Отвесное падение

Джонни Шторм — хороший парень. Честное слово. Да, это он на прошлой неделе разбил новый самолёт Рида. Так получилось — он не хотел. Да, в его постели побывало столько женщин, что они могли бы организовать своё собственное государство. Небольшое, но хей, ему ещё и тридцати не исполнилось. Да-да, это Джонни выводил вчера в атмосфере «Человек-Паук плачет над «Сумерками». А что? Питер сам напросился. Всё равно он хороший парень. Не мечтает завоевать мир. Племянников обожает. Спасает принцесс, попавших в беду, не рассчитывая на благодарность. Ну ладно, рассчитывая на благодарность, но никогда не настаивая. Благосклонно относится к фанатам. Особенно фанаткам. Налоги платит. Хорошо, налоги платит Рид за всю Четвёрку, но это не главное. Пресса иногда предпринимает попытки состряпать скандал на Шторма, но безуспешно. Каждая из его многочисленных любовниц всем довольна и при упоминании о Джонни лишь мечтательно улыбается. Прости, Дэйли Бьюгл, никакой сенсации, он хороший парень. Или правильнее сказать, что Джонни был хорошим парнем? Потому что после случился Дакен, и весь мир полетел к чёрту. Точнее, Дакен случился чуть раньше, да и мир с тех пор парочку раз пытался улететь в известном направлении, но Джонни всё ещё держался. Когда этот японский сукин сын умер, Джонни злился, как никогда в жизни. Он вообще редко испытывал сильные негативные эмоции, тем более такой разрушительной силы. Что было сильнее — боль от предательства или от потери, Шторм понять не смог. Казалось, что и то, и другое в странной комбинации пришли откуда-то извне специально, чтобы свести его с ума. Думать о том, что произошло, никак не получалось. Мысли путались, стирались под напором ослепляющей ярости. Грёбаный сукин сын! Джонни никого не ненавидел так сильно. Именно в бессмысленной злости постепенно зарождается крошечное нечто, позволяющее усомниться: хороший ли Джонни Шторм парень? Дакен отвечает утвердительно — хороший. И дело не в том, что слишком, а в том, что искренне. Без лишних сложностей. Бесхитростно, как американская мечта: белозубая улыбка, внешность куклы Кена, полный набор из шести кубиков, хорошее настроение двадцать четыре часа в день на протяжении семи дней в неделю, крепкая семья, смелость на грани с идиотизмом, любимый гараж с кучей инструментов. Только дома с белым заборчиком не хватает. Вместо него футуристическая башня. Тоже по-своему неплохо. Мечта американская. Неувязочка. Дакен наполовину канадец, наполовину японец, поэтому не понимает части про заборчики и улыбки. Но это если пополам, а весь он целиком хочет засадить американской мечте до упора. Впрочем, возвращаться из мёртвых Дакен не хочет, но выбора, похоже, нет. Их всех рано или поздно мироздание выбрасывает обратно, пережёванными и искалеченными, но живыми. Он воскресает, чтобы отомстить тем, кто должен был помочь, но не помог, имел возможность спасти, но был слишком занят своими делами. Конечно же, отцу. Но это потом. Цель чересчур важная, можно сказать, жизнеобразующая, поэтому не так быстро. Надо немного подождать. Сначала на повестке дня Фантастическая Четвёрка, сборище лицемеров. Лично против Джонни Дакен ничего не имеет. Хороший парень ему даже нравится. И как почти друг, которых в его жизни не было, и как возможный любовник, которых было предостаточно. Нет, а разве может быть иначе? Вы видели последнюю фотосессию Шторма в Menʼs Health? Ту самую, где он перемазан машинным маслом и едва одет. Дакен видел и остался впечатлён. Ему даже слегка обидно, что приходится мстить вот так. Но, увы, Джонни самый уязвимый из Четвёрки. Подобраться к Риду, Сью или Бену невозможно, они не поведутся даже на самое искусное враньё