19 февраля.
Я не спала почти трое суток. Как он мог припереться на мою работу?! Как он мог что-то говорить мне?! Он пытался попросить прощение?! За то, что он сделал?! Такое не прощают. За редким исключением, но это не тот случай. Я не хочу его видеть. Никогда. Это трудное желание, ведь 24 часа в сутки из всех щелей играет его музыка. Я наказана. Но за что? За что мне всё это? Чем я так сильно провинилась? Я всё исправлю, лишь бы этот кошмар закончился! Я не могу заводить новые знакомства; родители (в особенности отец) требуют, что я наконец-таки повзрослела, научилась принимать важные решения самостоятельно и вышла замуж. Каким образом я всё это исполню, если теперь я боюсь ехать с мужчиной в одном автобусе, не говоря уже о разговорах и заигрываниях. — Саш, можно? — тихо спросили за дверью, постучавшись. — Можно. — ответила я. Пришлось собрать всю волю в кулак, потому что зашёл Ваня. С виду ничем не примечательный молодой человек — тёмно-русые волосы, карие милые глазки, тонкий нос с горбинкой. Я изучала его давно, рассчитывая на недолгие отношения для успокоения папы. После недавней ситуации я старалась пересекаться с ним как можно реже. — Я принёс тебе снимки. Посмотри их, пожалуйста, и выбери. Я отошлю в «KolP» прямо сейчас. — Прямо сейчас? А не слишком ли торопишься? Их нужно отредактировать, прежде чем посылать. Я выберу и отдам Оле. — Но это горит! — слегка повысил голос он, — Они просили очень срочно. — Зачем им срочно? — шепнула я себе и снова обратилась к парню, — Ладно. Перешлёшь тогда одним файлом. Я быстро откинула пару наиболее удачных и собиралась попрощаться с ним, как вдруг он продолжил: — А что делать с «TonnyBang»? — Что не так? — я настороженно оперлась на стол, — Мы же всё сделали ещё вчера? — Они недовольны. Звонили сегодня рано утром. Сказали, что «девушка не подходит под их издание». — А кого мы посылали? — Софью. — Софья не подходит под их издание?! — я рассмеялась, вспомнив идеально ровные черты лица Сони и слюни из-за рта других моделей при её виде, — И какую они требуют? — Они требуют более русскую. — последнее слово Ваня выделил эмоциональнее и упёрся кулаками в бока, — С косой, свеклой на щеках и коровой справа! — Конкретнее! — Пышнее. — Пышнее?! Насколько я помню — «TonnyBang» «расцвёл» на косметике. И наш заказ шёл на губную помаду. У Софьи идеальная форма губ. Позвони им и скажи, что новых съёмок не будет. Либо берут Софью, либо пусть ищут другое агентство. — Они хорошо платят. — сказал Ваня, прижав к груди снимки и виновато покраснев за свои слова. — Вань, звони. Если им не нравятся снимки Софьи, то они ничего не понимают в красоте. Можешь так и передать. Ваня вышел и вернулся тут же с огромным белым букетом. — Забыл. Утром приходил курьер. Я взяла цветы. — Чистота и невинность. — Что, прости? — Мой папа флорист. Здесь белые лилии, которые выражают чистоту, и белая сирень, означающая невинность. Кто-то пытается произвести на тебя впечатление. На последок Ваня вдохнул изящный аромат лилий и удалился прочь, больше не возвращаясь. Крид? Ну, а кто же ещё мог до такого додуматься? Здесь нет ни записки, никаких других признаков отправителя. Может не он. А кто? Нет, точно Крид. Чистота и невинность. Какое тонкое издевательство. Я выкинула букет, рассыпав пару лепестков у урны. Тошнит.5 марта.
