По разные стороны

– Что ты, по-твоему, делаешь? Тихий голос резанул по ушам не хуже крика. Временами Дании казалось, что Норвегия мало чем отличается от своих приятелей родом из древних саг – по крайней мере, даром появляться и исчезать совершенно бесшумно, а также распространять вокруг себя атмосферу надвигающегося Рагнарёка юноша обладал в полной мере. – Стараюсь избежать кровопролития, как видишь, – Дания оторвал взгляд от лежащих перед ним бумаг. Бюрократия, бюрократия… Как же он её ненавидел. Увы, войну начинают и заканчивают, сидя в кабинетах и ставя размашистые подписи, а винтовками размахивает пушечное мясо, которое ничего не решает. – То, что я вижу, называется иначе. – Нор, ну не нагнетай, а? – Дания потянулся за лежащим в дальнем углу стола конвертом и едва не обрушил стопку документов. Нужно бы со всем этим разобраться, пока рухнувшая гора этих проклятых почеркушек не погребла его под собой. Нелепая была бы смерть, а уж каких глупостей в некрологе напишут... Впрочем, в таком случае он бы стал далеко не первой жертвой неразумной бюрократической структуры. – В стороне остаться всё равно не удастся, к тебе, вон, уже Англия с Францией наведывались… С каких пор они не пытаются друг друга съесть, кстати? – Я не считаю нужным вникать в их отношения. Что важнее – ты понимаешь, чем грозит обернуться эта война? – Ты меня спрашиваешь, понимаю ли я последствия войны? – Дания засмеялся было, но, поймав взгляд друга, осёкся. Ему уже много лет не доводилось видеть Норвегию таким. Он нередко бывал недоволен всем на свете, и недовольство своё зачастую высказывал в довольно резкой форме, но такой горечи в сумрачно-синих глазах Дания не видел со времён Кильского договора. Некстати проснувшиеся воспоминания покатились снежным комом с горы, норовя смести остатки душевного равновесия, которое и так было ни к чёрту. – Похоже, вопрос изначально лишён смысла, – Норвегия устало опустил веки – жуткая тягостная атмосфера, которую производил его взгляд, немедленно рассеялась. – Раньше ты не был таким, Дэн. – Я заключил пакт почти год назад, – Дания попытался как можно незаметнее перевести дыхание. Вот ведь… Когда они были младше, общаться с Норвегией было куда проще. Он был более... Живой, что ли? И уж точно не взывал к размышлениям о бренности всего сущего одним своим видом. – Не пытайся разыгрывать из себя идиота. Смею надеяться, я достаточно хорошо тебя знаю – ты далеко не так глуп, как пытаешься казаться. – Ладно, ладно, почту за комплимент… Ты мне скажи, почему сам-то не подписался? – Дания вытащил из стопки заверенный печатями и подписями листок и демонстративно им потряс. – Обезопасился бы от нападений… – Я им не верю. Ни Германии, ни его брату. Этот пакт – не более чем клочок бумаги. Бесполезный. Фальшивый. – Ты вообще понимаешь, что с таким соотношением сил лучше принять правила игры заведомого победителя? – Дания досадливо поморщился. – Стратег-то ты куда лучший, чем я. – Война – не игра, Дэн, – Норвегия заметно напрягся – пальцы с силой вцепились в предплечья. – Ты знаешь, что я никогда не любил насилие, однако добровольно отдавать себя в распоряжение Германии я не собираюсь. Да уж, насилие он не любил, потому и провёл большую часть жизни в униях. А ведь в детстве и ранней юности был той ещё грозой морей, чьи драккары внушали обитателям побережий священный ужас... Как же время меняет – людей, страны, сам мир. – Ради всего святого, да что ты заладил! – вспылил Дания, которому внезапно проснувшаяся ностальгия была вовсе ни к чему. – Эти двое, конечно, редкостные скоты, но не звери… Ох, что-то я не то