Книга Химеры

      Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в комнате возникло постороннее движение, а плеча девочки коснулись чьи-то участливые пальцы. Сфокусировав взгляд, Рика увидела Оракула, свесившуюся с инвалидной коляски. Глаза её блестели от сдерживаемых слёз: она явно понимала, что…       — Ч-что это было? — прохрипела Химера, с трудом садясь на полу. — Как…       — «Что» — я думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, — отозвалась Барбара, переводя взгляд на костюм. — Это был он. А как… об этом надо спрашивать у специалистов.       Рика с шумом выдохнула и потёрла лицо ладонями. Собственное тело казалось ей чужим, неуклюжим, неловким… не своим. Но чем-то задним она понимала, что это ощущение пройдёт — как уже начали пропадать, истираться из разума и души образы, знания, воспоминания и эмоции, которым неоткуда было взяться в памяти шестнадцатилетней девочки из африканской саванны. И всё это было настолько настоящим, но настолько же и невообразимым, что Рика не смогла не пробормотать:       — Это ведь не могло быть невзаправду… так ведь? Я не могла всё это себе выдумать. Это не было самоубеждение и маска, слишком хорошо прилипшая к лицу. Я… — Она вскинула отчаянный взгляд на Барбару. — Я помню, какой он любил кофе!       — С корицей, кардамоном и красным перцем, — ностальгически улыбнулась та. — Но был и секретный напиток, и даже не алкогольный, который он любил гораздо больше кофе.       — Какао с зефирками, — поражённо выдохнула Химера, выудив этот не до конца истаявший образ из памяти. — И чтобы зефирки обязательно расплавились и плавали плёнкой на поверхности. Это была их с Альфредом тайна…       — О которой знали мы все — но притворялись, что никто не в курсе, что именно носит Альфред Брюсу на подносе под металлическим колпаком в самые дождливые готэмские дни…       Рика зажмурилась, потрясла головой и рывком вскочила на ноги, еле удержав равновесие. Уже закрывшиеся доспехи Бэтмена молча взирали на неё потухшими белыми глазницами. Ещё не высохшие капли дождя на забрале казались слезами прощания покойного героя — прощания с Готэмом.       Девочка неосознанно коснулась ладонью груди. Там, под её кожей, ещё жило чужое воспоминание о старом клейме в форме летучей мыши, давным-давно выжженном Джокером — и давным-давно выведенном, в отличие от прочих шрамов Брюса. Но куда более жгучим, чем это клеймо, въевшимся в плоть, кости и душу уже самой Химеры, было то, что девочка истолковала как наследство от Тёмного Рыцаря — духа его, памяти его, что бы ни снизошло на его последний доспех.       Любовь.       Нежная и горькая, сковывающая и окрыляющая, всепоглощающая и бесконечная любовь к Готэму. Городу, который Рика успела увидеть глазами его защитника.       Это не было тем наивным любопытством и восхищением новизной, которые Рика чувствовала в первую неделю своей жизни здесь, теперь казавшуюся такой далёкой. И даже та горячая тирада, которую она выдавала Сэм, стоя со стаканом виски в её кабинете, в эти минуты выглядела пустым бахвальством, претензией на понимание, девичьей фантазией, потугами на нечто большее. Вот теперь — теперь Рика любила Готэм. Потому что понимала его полноценно и осознанно, от вершин до глубин. Пусть и чужой памятью, чужим сердцем, чужой душой — и ей ещё предстояло познавать этот город и дальше, по-настоящему, а не по чьим-то воспоминаниям. Но это чувство… оно было… Девочка замешкалась, пытаясь подобрать слово, а потом оно пришло.       Полноправным.       Да, именно так. Теперь Химера никак не могла считаться глупенькой чужачкой, выскочкой, самонадеянно решившей, что может проникнуться Готэмом за пару недель. Она любила его так, будто жила здесь всю жизнь. Он тёк в её крови, проникал с воздухом в лёгкие, отзывался сладкой болью где-то в костях.       