Букет оказался не последним, а первым. Цветы я получала каждое утро. Прекрасные букеты торчали из мусорки, вечером я слушала нотации уборщицы по поводу того, какая я неблагодарная, упускаю такого ухажёра и вообще, если бы она была на моём месте, то уже давно выскочила за него замуж. Длился данный цирк ровно две недели. На пятнадцатый день букет не доставили, и я решила, что наступил покой и придурок забыл обо мне раз и навсегда. Я более менее пришла в норму. Но единственный мужчина, с которым я говорила спокойно, не дрожала, не пугалась его движений и не боялась смеяться рядом с ним, оставался Ваня. Я не ощущала по отношению к нему никаких любовных чувств, искр и привязанности, да и Ваня делился со мной новостями из своей личной жизни, никак не намекая на совместный бурный роман. Сказать, что я нашла в нём верного друга, я не могу. Да, он помогал мне перебарывать свою неприязнь к мужчинам, но кроме работы и мелких проблем мы ничего не обсуждали. Я знала, что в экстренной ситуации Ваня сможет помочь мне. Тоже самое знал и он. Сегодня навалилось много работы. В последнее время я утопала в ней с головой, пару раз я ночевала в офисе. Я могла бы радоваться, ведь в эти минуты я перестаю думать о случившемся. Но поздно ночью я звоню в такси, заказываю машину и пытаюсь дышать спокойно, чтобы не вызвать у водителя подозрений. И каждый раз, когда я сажусь в автомобиль, я паникую и дрожу всю дорогу. С этим страхом я буду бороться долго и мучительно. Неделю я езжу домой на такси и неделю мои коленки трясутся как висячий мост в ураган. Я закрываю глаза; становится плохо; я открываю и смотрю в окно; становится намного хуже. Передо мной возникает образ Крида, хриплые стоны и ладонь, сжимающая моё горло. Я сделала заказ на такси, собрала вещи в сумку и вышла на улицу в ожидании машины. Подъехал серый Datsun, какой указан в смс-ке. Я постояла перед дверью пять минут, чтобы собрать всю волю в кулак и открыть эту чёртову машину. Но ручка щёлкнула без моего участия и на сидении я увидела обёрнутый крафтовой бумагой пятнадцатый букет. Алые розы. — Садись. — скомандовал голос за спиной, и холодное дыхание скользнуло по моей шее. Ситуация повторяется. Он опять сделает это. Сейчас. Я села, сжавшись в комок мольбы и ужаса. Но дверь захлопнулась, Крид вернулся на водительское и тут же тронулся с места. Он везёт меня в лес, чтобы добить. Он выкинет меня в поле, утопит в реке, повесит в лесу. Он убьёт меня. Но прежде… Прежде он овладеет моим телом в последний раз. — Куда ты меня везёшь? — тихо прошептала я, вжав голову в плечи и одёргивая на колени юбку. Впервые за долгое время надела юбку. — Везу домой. — К кому домой? — Закрой свой ебальник. Ты мне нахуй не нужна. Я везу тебя к тебе домой. Что? В смысле? Я открыла окно. Силуэты домов знакомы. Но зачем? Он больной? Он не помнит, что произошло? Где его машина? Где белая Бэха, по которой я узнавала его? Он избавился от неё из-за чувства вины? Что он собирается мне доказывать? Что он белый и пушистый? Может для убедительности загонит историю о том, как его жестоко порол в детстве отец? От этих вопросов у меня закружилась голова и я уснула. Проснулась я от яркого солнца, слепящего мои глаза, на том же месте. Крида в машине не было. Он сидел на лавочке перед моим подъездом и чего-то ждал, сложив руки в замок. Может, когда я проснусь и пойду домой, чтобы знать этаж и квартиру? Я достала из сумки зеркальце. Такие синяки под глазами никого не соблазнят. Это и к лучшему. Заметив моё пробуждение, он спрятал руки в карман джинс и подошёл к машине. Недовольно цокнув языком, он открыл дверь. — Вываливайся. Я из-за тебя опаздываю. Я вышла и быстрым шагом пошла домой, не оборачиваясь. К обеду обещал приехать папа. Причину его приезда я помнила смутно, но это было что-то важное. Несмотря на очень странное утро, я решила запечь курицу с картошкой. Папа без ума от моей курицы. Хотя он без ума от всех моих блюд, ведь он мой папа. Он будет хвалить пересоленный борщ, кислый компот и жесткое мясо и не позволит мне расстраиваться. Но папа приехал быстрее, чем я ожидала. Он довольный снял пуховик, шарф, шапку, осторожно поставил