отбрасывает его от врат, отрывает его от близких, возвращает его в битву, в которой он не может победить. — Куда ты, Эйвор? Сражайся, не смей убегать! И Эйвор продолжает биться. Может, ему не хватило силы его близких, чтобы одолеть врага? Теперь он знает за что он бьется, теперь он сможет победить одноглазого. Но всё остается как прежде. Промахи, удары, которые он не чувствует, бездонная усталость и привкус поражения — с чем он так незнаком, но чего он познал сполна прямо сейчас. Один смеется, и смеется так, что у Эйвора закладывает уши. Он оборачивается в сторону врат и смотрит на своего отца. Он держит за плечи свою жену — его маму — и терпеливо ждет своего сына, он верит в его силы, он знает, что его сынок никогда не опускает свое оружие и не сдается. Не сдается. Эйвор осматривает свой топор и видит на нем едва заметные белые нити, которые постепенно переходят на его руку. Точно такие же нити он видит и на посохе Одина, который он не отпускает. Он продолжает смеяться. — Вальгалла ждет, Эйвор, Вальгалла. Топор опускается на бездонное нечто. Эйвор разворачивается в сторону своих родных. Он не бежит, он идет. Потому что он уверен в своем поступке. — Нет, Эйвор, стой здесь и бейся со мной! Он не слышит своего врага, потому что нет смысла слушать побежденного. — Ты трус! Ты недостоин вечного пира! Ты был так близок к этому, Эйвор, разве это не то, ради чего ты стремился всю жизнь? Эйвор почти подошел к своей семье. — Не то, что двигало тебя вперед? Не твоя ли мечта? Битва воинов, пир после победы. Вечная слава великого воина, который никогда не опускает свое оружие? Один сопротивляется еще миг, кричит и бьет посохом. Приходиться держаться на ногах, но этого не получается, однако Хайсам приподнимает его и помогает дойти ему до врат. Враг отчаянно падает на колени, а сын подходит к отцу. — Здравствуй, папа. — Моя гордость. И они прижимаются лбами.***
Первым делом Варин осматривает местность. Лучник стоит позади его сына — топор он успеет кинуть, но не обезопасит от ближайших врагов. Он видит Сигурда, который добивает последнего врага у конюшни, они встречаются взглядом и Варин кивает ему. Он уверен, что сын Стюрбьёрна справится. Нужно всего лишь выиграть время. Если он начнет биться, Эйвор и Росту убьют без промедления, а значит нужен другой план. Ему хочется биться, когда он видит Эйвора, который отчаянным криком пытается пробудить в нём всё то, что он закладывал в него самого, но он не может позволить им забрать его сына. Позорная смерть — шанс для спасения его мальчика. Быть может, он поймет, когда-нибудь потом. По крайней мере это единственная мысль, которая успокоит его душу викинга. Но даже если он никогда не примет его поступок, Варин знает, что в конце своей жизни он был не непобедимым воином, не бесстрашным берсеркером, не тем, о ком слагают легенды, а отцом. И Варин кладет топор.