Он стал её домом.       И за это нужно было благодарить тень погибшего героя, проникшего в её тело, сознание, память, сердце, душу — оценившего, познавшего, взвесившего и посчитавшего… достойной?       Рика прерывисто вздохнула, сморгнула набежавшие слёзы и глубоко и почтительно поклонилась костюму, безмолвно замершему в своей нише. А затем повернулась к терпеливо ожидавшей её Барбаре.       — Оракул, ты упомянула специалистов. Кому можно доверить разобраться в том, что произошло?       — Я бы рекомендовала Джона Константина, — тут же отозвалась та, явно успев взвесить все варианты. — Тем более что его кандидатуру стоит рассмотреть и в ещё одном контексте… Но что-то мне подсказывает, что ты не захочешь заниматься этим именно сейчас.       Барбара с улыбкой показала взглядом наверх. Рика несколько секунд соображала, что она имеет в виду, потом ойкнула, покраснела и хлопнула себя ладонью по лбу.       — Там же Харли! И дождь! Она же простудится, чихать начнёт…       — Иди, вербуй новую союзницу, — рассмеялась Оракул, разворачивая кресло к двери в соседнюю комнату. — А я вернусь к Рентген. Ночь ещё не закончилась, Химера, учти это, когда будешь готова.       Поднимаясь на крышу, Рика мысленно ругательски ругала себя за забывчивость и витание в облаках.       Ну конечно! Ребята там по крышам прыгают, собой рискуют, Харли уже наверняка до нитки промокла — а я тут самокопанием занимаюсь! Вышние Пиренеи осваиваю, тонкие материи на себя примеряю, совсем уже в астрал улетела… Делом надо заниматься, вот!       А дождь уже успел кончиться. Но женская фигура, сидящая на краю крыши и уже не казавшаяся такой тонкой и хрупкой — в глазах девочки-подростка, а не взрослого мужчины, — никуда не делась. Рика запнулась на миг, прогоняя двойственность ощущений, чужое восприятие, наложившееся на её собственное. И, стряхнув внезапную робость, позвала:       — Харли.       Та обернулась. Мокрые распущенные волосы облепили лицо, шею и плечи. Уголки губ предательски дрожали, глаза покраснели. В их взгляде сквозило такое одиночество, а лицо без возраста под остатками клоунского макияжа было таким потерянным, что у Рики ёкнуло сердце. Она подошла к Харли, протянула ей руку и ласково сказала:       — Всё будет хорошо. Меня зовут Химера. Пойдём?       Харли посмотрела на неё, прерывисто вздохнула, как вздыхают дети после плача, и с неожиданной доверчивостью вложила пальцы в предложенную ладонь.       

***

      Утреннее белёсое небо встречало тянущийся к нему от моря, столь же белёсый туман. Он оседал на оконном стекле и порывался стечь вниз крупными каплями, но встречный ветер и инерция движения машины сбивали капли наискосок. Аккуратный минивэн, в котором трогательно сопела носами команда «Нова», умотавшаяся после ночи в городе, ехал через мост — к старому поместью Уэйнов, ныне переделанному под школу.       Рика осторожно сместилась, стараясь не помешать дремавшей у неё на плече Конрад, и откинула голову на спинку сиденья. Спать не хотелось абсолютно, пусть она и добрала своё, скача по крышам уже в собственной маске. С другой стороны, мыслями девочки владело блаженное отупение. Как будто произошедшее в Айрон Хайтс одновременно зарядило энергией её физическое тело, но напрочь лишило сил душевных и моральных. Что, впрочем, осознала она далеко не сразу.       Сначала Рика пронаблюдала встречу Харли и Барбары во всей красоте её смятения. Даже при своём уровне эмпатии девочка ощутила, что у этих двоих ещё долго будут сохраняться достаточно сложные отношения: уж слишком много всего произошло у них в прошлом. Но главное — Оракул предложила бывшей противнице умыться, обсушиться и поесть, а та — приняла предложение.       Всё должно наладиться. Не может не.       