сказал. – Сильные мира сего жестоки, Дэн, – в темно-синих с поволокой глазах что-то вспыхнуло и сразу погасло. – Я имел сомнительное счастье раз за разом убеждаться в этом в течение почти тысячи лет, – Норвегия с утрированным интересом рассматривал красующуюся на стене секиру. Сам когда-то почти такой же орудовал – и если бы не променял её на перо и флейту, мог бы избежать событий значительной части минувшего тысячелетия. По крайней мере, мог бы отстоять свою позицию при заключении Кильского договора. Кальмарской и Датско-норвежской уний он бы не избежал ни при каких обстоятельствах – Дания бы не позволил. Сейчас бы ему былую мощь, чтобы послать Германию хоть лесом, хоть морем, хоть к Хель на чашку кофе... – Я не хочу снова оказаться под чьим-либо правлением. Я буду сражаться. – Если мы окажем сопротивление, только потеряем тысячи людей! – Дания с силой ударил по столу – печально звякнула чернильница, на пол посыпались скрепки и бумаги, с глухим стуком упала увесистая папка с документами. Норвегия устремил на него потухший, обречённый взгляд. – Нет никаких «мы», Дэн. Давно уже нет, даже если когда-то и были. Норвегия развернулся на каблуках и стремительным шагом направился к выходу. Дания ошеломлённо молчал. На пороге юноша остановился и обернулся – в глазах плескалась непонятная глухая тоска, от которой невыносимо защемило в груди. – Нор… – Я бы не хотел оказаться по разные стороны баррикад с тобой, Дэн, – Норвегия понуро опустил голову, пряча взгляд, однако тут же снова вытянулся в струнку, упрямо вздёрнув подбородок. – Но смиряться ради этого с захватчиками я не стану. Прости. Дверь закрылась с тихим стуком. Дания откинулся на спинку кресла и с глухим стоном накрылся какой-то газетой. Господи, каким бы ты ни был, за что?.. Подходил к концу март тысяча девятьсот сорокового. Пакт действительно оказался бесполезен, в этом Норвегия был прав. Он вообще редко ошибался в таких вещах, но в бою его это не спасло. Он сопротивлялся. Яростно. Отчаянно. Безуспешно. Продержался всего неделю и потерял более шестидесяти тысяч бойцов пленными, плюс ещё около полутора тысяч погибшими и пропавшими без вести. Дания обошёлся тринадцатью излишне высокоморальными идиотами. Германия поворчал по поводу пары своих бойцов, которых успели подстрелить, но тем и обошлось. Везерские манёвры были завершены полной оккупацией Дании и Норвегии. Дания видел его только мельком – вместе с другими военнопленными. Мертвенно-бледный, покрытый запёкшейся кровью – своей? Чужой? – Норвегия, казалось, пребывал где-то вдали от этого мира. Дания хотел окликнуть его, сказать хоть пару слов, но рядом стояли Германия и Пруссия. Проходя мимо, Норвегия бросил в его сторону короткий взгляд. В нём не было ни обвинения, ни ненависти – только те самые тоска и безысходность, которые ранят больнее любых упрёков. Несказанные слова замёрзли и острыми ледышками оцарапали горло – по крайней мере, навернувшиеся на глаза слёзы Дания списал именно на это. Только бы не заметили… А если заметят – здесь и в середине весны дуют пронизывающие ветра, от таких глаза разве что у Китая слезиться не начнут. – Разумное решение, – пробасил Германия, проводив взглядом печальную процессию. – Полагаю, ты о нём не пожалеешь. – В меморандуме всё прописано в лучшем виде, – хмыкнул Пруссия, вальяжно облокотившись на плечо брата. – О таких условиях только мечтать можно, ага. – Я благодарен за проявленное великодушие, – Дания сцепил зубы и поклонился. Сейчас не до гордости. Сейчас главное – обеспечить безопасность людям. Всё остальное подождёт – столько, сколько потребуется.