Дакена. Зато хороший парень Джонни вполне. Или не поверит, но очень-очень захочет поверить. В самом начале Дакен не планировал использовать феромоны против Шторма, это получилось случайно. Красавчик действительно ему понравился, и организм сам решил эту проблему. И вот уже тогда, когда безупречное чутьё подсказало, что происходит, Дакен чуть не заржал в голос. Джонни мечтал быть затраханным до беспамятства, чтобы позабыть напрочь о бесконечной веренице баб, о семье, об ответственности, о своих супергероических делах. Феромоны феромонами, но когда Джонни Шторм сходит с ума, представляя твой член в своей заднице, здравый смысл отключается со скоростью звука. То есть в какой-то момент Дакен ещё помнил, что желание ненастоящее, а вот потом уже нет. «Пойдём», — он говорит в телефонную трубку. Джонни идёт как загипнотизированный и приходит в себя только утром полностью обнажённый на заднем сидении угнанного автомобиля. Его мобильный валяется на коврике, одежды нигде не видно. Ауч. Нет, он не в первый раз приходит в себя голым, не зная, где находится. Но, знаете ли, интуиция подсказывает, что надо бежать. — Привет, Сью… Да-да, не кричи. Ну, извини, что не предупредил… Всё нормально… Я у Пита поживу пару дней, не волнуйтесь. Они всё равно будут волноваться. Особенно Сьюзан, которая чутким женским сердцем давно уже чувствует опасность, нависшую над братом. И Бен тоже. Будет ворчать и ругаться, пытаясь скрыть беспокойство. В основание шеи как ржавый штырь вставлен. Боль ослепляющая — до звона в ушах. Джонни не может понять — это похмелье или его ударили битой по голове. Вероятнее, второй вариант. И даже явный засос на животе мало проясняет картину. То есть он помнит, что занимался сексом с Дакеном, но на этом всё. Почему? Что произошло до и что было после? Да, как будто он перепил, или его ударили битой по голове. Одно из двух. Стоп-стоп-стоп. Он занимался сексом с Дакеном. Эта мысль сначала показалась совершенно будничной, но при повторном её осмыслении… Что за херня? Дакен возвращается в машину с пакетом еды, и всё начинается снова. Нет, не секс. В смысле, и секс тоже, но не это главное. Джонни лихорадит и трясёт, как от сильного афродизиака. Однажды с ним такое приключилось. Тогда, правда, его опоили женщины-амазонки из какого-то племени с другой планеты, и ему было всё равно с кем трахаться. Сейчас же по-другому — не всё равно. «Блядь, да с такой способностью», — думает Шторм, — «Дакен может подмять под себя весь мир». Фигурально выражаясь. Или не совсем фигурально. *** Дальше Джонни по-прежнему плохо осознаёт происходящее. Кажется, они на Нью-Йоркской неделе моды. Непонятно, что они здесь забыли и откуда взяли эти костюмы за пару тысяч баксов каждый. — Четверых хватит, как думаешь? Или шестерых снять? — интересуется Дакен, обжигая ухо Джонни горячим дыханием. — А, детка? Они останавливают свой выбор на шестерых, но в итоге оказываются вдвоём в гримёрке, блестящей позолотой, пропахшей шампанским и духами. Стойка с платьями и костюмами раскачивается, пока они путаются в шифоне, латексе и кружевах. Джонни трясущимися руками удерживает их обоих в вертикальном положении, впиваясь ногтями в бёдра Дакена, который старается додрочить до того, как кто-нибудь войдёт в незапертое помещение. Или делает вид, что старается. Ему насрать, увидит ли их кто-нибудь. Для всего мира он труп, а трахающимися трупами никого не удивить в наши дни. Дверь всё же распахивается. Модели пьяно хихикают и убегают дальше по коридору, оставив дверь открытой нараспашку. Джонни не помнит, когда в последний раз кончал так быстро. Годы тренировок всё-таки, чтобы впечатлять девушек. Он кончает и кончает, потеряв счёт, который