***
Их было семеро. Они встретились одним поздним вечером в подворотне паба, такие похожие, забытые богом и отвергнутые людьми души — это их сплотило. Воровка, малолетка, брошенная семьёй, сумасшедшая, алкоголичка, наркоманка, убийца, проститутка, — стандартные жители этого города. Они стали друг другу опорой и надеждой, однако мы не в сказках живём, поэтому всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Егоза Чимин, которая, несмотря на все преграды своего тернистого пути, оставалась собой. Нежная как роза, но и умеющая жалить своими шипами, брошенная семьёй на улице и ставшая воровкой. Брала всё, лишь бы выжить, не сгнить, словно отброс, в подворотне, погрязшая в дерьме, но сумевшая выбраться из него, ухватившись за руки протянутые её «новой семьёй». Только прошлое не отпускает никого, оно берёт своё… Улыбашка Чи была первая, которая получила спокойствие и ушла в лучшее место... Убийство во время ограбления бара... Первая звезда потухла. Всё пошатнулось. Затем Джун потеряла малышку Чо. Она больше не могла услышать звонкий смех, когда выбиралась из своей «камеры», увидеть искреннюю и по-детски наивную улыбку. Никогда её больше не потревожит с обращением «онни» и просьбой рассказать что-нибудь интересное, некому дать нравоучительный подзатыльник, никто не уснёт у неё под боком, стараясь покрепче обхватить ослабевшее тело. Сбила машина. Джин старалась держаться, так как была старше остальных... Если не она, так кто позаботиться обо всех? На её хрупких плечах ответственность, которая не позволит случиться новой потере! Нельзя! Нельзя... Она сбивала кулаки в кровь, кричала в пустоту - держалась. Но все люди рано или поздно ломаются, а уже когда-то сломленные не могут выстоять долго…"Панические атаки, удушье, агрессия — не обращать внимание. » Новые приступы накрывали с большей силой, но Джин молчала. Улыбалась, подбадривала, таила всё в себе, ведь не одна она такая — сломленная. А потом не выдержала, написала «Простите, что сдалась»… и повесилась. Тэхен старалась не катиться вниз, сдержать обещание, данное Чо — «я добьюсь достойной жизни, тогда мы с тобой, мелкая, уедем далеко и будем счастливы», но не смогла. Малышка, которая своим присутствием дарила силы бороться и выгрызать место под солнцем, в последний раз подарила улыбку и ушла — бросила. А затем и Джин, которая всё время держала и не позволяла послать всё в тартарары, отправилась следом. Спиртное стало спасением, оно затуманивало разум, позволяя хоть на миг всё забыть и окунуться в воспоминания, в которых они все вместе: смеющаяся над всем Чимин, подкалывающая Хоуп, обиженная и плюющаяся ядом Юнджи (только для виду), ходячая разруха и энциклопедия Джун, мать тереза в лице Джин и вездесущий колокольчик Чо. Но это только на миг, а потом разум трезвел, и реальность возвращалась. Желание верить в сказку пересилило… Интоксикация. После этого потихоньку начала увядать последняя «надежда» Хоуп. Она всё отпустила. Годовая завязка с наркотиками была перечеркнута, а острая боль, грызущая душу, вылезла из дальнего угла. Спайс, кокаин, ЛСД, героин — и так по кругу, чтобы забыться, перестать терзаться ненавистью к себе, что не смогла помочь и спасти. Сутками закидываться… отходить, нагло врать, что всё хорошо, даря обманчивую улыбку. На годовщину смерти Чимин её сердце остановилось. Передоз. Почти все звёзды погасли, а оставшиеся потускнели. Осталась только маленькая ниточка, держащая Джун — Юнжди. Но и она истончалась. Бунтарка Юн-а, как её прозвала Джун, хоть и кажется, что она безразлична ко всем и никого не подпускает к себе, но только Ким видела её настоящей: слабую, комкающую в кулак старую кофту подруги и, вжавшись щекой к её грудь, глотающую, рвущиеся наружу, слезы, вперемешку с гортанно приглушенным криком. Только двое. Она часто называет Джун «размазней» и обещает уйти, и не возвращаться, но всегда приходит. Забирается по пожарной лестнице на второй этаж и, приоткрыв противно скрипучую створку, проскальзывает, словно кошка, внутрь. Ждёт пока глаза привыкнут к темноте, а затем быстро находит её в одном из углов, закутанную потеплее, побитую и слабую, но живую. Главное живую.***
Нам глотает слёзы, стараясь не шуметь, — боится, что услышат и снова вспомнят про её существование. Больше шести лет она прячется, но каждый день её находят, насилуют, продают, словно вещь, вытирают ноги — но оставляют в живых. Страх стал привычной эмоцей, а боль обыденностью. Но сегодня всё иначе. Она немеющими пальцами достаёт из рукава спрятанное лезвие от бритвы. Почти все её покинули. Сначала подарили надежду, а потом лишили и ее. Около валяется их последняя фотография, где они вместе, верят в завтра, улыбаются и думают, что избавились от того дерьма, что окружает их. Наивные дуры, но счастливые. Правда, счастливы, без масок и притворства. Слёзы сиротливо стекают из тусклых угольков-глаз и звонко ударяются о лезвие, слегка сверкнув теплым огоньком уличного фонаря. Мертвецки холодные пальцы крепче сжимают сталь, кажущуюся даже теплее, чем кожа. Всего пару секунд и она сможет снова встретиться с ними, тепло улыбнуться и сказать: «Как я рада вас видеть…» — Даже не смей об этом думать, дура, — слегка милый голос заставляет вздрогнуть и разжать ослабевшие пальцы. Глухой звук удара будто заглушает всю остальную возню, а затем звонкий шлепок прорезает ночную мглу. Юнджи смотрит пристально, злобно сверкая взглядом из-под накинутого капюшона. Она всё ещё держит одну руку около щеки Джун, а вторую яростно сжимает в кулак, впиваясь ногтями в ладонь. — Прости, я не могу… — всхлип и шепот на грани слышимости растворяется в гуле. Мин срывается с места и в один прыжок оказывается около Ким, обняв, стараясь прижаться ещё сильнее и будто слиться. Она никогда не была сентиментальна, но и видеть как единственный из оставшихся родных людей пытается уйти — выше её сил. Слишком много боли испытано в прошлом, терпеть уже почти невозможно. Яростный не то вой, не то плач накрывает помещение. Плевать, что могут услышать. Срать на наказание. Просто Джун сломлена, отчаялась, перестала верить в лучшее, закопала себя заживо. А Мин только вздыхает, понимает и готова выслушать, подставить плечо, стать опорой, закусить губу от щемящей боли и не показывать свои страдания. Ведь она должна быть её последней опорой.***
Удушливый аромат сигарет и вонь пролитого пива, явно самого дешевого; отвратный запах пота и тошнотворный дух уличной пыли... Всё это окутывает два хрупких тела, которые прижались друг к другу, чтобы всегда быть уверенными, что не потеряют родного человека вновь.