Потом Рика вызвала Курта и с должной долей изумления осознала, что за всё время тюремных приключений у неё даже мысли не возникало воспользоваться его помощью. А профессор Вагнер, выслушав её сбивчивое и путаное объяснение, блеснул золотыми глазами и только плечами пожал: «Йа не удифлён. Ф конце концоф, Брюс не имел привычки пользовацца моими услугами». После чего забросил Рику в самое сердце Нижнего города и оставил обтекать от той лёгкости, с которой он принял рассказ о столь невероятных событиях.       Сейчас Курт сидел за рулём, но Рика старалась лишний раз не смотреть в его сторону. Нет, иллюзия человеческого облика, которую он принял, благодаря напичканному техникой браслету, была идеальна. Но внутренний зверёк в душе Рики при виде её сразу начинал ворчать, хлестать хвостом и когтить всё подряд: настолько Ночной Змей казался неестественным без хвоста, трёхпалых рук и синей шёрстки.       Угодья Уэйнов очень напомнили Рике территорию школы Ксавье: те же изящные кованые ворота, беззвучно распахнувшиеся перед машиной, тот же парк, переходящий в лес, те же посыпанные гравием дорожки. Только само здание особняка не обладало и толикой той атмосферы тепла, жизни и радости, что наполняла британскую школу для одарённых подростков. Готические шпили и башенки, вздымавшиеся к небу, горгульи на крыше, пустые окна, почему-то додающие ощущение выбитых стёкол… Да и сам парк был угрюм, уныл и тих, только ветер шуршал первой опавшей листвой, гоняя её по траве и утоптанному грунту.       Это ничего, решила для себя Рика, наблюдая за тем, как зевающие и толком не проснувшиеся члены её команды вываливаются из минивэна. Просто здесь уже давно толком никто не жил. И теперь от нас зависит, какой жизнью наполнится эта школа.        А на ступенях парадного крыльца гостей встречал подтянутый и элегантный мужчина средних лет, одетый в ливрею дворецкого. Высокий лоб, седеющие виски, аккуратные усики… Все фамильные особенности телосложения и черт лица, которые Рика успела запомнить ещё из Бэт-вики, говорили о том, что перед ней — типичный представитель рода Пенниуортов.       Спустившись, он подошёл к девочке — отдельно к ней, как-то так уж вышло — и учтиво поклонился:       — Доброе утро, мисс Клейтон.       — Здравствуйте… — пролепетала та, как-то резко оробев в его присутствии. Это был один из тех слуг, при которых стыдятся вести себя недостойно их же хозяева.       — Меня зовут Альберт Пенниуорт, я дворецкий школы. Комнаты для вас, ваших спутников и герра Вагнера готовы. Но если вы сейчас находитесь в должном состоянии — есть срочное дело, требующее вашего внимания.       Рика беспомощно оглянулась на своих, но Курт, тут же возникший рядом, ободряюще кивнул ей:       — Иди, Химера. Это вашно. Йа прис’мотрю, чтобы фсе устроилис’ как’ надо.       И так получилось, что Рика осталась наедине с этим спокойным и невозмутимым человеком, который вёл её по пустынным переходам и коридорам Уэйн-мэнор, и эхо их шагов гулко отдавалось из-под арок и лестничных пролётов.       Чуткий нос девочки улавливал запахи свежего дерева, уже схватившейся краски, штукатурки, лака — всего, что свидетельствовало о не так давно проведённом ремонте. Никаких следов пыли, даже тяжёлые портьеры на высоких стрельчатых окнах казались свежевыстиранными.       Как же он тут управляется — один, в таком огромном доме… Впрочем, что это я? Кто сказал, что он совсем уж один? Может, тут целый штат слуг есть! Альберт… Не Альфред. Ну да, ну да, и по возрасту не подходит. Сын?       