это раз за день. Так не бывает в реальной жизни. Он словно застрял в чьём-то эротическом кошмаре. Это прочно поселилось в голове, вцепилось намертво и пустило корни. Никак не отпускает, как затянувшийся приход. Хочется снова и снова. Не только секса — хотя и его тоже — близости, прикосновений, запаха. Джонни пытается поцеловать Дакена в приоткрытый рот, но промахивается, неуклюже касается губами уха и выдыхает. Не стонет — для стона нужно сосредоточиться и напрячь связки. В одной рубашке Дакен сидит на столике для макияжа, по которому раскидана косметика и прочие женские штучки. Его затылок упирается в зеркало. — Возьми, вытрись, — он кидает в Шторма первое попавшееся платье, вышитое бисером. Джонни снова трясёт. — Что это? — Не знаю. Майкл Корс, может быть? — отвечает Дакен, щёлкая зажигалкой. Он что, похож, на того, кто разбирается в бабской моде? *** Официант осторожно заглядывает в огороженную кабинку. Он проклинает это дизайнерское решение с самого начала своей работы в заведении — грёбаные мажоры уверены в том, что место предназначено исключительно для ебли. Ау, кто-нибудь? Вы в ресторане — не в борделе! Тот, что с ирокезом, сидит, развалившись на диване. Лицо расслабленное, правая рука под столом. Чёрт, снова! В одной из курток, небрежно брошенных на стул, звонит телефон. Раздаётся удар, столешница заметно трясётся. Как будто кто-то ударился головой. Хотя почему как будто? Дакен протягивает телефон под скатерть и скалит зубы в неприятной усмешке. Хлюпающий звук из-под стола несчастный официант уже не слышит. С него на сегодня хватит. — Сьюзи! Привет, сестрёнка! — не слишком вменяемо радуется Джонни, вытирая губы ладонью. — Как я рад! — Джонни, где ты? Мы звонили Питеру, он сказал, что не видел тебя больше месяца! Что с тобой происходит? Что-то случилось? — Ммм… я в порядке. Просто встретил старого друга, и мы решили смотаться в Вегас. — Джонни, ты в Вегасе? — голос Сьюзан дрожит. Какие ещё старые друзья? У Джонни нет никаких старых друзей! — Что?.. Нет, не в Вегасе. Я в порядке, — повторяет Джонни. — Не волнуйся, сестрёнка. Через пару дней буду дома. — Заканчивай уже, — шипит Дакен, ёрзая от нетерпения. — Франклин и Вэл скучают. Ты обещал провести с ними выходные, помнишь? — Да… да, помню. Я в порядке, Сьюзи. *** Сигнализация в тату салоне смехотворная. Дакен срывает её когтями, и она даже не реагирует. Темно, но он и так отлично видит, поэтому свет остаётся выключенным. Джонни садится на кушетку, листая альбом с эскизами. Он перерос бунтарское желание наколоть себе что-нибудь во всю спину лет в пятнадцать. Точнее, ему надоел крик Сьюзан, которая пыталась быть ему хорошей матерью. Но сейчас. Почему нет? В конце концов, хороший мальчик Джонни помахал всем ручкой и исчез, а плохим парням полагается иметь татуировки. — Хочу такую же. Шторм проводит тыльной стороной ладони по руке Дакена, на которой хищным орнаментом расположилась наколка. — Не дорос ещё, — он ухмыляется, усаживается между ног Джонни и притягивает ближе к себе так, чтобы колени упирались ему в рёбра. Они сидят лицом к лицу, почти соприкасаясь грудью. Не отодвигаясь, Дакен заправляет машинку чернилами, пока Шторм вертит головой в попытках разглядеть эскиз, приклеенный чуть ниже ключицы. — Что это? — Феникс. Банально, но тебе подходит. Согласись? — Угу, мне нравится. Джонни облизывает свои и так влажные губы, двигается ещё ближе, чтобы удобнее было целовать сосредоточенно сжатую челюсть Дакена. Человек Факел горит. И в этом случае, в переносном значении. Ему плевать на татуировку и вообще на всё. Просто навалиться сейчас сверху и сделать так, чтобы они сгорели вместе. — Будет больно, принцесса. — Я