Фантазии гитариста

      Однако, вопреки ожиданиям, Ян не проснулся, а так сдавил гитариста в объятиях, что тот ощутил лёгкую и при этом невообразимо приятную боль. Воспоминания снова нахлынули мощным потоком. Как же, как же это было тогда, в первый раз, когда они вроде бы неожиданно, но в то же время вполне естественно перешли странный порог между категорическим отказом, даже страхом причинить физические страдания близкому человеку и нарочитым желанием этой боли?       Нет, спать Ритчи определённо не мог. Услужливая память в мельчайших подробностях рисовала эту, казалось бы, окончательно забытую им картину: освещённый дорогими лампами коридор, полутёмная комната, большой письменный стол...       – Идиот! Сколько раз я говорил, что ты – слабое звено группы!       – Провались к чертям!       Коридор казался невыносимо длинным. Ян шёл быстро, стараясь не оглядываться на увязавшегося за ним Ритчи, который снова затеял скандал. Добро бы только при членах группы, но, как всегда, не постеснялся и малознакомых: журналистов, телеоператоров, роуди, работников сцены. А всё дело было только в том, что Ян, видите ли, в очередной раз переврал слова их новой песни на вчерашнем концерте.       Помнится, сразу после мероприятия все отправились отмечать день рождения Гловера, так что эту оплошность Яна, которую не заметил даже он сам, никто обсуждать не стал. Но стоило сегодня на интервью включить запись, как началось. Порядком уставший от преследовавших их в последнее время ссор, Роджер картинно предположил, что, по всей видимости, так звучал изначальный вариант текста. И теперь Гиллан шёл в свою комнату в надежде найти этот проклятый листок, чтобы ткнуть его в длинный нос Блэкмора, заставив поверить в то, что он спел именно так, как было задумано.       Отель, в котором они остановились, был роскошным, дорогим и комфортабельным. Если в холле царили свет и мягкие пастельные тона, то изысканные номера от самого порога заявляли, сколько заплатили за них менеджеры. Бархатный ворс ковра сглаживал шум шагов, а тяжёлые занавеси на окнах точно порывались сказать: «Всё что угодно может произойти за этими дверями и за них же не выйдет!»       Ян в негодовании толкнул дверь, проходя в собственный номер (на этот раз демонстративно одноместный), за ним бесцеремонно зашел Ритчи. В последние дни они спокойно не разговаривали, и гитарист намеренно из принципа и мерзкого желания позлить всех и вся не называл певца по имени.       – Ты-то куда лезешь? В коридоре жди!       – Нет уж, больно хочу посмотреть, как ты мечешься по своей берлоге в поисках листка с каракулями! Как всегда записал слова где попало! – в больших чёрных глазах сверкнул недобрый огонёк, и Ритчи уже тихо, но всё ещё запальчиво, добавил:       – Всё равно ничего ты мне не докажешь.       – А вот и докажу!       – А вот и нет!       – Упрямый придурок!       Ян нахмурился. Он решил в первую очередь осмотреть тумбочку. Ритчи, тем временем уже по-хозяйски подошедший к письменному столу, изучающе оглядел его поверхность.       – Эй, Гиллан! Вокалист поморщился: глухое раздражение на миг укололо сердце.       – Ян?! – полуспрашивал-полувосклицал Иэн, с весёлой улыбкой передавая ему микрофон.       – Ян, – деловито и как бы между прочим говорил Джон, обращая его внимание на нотные листы.       – Ян! – звонко чеканил Роджер, смеясь и толкая локтем.       Все члены группы, с которыми он давно породнился, называли его по имени.       Раньше это делал и Ритчи. Кровь начинала стучать в висках от одного воспоминания: прерывистый полушёпот в принадлежащие только им двоим минуты:       – Да... Ян... Вот таак...       