Эредин

У меня нет имени. Я стираю его с памяти — без него мне будет проще. Всё, что остается со мной — тело, сплетение нервов, желание выжить. Последнее очень сильно, служит мне вторым позвоночником и не дает окончательно сломиться, когда крошатся собственные позвонки. Внутри меня очень жарко. Пламя лижет мою кожу. Я не вижу огненных языков — мои глаза завязаны черной лентой. Но я ощущаю мерное касание огня в области шеи, обнаженной груди, живота. Не смею уйти, не смею отстраниться. Хозяин не велит. У Хозяина дивное красивое имя, которым мне запрещено его называть. Когда его нет рядом, когда остаюсь в комнате одна, то я пробую его произносить. Шепчу беззвучно. Эредин. У имени сладкий металлический привкус, и он ранит мой рот. Я пытаюсь снова, пытаюсь переломить себя — хотя бы в редкие минуты одиночества. Он не накажет, если не услышит. Страх перед именем порождает страх перед носителем, и Хозяин знает об этом. И я пробую снова. Эредин. В час, когда Хозяин рядом, я молчу. Он может быть так близко, как пожелает. Когда мои глаза закрыты, о его присутствии может сказать еле уловимый запах. Хозяин пахнет теплом и угрозой. Я всегда угадываю эту смесь, когда Хозяин появляется в моей темнице. Поворачиваюсь на запах, натягиваюсь, словно струна, и жду. О его присутствии может сказать боль. Обычная боль, ломающая кости, но не позволяющая умереть. Хозяин говорит, что через боль можно прийти к осязанию себя. Еще он говорит, я глупая, чтобы это понять. И он обещает учить меня мудрости, и я впитываю каждый урок, хоть и пресытилась пустыми знаниями до отказа. О его присутствии может сказать удовольствие. Хозяину не чужда нежность, и он порой балует меня ею. За хорошее поведение, конечно. Я всегда веду себя хорошо, стараюсь угадывать его желания, но я... слишком глупа, чтобы справляться с этим постоянно. Его присутствие всегда чувствуется остро. Где бы ни был Хозяин — в моей голове, в моем теле, в моих слезах — я задыхаюсь и погибаю в нем. Он заполняет собой воздух, заполняет своей плотью меня. Мое тело принимает его с готовностью и даже с рвением, если я сильно соскучилась. И это бывает часто. Я скучаю, если Хозяин подолгу не приходит. Он всегда берет меня, не раздеваясь. Мне не позволено касаться его тела, и я даже не знаю, каково ощущать прикосновение его кожи. Сквозь бархат, шелк, металл я могу чувствовать только тепло, что кроется в его сильном теле. И это всё, чем можно услаждать тактильное воображение. Увидеть его лицо — моя мечта с тех пор, как мое собственное лицо стерлось из памяти. Я представляю Хозяина красивым. Так мне подсказывает его приятный низкий голос, так меня убеждает болезненное увлечение им. Но повязка на глазах будет удерживать его облик в тайне. Я вспоминаю, как однажды случайно коснулась губами его щеки. Вспоминаю, как страх перед наказанием полностью парализовал меня. За проявленную дерзость я поплатилась двумя голодными днями. Зато моим сухим потрескавшимся губам удалось украсть каплю истины — Хозяин красив. Сейчас он рядом. Как всегда, одет. Я приникаю к нему своим обнаженным телом, чувствую гибельный жар, но не смею отстраниться. Немо прошу ласки. Словно слепая кошка, я упираюсь лбом в его плечо, трусь щекой о кафтан. Эредин. Беззвучно шевелю губами, пока он не видит. Или видит? Он кладет руку на мою шею, большим пальцем проникает сквозь губы, давит на нижний ряд зубов, вынуждая меня открыть рот шире. И я подчиняюсь. Оборачиваю язык вокруг его пальца, хочу сомкнуть на нем губы, но Хозяин не дает, крепко держит за подбородок. — Повтори, — вдруг требует он, и мои слюнные железы начинают работать с удвоенной силой. Я качаю головой. — Повтори, — совсем без угрозы в голосе просит он. Я пробую сглотнуть слюну. Не получается. Сильные пальцы удерживают слишком крепко. Кажется, челюсть вот-вот сломается. — Эредин, — выдыхаю я и замираю в его руках.