супергерой, мать твою, давай уже. … Красиво. Джонни определённо нравится. Кожа вокруг красная, но это ничего. Пройдёт, а татуировка останется навсегда. Кстати, насчёт вечности. — Ещё вот это. Никто не увидит. Взгляд у Дакена странный, расфокусированный, безумный. Джонни впервые сомневается в его психическом состоянии. — Давай на английском. — Нет, на японском. — Ну нет, откуда я знаю, что это не «пидор» или что-то такое? — Чем тебя не устраивает «пидор»? — Дакен скалится, и вроде бы приходит в норму. Показалось. *** Укол в плечо, и всё вокруг темнеет. Постойте, сейчас ночь. Точнее, становится ещё темнее. Ничего не видно и почти не слышно. Только родной мужской голос у самого уха: — Теперь ты в безопасности, Джонни. Провал в памяти. Он уже привык к ним за недели, проведённые с Дакеном. О Боже, Дакен! Что за хрень происходила всё это время? Джонни понимает, что пристёгнут наручниками к смотровому столу. Конечно, его нашли. Рид пару лет назад говорил про маячок, который вживлён под кожу всем четверым. На мониторах какие-то показания, Рид хмурится, мечется от одного экрана к другому. У него вид человека, у которого разом заболели все зубы. Сью долго плакала. Это его сестра, Джонни может отгадать любое её настроение, тем более такое. Её лицо абсолютно бесстрастно, словно она боится снова не сдержаться и разрыдаться. — Понимаешь, где находишься? — осторожно спрашивает Сьюзан, будто в холодную воду заходит. — Конечно. Здание Бакстера. Пятидесятый этаж. Лаборатория самого гениального гения Америки. — Знаешь, кто я? — Ты моя сестра, Сью, что за допрос? — виновато улыбается Джонни. Он ещё не знает, в чём провинился, но уже чувствует, что сделал что-то ужасное. — Отлично, потому что допрос ещё не начался. Ты точно в своём уме? — Да конечно, в чём дело? — Два дня назад нам позвонили из полицейского участка. — Она садится на стул и закрывает лицо руками. — Тебе предъявят обвинения. — Что?! Какие ещё обвинения?! — Угон автомобиля, хранение наркотиков, хулиганство, порча чужого имущество, взлом с проникновением… и попытка изнасилования. Изнасилование, Джонни!!! Я могу ещё продолжать, но, думаю, ты уловил суть. — Ты шутишь? Джонни ищет поддержки у Рида, но тот прячет взгляд. Зубы у него, кажется, заболели ещё сильнее. — Похоже на то, что я шучу? Нет, совсем не похоже. *** — Хорошо помню Джонни подростком, — начинает Сьюзан. — Нет, он был катастрофой, ты сам знаешь. Но даже тогда он не забывался настолько. Мне сложно поверить, что мой брат способен на подобное. Господи, Рид, это же наш Джонни. Что ты молчишь? Ещё ни слова не сказал с тех пор, как мы его нашли. В их спальне разговоры о чём-то кроме опасности, работы, спасения мира крайне редки. Иногда Сью удивляется, как они вообще успели зачать двоих детей. Рид, как обычно, погружен в свои гениальные мысли. Но лицо у него странное — слишком напряжённое. Значит, думает не о работе, а о семье. — Думаю, — естественно, он всегда думает. — Уверен, что не обошлось без воздействия со стороны Дакена. Если смогу это доказать, то с Джонни снимут все обвинения. Это сейчас главное. — Кстати, насчёт Дакена. Совсем ничего не понимаю. Сколько ему лет? Больше шестидесяти? Он, конечно, даже близко не святой, но вломиться в тату салон? Позволить девочке написать заявление в полицию? Дать Джонни попасться с наркотиками? А то, что они устроили на неделе моды… Я даже вслух это сказать не могу. Дакен для этого слишком… — Умён и стар, — подсказывает Рид. — Да, именно. Что я хочу сказать… — Дакен спланировал тонкий и изощрённый удар по нашей репутации. От такого, решил он, мы никогда не отмоемся. — Господи, почему? Мы же хотели ему помочь, Джонни ему доверял. Сьюзан забирается