Теперь же это его холодно-насмешливое «Гиллан» несказанно бесило и резало слух своим диссонансом.       – Не хочешь поискать здесь? – прозвучал над ухом нарочито спокойный, язвительный вопрос. Мурашки кипятком пробежали по телу. Певец не поддался на провокацию и не выдал своих ощущений. Блэкмор так нагло сверкал глазами, расположившись на столе, что симулировать невозмутимость и дальше было просто невозможно.       – Ну-ка вставай! Живо!       – Зачем? Мне и здесь хорошо. А ты ищи, давай.       – Вот заноза в заднице! – буркнул Ян, закусывая губу.       Его выводила из себя собственная слабость и это безграничное, вечное терпение буквально всех вокруг: «Не спорьте с Ритчи!», «Ритчи это не понравится», «Не злите Ритчи, он опять не в духе!». Ритчи то, Ритчи сё... В голове тотчас созрел совершенно безумный план мести. Он стремительно подошёл к гитаристу вплотную, обнял за талию и, наслаждаясь его замешательством, проникновенно произнёс тихим, вкрадчивым голосом:       – Понимаю, почему ты не уходишь. Хочешь остаться со мной наедине, я угадал? – не дожидаясь реакции, Ян снял с него галстук, расстегнул несколько пуговиц на чёрной рубашке, открывая доступ к шее. Ритчи молчал и не шевелился.       – Подержи пока, – взяв его руку, певец продел кисть в петлю, слегка затягивая. – А то потеряем ещё...       – Убери руки! – Ритчи наконец оценил двусмысленность положения и попытался вырваться.       Не допуская более осознанных действий, Ян чудом перехватил его ладонь и, заведя обе руки за спину, продел вторую кисть в петлю, туго затягивая сверху. Блэкмор дёрнулся, но не сильно, ещё не до конца осознавая, что же всё-таки происходит. Однако, понимая, что так он может запросто освободиться, Ян перемотал своим галстуком его предплечья, намертво фиксируя локти.       – Что, явно хочешь продолжения?       Ритчи спохватился, делая рывок, но тут же, осаженный резкой болью в стянутых руках, почувствовал, что реакция на доли секунды запоздала, и яростно прошипел:       – Потом так просто не уйдёшь. Я тебе все пальцы переломаю! Столько презрения было в каждом выплёвываемом им слове. Это ещё больше подогревало желание подчинить его себе.       – Тогда нет смысла церемониться. Радость моя, ты вот уже две недели подряд испытываешь всеобщее терпение, – взяв этого дерзкого и порядком надоевшего ему своими выходками парня за плечо, Ян перевернул его и уложил на связанные руки и спину. Поймав на себе отчаянный взгляд, он медленно провёл рукой по отчётливо обрисовавшейся выпуклости на чёрных джинсах.       – Наверное, ты мечтаешь попросить прощения, признаться, что специально издеваешься, потому что до безумия хочешь меня?       – Прекрати этот балаган! – огрызнулся хозяин неистового Фендера, но не хозяин своего положения: тёмным немигающим взглядом, мрачно и слегка изумлённо, он прожигал вокалиста насквозь, видимо, всё ещё до конца не веря в происходящее. В следующее мгновение его ловко избавили от лишней, не нужной сейчас одежды. Расстёгнутая рубашка обнажила подрагивающий живот, покрытый мелкой росой испарины. Осторожно, едва касаясь, Ян провел рукой по гладкой коже, нежно лаская низ живота, медленно спускаясь к паху. Стоило пальцам коснуться той, особенной точки, как Ритчи вздрогнул, точно его прошила невидимая игла или электрический разряд, разом прогнав волну спазма по мышцам. Вторая рука умело обхватила член и начала двигаться.       – Ну-ка, скажи: «Ян, дорогой, любимый, прости меня!»       Невероятное чувство власти и контроля над сильным, надменным партнёром жаром адреналина растекалось по венам. Тело уже начало ломить, собственное возбуждение зашкаливало, требуя к себе внимания.       