А дворецкий, будто откликаясь на мысли девочки и отнюдь не желая быть безмолвной тенью-проводником, принялся с достоинством рассказывать, какие работы были проведены для того, чтобы сделать из особняка школу. Было учтено буквально всё: и комнаты для учеников и преподавателей, и дополненная библиотека, и столовая, и оборудованные в подвале лаборатории, и даже участок парка, выделенный под занятия по физической подготовке. Рика слушала всё это, отчаянно пытаясь вникать и свыкаться с мыслью, что всё это говорится ей — как старшей. Ей, малявке из саванны, которая из всего, что связано с управлением хоть чем-то, только машину водить и умела. Ну, вот ещё командные тренировки тоже ничего так начали получаться…       Господи. Во что я всё-таки влезла?!       Но достойным образом запаниковать не получилось. Во-первых, ещё живы были в памяти тяжесть бронированного костюма и чужая воля, мягко, но непреклонно затопившая сознание. А во-вторых…       Когда они проходили картинную галерею, Альберт слегка замедлил шаг у двух парадных портретов, висевших рядом. Судя по размерам, таким полагалось бы находиться в большом зале или кабинете владельца поместья. И Рика нутром почуяла, что их именно оттуда сюда и перенесли.       На первом портрете была изображена красивая семейная пара и маленький мальчик лет восьми. Все трое — темноволосые, элегантно одетые по моде середины прошлого века; в руках у мужчины — тяжёлая трость, на шее женщины — жемчужное ожерелье, взгляд мальчика — серьёзен не по годам. И Рике не нужно было читать подпись, чтобы понять: перед ней — Томас, Марта и маленький Брюс Уэйн.       А на втором портрете стояли рядом двое мужчин, разнившиеся, по большому счёту, только возрастом: тот же внушительный рост, тот же разлёт плеч, тот же взгляд — пронзительный и испытующий. Только волосы возмужавшего и постаревшего Брюса уже серебрились сединой, а улыбку Дерека Рика не могла спутать ни с какой другой.       Рамка портрета была обвита траурными лентами.       Сглотнув горький ком в горле, девочка выпрямила спину и вскинула повыше голову. Три поколения Уэйнов смотрели на неё — и поддаваться страху под их взглядами она была просто не в состоянии.       Альберт довёл её до небольшой комнатки, из-под двери которой струился тёплый жёлтый свет. Внутри приглушённо горели светильники, окно было задёрнуто плотными шторами, а на широкой кровати лежал в полудрёме… даже не старик, а самый настоящий древний старец, чьими фамильными чертами и обладал провожатый девочки.       Дворецкий Брюса Уэйна. Альфред Пенниуорт.       Альберт аккуратно прикрыл за ними дверь, но девочка еле это отметила краем сознания. Как зачарованная, она подошла к кровати, пытаясь отогнать от себя воспоминания об умирающем Бэйне. Не хватало только пережить всё то же самое ещё раз…       Но всё-таки — всё-таки сейчас перед ней лежал совершенно другой человек. Он, скорее, напоминал комиссара Гордона, чем изъеденного зелёной отравой Антонио Диего. Да, очень старый и усталый, с морщинистым лицом и почти облысевшей головой, и кожа его была бледна, а перевитые вздувшимися жилами руки, скрюченные артритом, лежали поверх одеяла. Но дряхлость к нему даже не пыталась подступать, и дышал он хоть и хрипло, а всё же не так отчаянно, и когда открыл глаза — то ли услышав шаги сквозь чуткий старческий сон, то ли просто почуяв чьё-то присутствие, — взгляд его был настолько ясен, насколько это возможно в таком возрасте, и в нём светились мудрость, умиротворение и такое величие духа, что Рике захотелось поклониться.       Дворецкий, переживший всех своих хозяев, улыбнулся юной гостье.       — Здравствуйте, мисс Клейтон… Вот и свиделись.       По его знаку Рика присела на стоявший рядом стул, а Альберт помог старику перейти в состояние «полулёжа», поправив широкие подушки.       — Мне очень хотелось дождаться вас, мисс Клейтон. — Говорил Альфред медленно и с некоторой одышкой, но голос его звучал твёрдо, без шепелявости и причмокиваний. — То дело, с которым нам с вами нужно разобраться, вполне мог уладить и мой сын — вы с ним уже познакомились… Но я очень хотел сам. Так… наверное, правильно. И мастер Брюс, и мастер Дерек бы этого хотели.       