под одеяло и натягивает его до подбородка, словно пытается спрятаться. — Он нездоров, Сью. Его психическое состояние внушало опасения ещё в самом начале, а уж теперь… Дакен был убит собственным отцом. И Логан говорил, что похоронил его тело. Это значит, что Дакен выбирался из могилы. Если это и правда так, определённая часть меня благодарна ему за то, что Джонни всё ещё дышит. — Ты же найдёшь способ всё исправить? Она прижимается к мужу в поисках спокойствия. Не находит, но это лучшее, что им сейчас доступно. — Конечно. Это же наш Джонни. *** Их Джонни. Сам Джонни уже не уверен, чей он. И, если уж на то пошло дело, он ли это вообще. В памяти время от времени всплывают обрывки событий. Всё, о чём говорила Сью, происходило на самом деле. И он принимал в этом самое непосредственное участие. Кожа на груди всё ещё жжётся от татуировки. Джонни хочет свести её как можно скорее. Татуировки сводят лазером, он слышал об этом. В лаборатории Рида должны быть лазеры. Много-много лазеров. Чувство вины режет его не хуже, чем алый луч, крошащий алмазы. Та девушка, господи, он помнит её испуганные глаза, заплаканное лицо. Он вообще помнит слишком многое, чтобы оставаться в своём уме. Будет больно, принцесса. Действительно больно, Дакен. — Тебе помочь? — спрашивает Рид из темноты своей лаборатории. Слишком мягкий тон, так и сочащийся жалостью. — Не надо, я сам. — Тогда не буду мешать. Удачи с этим прибором, он расщепит тебя на атомы. — Я идиот… — устало заключает Джонни и садится на смотровой стол. — Помоги мне, пожалуйста. — С удовольствием. Рид берёт стул, вытягивает руку до другого конца комнаты, чтобы достать нужный лазер и принимается за дело. Он не поднимает головы, потому что кажется, что Джонни плачет. Надеясь, что ему показалось, Рид накладывает повязку и почти жизнерадостно объявляет: — Ну вот, готово. Через пару дней будет лучше, чем раньше. Тебе повезло жить в доме с самыми прогрессивными технологиями. — Совсем не больно, — отстранённо замечает Джонни, заглядывая под повязку. Правая сторона груди светло-розовая, нежная, как свежий рубец. Вот и всё, что осталось. Ах нет, постойте, ещё невыносимая боль, разрастающаяся чёрной дырой где-то в районе солнечного сплетения. — Встроенная анестезия. Крайне удобная штука. — Спасибо. — Обращайся, — говорит Рид и тут же одёргивает себя. Потому что все они надеются, что больше обращаться с такими проблемами не придётся никогда. *** Пройдёт время, и Джонни путано признается Сьюзан потому, что сил держать это в себе больше не останется: «Он как будто падал в пропасть, и ему было так одиноко. Сьюзи, так одиноко, что выть хотелось. Поэтому он тянул меня с собой в эту пропасть. И я падал. Вместе с ним, чтобы ему было не так страшно. Знаешь, как отвесное падение. Чёрт возьми, я так хотел уже разбиться наконец, чтобы прекратить всё это. Только не один. Чтобы вместе с ним. Господи, что я говорю? Сью, ты же знаешь, я никогда не… Но он, как… Я не знаю. Правда, не знаю. Только легче всё не становится». В ту ночь, проведённую в тату салоне они так и не решили на английском делать надпись или в виде японского иероглифа. Чуть не подрались, с удовольствием потрахались. И решили набить знаком. Ещё вот это. Никто не увидит. Знаком. Перевёрнутой восьмёркой. Джонни не смеет показать Риду. Наверное потому, что Мистер Фантастика — каким бы фантастическим он не был — орудующий лазером у него в трусах, представляется не лучшей идеей. А может быть не только по этой причине. Люди не меняются. Поэтому Джонни Шторм всё ещё очень хороший парень. Точно вам говорю. А знак бесконечности… Он уже точно не знает, что символизирует эта татуировка. Его бесконечное отвесное падение?