Румянец Ритчи завораживал, а плохо скрываемое, мерцающее в глазах желание манило с необыкновенной силой. Гитарист не хотел сдаваться так просто, но попытки борьбы выглядели уже жалко.       – Отпусти, – чуть слышно попросил он в промежутке между терзающими приливами наслаждения.       Громкий стон, сорвавшийся с его губ, стал музыкой, точно нотами гитарного соло, сыгранными виртуозом-Блэкмором, увлекая и требуя повторения.       Нависнув над связанным пленником, Ян широко мазнул языком по его животу, влажно проникая в ложбинку пупка, поддразнивая и щекоча:       – Не отпущу, пока не скажешь: «Прости меня, недостойного, за всё и пристегни к батарее на пару часов!»       – Много болтаешь! – Ритчи вздёрнул подбородок, прерывисто дыша, и, будто набравшись решимости, толкнулся вперёд. Горячая головка скользнула по шее, оставляя влажный след, и уперлась певцу в подбородок.       – Может, тебя заткнуть? – гитарист, похоже, поняв, что просьбы и требования бесполезны, оставил себе одно-единственное – видимость несломленной гордости.       – Тебе же нравится моя болтовня, – Ян отстранился, так и не захотев вновь уделить ему особое внимание, полагавшееся в таком случае, достал из ящика стола упаковку презервативов, неотрывно следя за Ритчи, глаза которого горели наперекор всему тому холоду, который Блэкмор сейчас старался показать. Певец, не торопясь, расстегнул молнию на брюках. Теперь гитарист смотрел вниз, завороженно наблюдая, как Гиллан раскатывает резинку по всей длине своего большого и уже каменного члена.       С торжеством улыбаясь и не отводя взгляда от широко распахнутых удивленных глаз Ритчи, полностью загипнотизированного происходящим, Ян забросил его ногу себе на плечо, притягивая на край стола, но пока не делая попыток вторжения.       Дошло ли до Ритчи осознание, что он лежит вот так, на столе, совершенно раскрытый и уязвимый, или нет, оставалось непонятным, но затянувшаяся пауза перед неизбежным однозначно подтачивала его самообладание. Это выдавала чуть заметная дрожь тонких губ, словно Блэкмор собирался что-то сказать, однако привычные ироничность и сарказм, по всей видимости, сейчас покинули его.       Гитарист ждал и боялся дать отсчёт первому движению, так же, как и признаться, что проклинает каждое мгновение неизвестности.       – Однако, и что же это мы молчим про слабое звено? – насмешливо спросил Ян, хотя и не ждал ответа. Вопрос был риторическим.       На мгновение в глазах Ритчи мелькнуло замешательство, а после Блэкмор хрипло рассмеялся, позволяя себе более расслабленно откинуться назад, на связанные за спиной руки. Воспользовавшись этим минутным ослаблением контроля Ритчи над своим телом, певец осторожно вошёл, выпустив весь воздух из лёгких, а затем, замирая, проник наполовину. Он немного отклонился, делая еще одно движение и не входя до конца, остановился на той же длине, слегка задевая простату... Стон... Мышцы сжались, а сам гитарист, хоть и нехотя, но всё же подался ему навстречу. Ян начал неторопливо двигаться, выходя почти до конца, погружаясь только до середины. Он дразнил их обоих, ощущая собственное давление и чувствуя редкую пульсацию члена Ритчи, проводя пальцами по скользкой головке, едва уловимо лаская, не обхватывая полностью и не позволяя толкнуться в руку.       Что ни говори, а зрелище возбуждало, причём Ян не был уверен, кому из них открывался более соблазнительный ракурс. Ритчи вздрагивал от каждой мимолётной ласки, желая её продлить, но не получал большего, хотя, казалось, надо только попросить, и... Его тело неизбежно, уверенно требовало своего. Он напрягся и сжал губы, изо всех сил пытаясь удержать новый стон. Не получилось...       – Ещё... – Ритчи сказал это едва слышно, как-то отстранённо отводя в сторону поплывший от наслаждения взгляд.       Ян поддался его нетерпению и этой приятной музыке, что только сейчас слетела с губ, которые не так давно осыпали его упрёками и отборными ругательствами. Слегка отклонившись назад, выждав пару секунд, мощным движением он резко вошёл на всю длину и замер, дав ощутить Ритчи эту сладкую заполненность почти до конца.       – Так достаточно глубоко? – шёпотом спросил певец, видя, как потемневшие глаза гитариста прикрылись от удовольствия.       – Глубже, – простонал тот, теперь уже решительно, сам, порываясь податься навстречу следующему толчку, такому же резкому, как предыдущий. Он приподнял голову – капелька пота прочертила дорожку от виска по щеке, срываясь вниз, на грудь, приоткрывшуюся в вороте расстёгнутой сверху рубашки.       – Глубже, чёрт бы тебя побрал! – привычная властность снова чувствовалась в голосе Блэкмора.       Ян повторил прежнее движение, довольно сильно прижимая Ритчи к себе. Почти полный контроль над тем, кого он так любил, окончательно разбудил желание доминировать, и Гиллан с каждой секундой всё сильнее упивался происходящим. Ритчи дрожал так, точно его лихорадило, но долго оставаться в этом положении явно не планировал.       – Мне неудобно, – прошептал он, давясь стоном. Наклонившись вплотную, проведя языком по скуле и собирая капельки пота, Ян поцеловал Ритчи в висок, плавно выскальзывая из податливого тела. Неспешно перевернул связанного, прижимая грудью к столешнице, надавил ладонью между лопаток, припечатывая к жёсткому дереву и не позволяя двинуться.       – Вечно ты всем недоволен! – певец прикусил губу, входя достаточно резко, но не срываясь сразу на быстрый темп. Гитарист обернулся, следя за действиями Яна. Кончик языка скользнул по пересохшим губам, которые приоткрылись шире. «Не вздумай останавливаться!» – читалось в его глазах и движениях.       Отпуская себя, Ян крепко сдавил Ритчи, который теперь дышал часто, почти задыхаясь. Мимолётное прикосновение пальцев Гиллана, скользнувших вниз по животу, дало ему силу прогнуться, чтобы вновь поймать эти ласкающие пальцы. Но они исчезли. Бессильная ярость и раздражение мелькнули в чёрных глазах.       – Назови моё имя, – приказал Ян, замедляясь. – Если хочешь кончить, конечно! Он изменил ритм на неспешный, слишком раздражающий для бьющего по нервам напряжения и неприкрытого нетерпения Ритчи.       – Нет... – прошептал тот, точно на последнем вздохе, однако его отчаянная попытка хотя бы самому двигаться резче (твёрдый член всё же продолжал медленно скользить внутри, задевая чувствительные точки) стала недостижима: крепкие руки певца перехватили его торс, не давая шевельнуться больше дозволенного. И он злобно застонал:       – Гиллан, скотина...       – Произнеси моё имя и получишь желаемое, – хриплым голосом выдавил Ян. Ему нужна была полная капитуляция. Не зря же он старался проникать осторожно, не забывая при этом стимулировать «слабое» место Ритчи, с помощью которого можно было воздействовать на него всё это время.       Ритчи сжался, пережидая очередной спазм удовольствия, мучающий тело:       – Пошёл к чёрту.       Сказав это неожиданно отчётливо и со звуком металла в голосе, Блэкмор удивил своим рьяным намерением обломать весь кайф.       – Как пожелаешь, – отрезал Гиллан в ответ.       Пару раз пройдясь ладонью по члену Ритчи, Ян с силой сжал основание и мощным толчком проник внутрь. Эта борьба ломала все грани дозволенного. Отбросив всякое сострадание, он задвигался резко, нетерпеливо. Прерывистые удары, учащённое биение сердца создавали странную, и в то же время стройную симфонию, которая подгоняла его, заставляя продолжать в том же темпе, не останавливаясь.       