Рика только молча кивнула. Непонятная торжественность момента выбила из головы все слова.       Альфред слегка опёрся на локоть, поворачиваясь к девочке.       — Мисс Клейтон… Я хочу поговорить с вами о гражданском правонарушении и уголовном преступлении. На которое нам придётся пойти ради сохранности наследия рода, которому я служу.       Рика поперхнулась и открыла рот — но, неожиданно для самой себя, вместо возгласов удивления, негодования и всего такого, тихо сказала:       — Я слушаю вас, Альфред.       Тот чему-то улыбнулся и прикрыл глаза. Рика заметила, что они начали слезиться: видимо, с возрастом у старика развилась светочувствительность, чему свидетельствовали и задёрнутые шторы, и приглушённый свет.       — Я рад отсутствию бурной реакции, мисс Клейтон. Это значит, что мастер Дерек не ошибся в вас, когда предполагал подобный исход развития событий. Итак…       Безмолвный Альберт протянул отцу стакан с водой, стоявший на столике, тот отпил глоток, вздохнул и начал:       — Как вы знаете, мисс Клейтон, у мастера Дерека не было детей. Фактически, семейство Уэйн сейчас осталось без наследника — не то что полноправного и совершеннолетнего, но и в принципе любого. Благодаря грамотно составленному завещанию, у нас было и остаётся время спокойно решить этот вопрос. Скажите, мисс Клейтон, вы в курсе обстоятельств гибели мастера Дерека?       — Не то чтобы очень, — честно призналась Рика. — Он говорил, что его ждёт встреча с какими-то бизнесменами, в ходе которой он, скорее всего, не выживет, но это будет гарантом нашей безопасности.       — По сути, верно, — кивнул Альфред. — Если говорить грубо и в самых общих чертах, мастер Дерек заключил сделку ценой своей жизни. Права на землю, что он приобрёл для школы, — а она несколько больше участка, на котором стоит этот особняк, — остаются незыблемы и нерушимы.       — Неужели всё было настолько плохо? — прошептала девочка.       — Мастер Дерек много кому насолил, будучи наследником своего отца. И я говорю сейчас не о плаще и маске — а, скорее, о денежных знаках, остро отточенном адвокатском пере и не менее остром языке. Истинный Уэйн… — Губы старика тронула скупая улыбка, более подобающая гордому родителю. — Он договорился с преступными семьями во имя будущего. Его муки и гибель стали залогом спокойствия этой школы — по крайней мере, на первое время. Одно то, что её позволили создать, — это уже немало.       — Но ведь если нет наследников…       — Именно. Они посчитали, что мастер Дерек продешевил. Собственно, отчасти именно поэтому сделка и состоялась. Семьи собираются разорвать компанию на лоскуты, урвать каждая свой кусок. Они понимают, что в отсутствие наследников и школа долго не выстоит. Видимо, посчитали мастера Дерека совсем уж наивным и верящим в чужое благородство…       Рика невольно вспомнила всё то, что она слышала и читала о знаменитой фамильной паранойе Уэйнов, и невольно прыснула.       — Но, как я уже сказал, у нас есть время. — После очередного глотка голос старика, слегка осипший, вновь окреп. — Им далеко не сразу будет позволено перекупить акции, растащить наследие Уэйнов по ниточке, по кусочку, по монетке. Впрочем, я вполне допускаю, что на данный момент кто-то из семей явно занимается примерно тем же, что и мы сейчас: ищет фиктивного наследника. Пешку, марионетку, которая будет стелиться под них и повиноваться их слову. Только, в отличие от них, у нас есть преимущество: нам не придётся подделывать подписи. И наш наследник будет отнюдь не фиктивным.       Ещё один слабый знак рукой — и Альберт протянул отцу пухлую кожаную папку. Тот с видимым усилием принял её и положил себе на колени.       — Здесь находятся все нужные документы, заверенные нотариусом и подписанные мастером Дереком — и самим мастером Брюсом, ещё при жизни, на всякий случай.       Вот я и говорю, фамильная паранойя!       — Осталось вписать лишь имя, — продолжал Альфред, — и в этом и будет заключаться гражданское правонарушение и уголовное преступление, о которых я вам говорил. Всё-таки, как ни крути, а это всё же фальсификация. И вы вполне можете отказаться, мисс Клейтон. Только в этом случае нам придётся очень быстро искать иную кандидатуру на ваше место.       Девочка закусила губу.       — А кем я стану, когда вы меня туда впишете?       Альфред сочувственно и понимающе улыбнулся.       — Наследницей рода Уэйн. Главой компании «Уэйн Энтерпрайзес». Номинальным директором школы «Нова». По сути, мы поступим с вами так, как в своё время поступили с мастером Дереком. В дочери ему вы не годитесь по возрасту, но во внучки мастеру Брюсу от другого потомка — вполне. Вам придётся отказаться от своей фамилии, мисс Клейтон. Никто из тех, кому не положено, не будет знать, кто вы такая на самом деле. Как только в эти бумаги будет вписано ваше имя — вы станете Уэйн.       Рику будто пыльным мешком по голове стукнули. Она сидела, вцепившись в стул и чуть ли не хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.       Отказаться… от фамилии?! Но даже профессор, удочеряя меня, этого не требовал…       Взгляд Альфреда смягчился и потеплел.       — Я вижу, вы думаете сейчас совсем не о деньгах и привилегиях, прилагающихся к этому имени, — мягко заметил он. — Но о том, чего вы лишитесь, приняв его. А в плане приобретений — об ответственности и обязанностях, к которым вы, мягко говоря, не готовы… Не бойтесь, мисс Клейтон. Вас спасает ваш юный возраст. До совершеннолетия никто вам ту же компанию не передаст. Фактически… — тут он усмехнулся. — Да, фактически, мы тоже сделаем из вас пешку. Но пешку с правом голоса. И правом окружить себя верными людьми по собственному выбору. Людьми, которые помогут вам принимать решения, учиться, обретать самосознание и прокладывать курс в этих мутных водах. Если вы к этому готовы.       Но если не я — то кто? Сатана? Умка? Конрад? Никому из них такого не пожелаю… А Конрад ещё и совершеннолетняя! То есть, на неё это рухнет в полной мере. Нет уж, спасибо! Тем более, говорить за неё, да и вообще за кого-то другого — это… Но решать надо быстро, сейчас. Эх, спросить бы профессора…       Но тут Рика с кристальной ясностью поняла: нет. Не спросить. Никаких телепатических подсказок. Это должно быть её решение — и только её. Никто другой не может нести ответственность за её будущее, когда выбирать предстоит именно ей. И на плечи будто снова лёг тяжёлый чёрный плащ, пронизанный кевларовыми нитями…       Девочка подняла взгляд на старика, терпеливо ожидавшего её ответа.       — Скажите, Альфред… а как вы сами считаете? Я достойна этого имени?       Тот улыбнулся и положил на кровать руку ладонью вверх. Повинуясь безмолвному приглашению, Рика подалась вперёд и вложила в неё свою, маленькую и загорелую.       — Я вижу ваши глаза, мисс Клейтон… Федерика, Химера. «Не по крови, но по духу» — говорил я мастеру Дереку много лет назад. То же самое я могу сказать и вам. И считайте меня суеверным в преддверии отхода в мир иной… — тут он совершенно по-стариковски сощурился, будто стараясь разглядеть что-то за плечом девочки, — но мне чудится что-то знакомое в вашей тени.       Рика тут же невольно оглянулась — но, естественно, ничего не увидела.       — Вы знаете… — смущённо протянула она, — у меня было похожее видение, когда я в последний раз разговаривала с Дереком. Только в его отношении, конечно. А потом… со мной случилось…       — Я знаю, — прервал её Альфред. — Мисс Гордон мне рассказала. И это лучше всяких слов в мире говорит о том, что мы не ошиблись в вашей кандидатуре. Мастер Дерек вас испытывал. Мастер Брюс сражался с вашей помощью. А я… я сейчас говорю с вами. И поверьте, Химера, то, что будет написано в этих бумагах, — не пустая формальность. Вы войдёте в семью.       — Я понимаю, — прошептала Рика, сжимая его пальцы с благоговейным ужасом перед тем, что ей сейчас нужно было сказать. — И постараюсь оправдать вашу надежду.       Мама… папа… простите. Так надо.       — Я согласна, Альфред.       И глаза старика вспыхнули живым, радостным, почти молодым огнём.       Следующие пятнадцать минут были посвящены содержимому папки с документами. Рика читала и честно пыталась понимать написанное, но мысли её устроили в голове совершеннейший шурум-бурум. В них то и дело вклинивались уверенные голоса Пенниуортов, молодого и старого, зачитывающих и уточняющих самое главное и самое важное.       Я потом вспомню и перечитаю, я пойму, сейчас главное — заложить фундамент…       А потом… Альфред не мог уже держать ручку в руках столь искусно, поэтому нужное имя вписывал его сын. Рика тупо смотрела на ровно выведенные нужным почерком слова «Федерика Уэйн» и понимала, что её жизнь в очередной раз изменилась окончательно и бесповоротно. И боюсь, что не последний, такими-то темпами…       Альфред Пенниуорт с трудом сел на постели, выпрямляясь, и Альберт Пенниуорт поспешил поддержать его под локоть.       — Я рад, что успел выказать вам своё почтение, мисс Уэйн, — негромко, но с достоинством произнёс старик. — И счастлив, что род, которому я служу, не прервался. Как жаль, что мне не придётся быть вашим дворецким… Но мой сын с честью примет это звание.       — А я с честью приму его службу, — эхом отозвалась Рика, переводя взгляд на своего — теперь уже своего! — дворецкого. Тот улыбнулся одними уголками губ и склонил голову.       Альфред снова откинулся на подушки. Казалось, за время их беседы он постарел ещё лет на пять. Только теперь Рика начала понимать, в каком чудовищном напряжении он держался не то что после гибели Дерека — после смерти Брюса. Ей снова вспомнился комиссар Гордон: тот тоже запрещал себе умирать… А теперь старый дворецкий мог наконец-то расслабиться.       — С вашего позволения, мне бы хотелось отдохнуть, мисс Уэйн, — вторя её мыслям, проговорил он. — И побыть со своей семьёй.       — Разумеется, Альфред, — проговорила девочка, вставая. — Я вас оставлю. Спасибо вам… И прощайте.       — Прощайте, мисс Уэйн, — улыбнулся старый Пенниуорт. — И удачи вам. Удачи всем нам.       В дверях Рика разминулась с мальчиком лет тринадцати, всё с теми же узнаваемыми фамильными чертами лица.       Династия продолжается…       Она знала, что Альфред скоро умрёт. Не прямо сейчас, но в ближайшее время. Вот только ощущала от этого совсем не то, что при смерти Бэйна. Всё было настолько правильно, насколько это возможно. Светлая грусть разве что овладела сердцем — но и только.       И потом… сейчас все чувства Рики были основательно притуплены тем, что на неё свалилось. Отойдя от комнаты подальше, девочка прислонилась спиной к стене — и так и съехала по ней, садясь прямо на пол. Вот сейчас ей надо было выговориться, выкричаться, выплакаться — но в школе все спали, а беспокоить Курта…       И только теперь всё пережитое и этой ночью, и прямо сейчас сумело оформиться в цельный, единый эмпато-телепатический импульс, полетевший через полпланеты, за океан.       «Профессор… Папа! Ты меня слышишь? Что я наделала?!»       И ответ пришёл — в ту же секунду, как будто с той стороны этого ждали. Чёткий, ясный, сильный и уверенный.       «Ты всё делаешь правильно, дочь. А теперь — рассказывай по порядку».