ботинки с краю и прошёл в зал, где его с радостью встретил Сюп. Рыжий запрыгнул папе на колени и подставил голову для наслаждений и кайфа. Папа заботливо потрепал его за ушко. Сюп мурлыкнул. — Санечка, мама сегодня не приедет. — сказал папа томным басом. — Почему, пап? — крикнула я с кухни. — Говорит, с машиной проблемы. Повезёт сейчас в ремонт. Папа неожиданно подскочил с дивана и уверенным шагом прошёл ко мне на кухню. — Я только что видел красивого молодого человека с шикарным букетом. Не к тебе ли? — прищурился он. Я выронила нож. — Саша? Я не то сказал? Теперь понятно, почему папа такой одухотворённый. Я надеюсь у Крида хватит мозгов не заявляться ко мне домой. Звонок. Или не хватит… — Забери свой веник. — грозно начал Крид, но увидев перед собой улыбку в 32 зуба и сияющее лицо моего папы, опешил, — Добрый день. А Шура здесь? — Кто? — переспросил папа. — Александра. — А вы кто? — спросил папа, протягивая Криду ладонь. Крид подал руку в ответ. — Булаткин Егор. — Юрий Иванович. Приятно. Очень приятно. Не стойте в дверях. Проходите. Всё это время я только слушала. Как же хотелось кухонным ножом перерезать себе вены и умереть в это мгновение. — Блять. — медленно и беззвучно протянула я, когда папа провёл «желанного» гостя на кухню и я встретилась с Кридом взглядом. Он был напуган не меньше меня. Он сжимал букет, я — нож. — Я вас оставлю. — подмигнул мне папа, явно не заметив, как мои пальцы белеют от напряжения. Он чуть ли не в припрыжку выбежал с кухни. Крид не шевелился. Мы оба перестали дышать. Когда он предпринял попытку отдать мне букет я выставила вперёд нож. Я находилась в своём доме, поэтому уверенности во мне было больше, чем когда-либо. Я знала, где лежит ещё один набор ножей. — Стой! — грозным шёпотом приказала я, когда Крид шевельнулся в мою сторону ещё раз, — Двинешься — я тебя порежу! — Я не собирался к тебе на Огонёк заглядывать. — он неспеша опустил цветы на пол, — Я оставлю их тут и уйду. Всё, я ухожу. — Убирайся. — Нужно поговорить. — вдруг остановился он, — Ты же в курсе, что мужик подслушивает? — Это мой отец! — гневно зашипела я. — Да ты что! — передразнил он меня. — Ради Бога прошу, исчезни. Ты достал меня. — Дай мне пару минут. Я хочу поговорить. — Поздно разговаривать! Ты итак уже всё сделал! Из комнаты вышел папа. Я мгновенно развернулась к столу, смахнув с щёк слёзы. — Сань, позвонила мама. Сказала, что ехала в ремонт и полностью сломалась. Я - к ней. — Папа! — запаниковала я. — Я с тобой. — Нет, нет, нет. Ты накормишь Егора. А завтра приедем мы с мамой и посидим все вместе. — Пожалуйста. — я вцепилась в отца, как в спасательную соломинку, — Останься. — Сань, я понимаю — ты соскучилась. Но я еду один. — Пап, он... — попыталась я, — Пап! — Саш, прекрати устраивать перед Егором цирк! Я еду один. Всё. Точка. — он чмокнул меня в щечку, — До встречи. — Папа?! Дверь закрылась, я сползла по стенке на пол и заревела. — Шур, прекрати. Он оторвал от лица мои руки и прижал их к полу. — Не бойся. Я тебя не трону. Перестань плакать. Шура! Послушай. — его пальцы коснулись моего лица и медленно прошлись к шее. Он увидел маленькие тёмные синяки и тяжело выдохнул, — Слушай, я не специально. Просто в тот день всё пошло по пизде. Я был зол. Иногда такое случается. Что я могу сделать? Всё сделаю, что скажешь. Я посмотрела на него сквозь слёзы. — Уйди. — Может машину? Или отпуск? Куплю путёвку в горы. Море? Океан? Может ремонт? Сделаю всю квартиру. Может новую квартиру? Что? — Я хочу, чтобы ты ушёл. — Шура, такой возможности больше не будет. Подумай хорошенько. — Ты считаешь это «возможностью»? Ты изнасиловал меня и считаешь, что я выиграла билет в счастливую жизнь? Это… — я готова была засадить в него все вилки, ножи и лезвия, находившиеся в квартире, — Это… Это, наверное, тебе легко с этим жить, а мне — нет! — я вдарила ему, — Уебок! — и встала. — Что ж вы, бабы, такие тупые?! Не хочешь — твоё дело. Унижаться — не ко мне. Знай — я делал это не специально. В тот день я поняла две вещи: мой отец слепнет при виде около меня красивых мальчиков; красивые и успешные мальчики — не всегда добропорядочны и честны (даже сами с собой).