Ритчи выгнулся, с напряжением удерживая спину, запрокинул голову, ловя воздух. Резкие движения внутри уже перестали казаться отдельными толчками, превращаясь в бесконечное чувство заполненности и давления на простату. Собственная же плоть ритмично пульсировала, но кончить он не мог: сильные пальцы надёжно сдерживали, не собираясь разжиматься, даруя освобождение. Ему было больно. И Ян это прекрасно видел, но не останавливался ни на секунду, яростно двигаясь. В какой-то момент Ритчи обернулся, и его лицо застыло в искаженном удивлении. Мышцы сжались, а после ответили ещё двумя сильными спазмами. Несколько движений дались певцу с огромным трудом, словно гитарист старался вытолкнуть его из себя, натянувшись струной. Ян поймал его взгляд, в котором плескалось безграничное блаженство и крайнее изумление. Губы были приоткрыты, но он не издал ни звука, даже дышать не мог. В ту же секунду сдавливающая рука, расслабилась, мягко лаская.       – Сильнее... Ян... – прошептал Ритчи, закрыв глаза.       От звука собственного имени, которое сорвалось с этих гордых, своенравных губ, тело передернуло, словно слетел предохранитель. Певца с головой окунуло в омут. Не отпуская член Ритчи, его рука ритмично скользила по всей длине. Горячая волна могла обрушиться в любую секунду, но Ян успел резко выйти и, сдёрнув резинку, вжать собственную плоть в твёрдую ложбинку, накрыв сверху ладонью. Хватило нескольких быстрых толчков, чтобы погрузиться в невесомость наслаждения. И это на мгновение разбило мир на мелкие осколки, даруя сладкую тяжесть. Он кончил, лениво размазывая капли по светлой коже, продолжая играть с влажным членом гитариста второй рукой.       – Ну же, повтори ещё раз, – он надеялся, что Ритчи всё же ответит, особенно когда ему осталось совсем чуть-чуть до...       Тот дёрнулся, на мгновение замер, прикусывая губы, чтобы после тихо, еле различимо прошептать: «Ян...» – и забиться мелкой дрожью, изливаясь в тёплую ладонь.       Ритчи восстанавливал дыхание, положив голову набок. Его горячая щека прижималась к столу. Откат от полученного удовольствия получился слишком сильным – теперь гитарист долго не проявит своей язвительности. Гиллан нащупал на столе ножницы и разрезал плотную ткань галстука: развязать его уже было невозможно.       – Надеюсь, наши отношения снова станут тёплыми, – едва слышно прошептал он Ритчи на ухо, выдернул из-под настольного календаря злополучный листок и с глубоким вздохом отстранился.       – Пойду, покажу остальным. А ты, давай, приводи себя в порядок и возвращайся. Интервью мы еще не закончили...       Ян оправил одежду и вышел, не хлопнув дверью, как делал обычно, а осторожно её закрыв. Ритчи спустился вниз только через четверть часа.       Помнится, с этого дня и начались их эксперименты в новой Вселенной, в которой привычные нежность и чувственность уже не были краеугольным камнем. Боль была её частью. Безусловно, их близость по-прежнему оставалась многогранной, но постепенно пришло осознание, что самое безграничное доверие возможно именно в этой системе координат. Очень много заботы, внимания к реакциям близкого человека, которому нужны, в первую очередь, покой и комфорт, должен проявить как раз причиняющий боль – на нём лежит огромная ответственность. Ведь не боль приносит истинное удовольствие (она и здесь по-прежнему неприятна), наслаждение приносят те эмоции, которые возникают, когда тебе причиняют боль. Как раз они-то и могут возвести наслаждение в такую степень, что боль не будет ощущаться вовсе. Но не сразу, не вдруг: для этого надо открыть иные двери восприятия.