— болезнь ли порождает самое преступление или само преступление, как-нибудь по особенной натуре своей, всегда сопровождается чем-то вроде болезни? © Достоевский
— Насколько извращенными окажутся твои поступки? — тихо шептал он, смотря в монитор, где шелестели помехи, и картинка грузилась периодически. Только крики, измученные и хриплые, очень четко слышны из мелких динамиков планшета. И у доктора нездоровый румянец щёки одаряет щедро, и смущение его заставляет в нетерпении прикусить нижнюю губу. Неподдельное возбуждение охватывает всё его тело, дышать становится трудно и Тэён открывает рот, глубоко вдыхая, пока рука тянется к ширинке джинсов. Да, доктор Ли возбуждён. Да, ему это нравится. Да, он влюблён. Влюблён в своего пациента и в то, что он делал сейчас по ту сторону экрана. А там в полутёмной закрытой комнате брюнет, чьи локоны красиво отливали синевой, тихо хихикая, обходил свою жертву со спины. Это помещение не отличается от обычных операционных из тех, что крутят по телевизорам. Белая или зелёная плитка, понять сложно из-за освещения, была везде. Пол, стены, даже потолок был покрыт именно ею. Плитка уже старая, кое-где треснутая, в левом дальнем углу брызги крови уже засохли, возможно от старой жертвы, черные длинные волосы мерзко скомканные в вязкий коричнево-красный комок валялись на полу. Только здесь минимальное количество предметов. Два человека, вместо операционного стола гинекологический стул и стол со скальпелями и щипцами. Воздух здесь тяжелый впитавший в себя запах гнили и хлора щипал нос и скручивал желудок. На том стуле сидела жертва, руки её были привязаны туго ремнями, и ноги прижаты к нижней единственной ноге. Гармоничным дополнением этой комнате служит железная тёмно-зелёная дверь крашеная лет десять назад, на ней вмятины и уже не вспомнить какие из них появились недавно, а какие с самого начала были с ней. Жертва эта была мужчиной лет сорока с проседью на голове и одетый в порванные вещи, которые не прикрывали его форм, а иногда даже самых откровенных мест. На лице мужчины было отчаяние, от мыслей своих не солнечных он думал о том, что сейчас его смерть, сейчас всё закончится. И гримаса ужаса застывает на нём, когда Ким зубами выдирает ему ногти на руках один за другим. нет, это не конец и его мучениям его нет конца. Истошный крик умирающего зверя эхом отскакивал от стен, а смех незамедлительно настигал и обгонял его. Улыбка Доёна кривит его красивое лицо, но Тэён в экстазе бормочет «прекрасный» и рука машинально сильнее сжимает его возбуждённый член. Конечно же Ким его не слышит, он и мольбы своей жертвы не слышит, пока последний ноготь, уже выдранный с кусочками кожи и окровавленный, аккуратно положен на железную посуду, предназначенную, вероятно, для органов, такие овальные похожие на бобы, как обычно показывают в сериалах. Мальчик обходит свою добычу и наклоняется к правому плечу, пока напуганный до смерти мужик осипшим голосом настойчиво просит его отпустить. Доён смеётся тихонько и по детски. А потом с нескрываемой радостью мурлычет «нет» и ножницами он срезает кожу с шеи несчастного, пока волны боли нещадно бьют умирающего. Глазки Тэёна светятся желанием и кровь приливает к щекам, пока сердце бьется с желанием покинуть эту гнилую оболочку. Ручки Тэёна бесстыдно трогают его, пока в голове воспроизводится сцена за сценой. Он с наслаждением наблюдает за Доёном, и ему хочется кричать от удовольствия. Хочется кричать о том, что его пациент совершенен. Хочется овладеть им, но сейчас ему нельзя приближаться к своему «Адамову яблоку». Сейчас не время. Его сокровище аккуратно и бережно заворачивает чужие глаза и пальцы в собственную кожу жертвы, что-то тихо напевая себе под нос и улыбаясь как самый счастливый ребёнок на земле. Как только динамики затухают, доктор поднимается с кресла и спускается в подвал. Идя по лестнице вниз, он с нетерпением перебирает пальцы рук и нервно покусывает губу, из которой тонкой дорожкой стекает алая кровь. Не слушая шаги за дверью, Доён тонкой медицинской иглой зашивает свой подарок, смоченной спиртом ваткой вытирает края прямоугольного «мешочка» и откладывает на отдельную посуду. — Ему же понравится? — с наивностью в голосе спрашивал он «подарок», бережно касаясь его подушечками пальцев, — Он будет рад -, уверенно заявил Ким. Дверь щелкает и с надрывным скрипом отворяется. В комнату заходит доктор Ли. Его тут же встречают ножницами в ладонь, пронзая насквозь и точно по центру. Но его это не волнует. Тэён уверенно ступает к своему пациенту и хватает его за затылок, властно сжимает угольные волосы, впивается в его губы беспристрастно. Доён сопротивляется, гневно вонзает ножницы дальше, силясь вырваться из крепкой хватки, но доктору плевать. Они, как животные, готовы загрызть друг друга. И от этого только лучше. Мистер Ли скалится и кусает чужие губы до крови, сжимает кулак сильнее, языком врывается в чужую полость, нетерпеливо вылизывая там каждый миллиметр, желая запомнить каждую вмятинку, каждый выступ, каждую клеточку. Он будто передаёт свою поистине животную страсть, и это работает. За ничтожные мгновения Доён перестаёт сопротивляться, но это место в сердце занимает желание доминанта и властителя. И получить это место ему хочется очень. Пациент с таким же нетерпением отвечает ему, случайно прикусывая чужой язык, он виновато облизывает его и отпускает ножницы, цепляясь за одежду на груди доктора, массирующими движениями ласкает чужое тело. Он быстро дергает чужую толстовку вверх и залезает под неё холодными пальцами, шаловливо пробегаясь ими по разгоряченной коже, неожиданно сжимает соски и оттягивает их, слыша прерывистый стон. Бледные красивые ушки четко уловили нотки голоса партнера, и собственное тело отреагировало как-то положительно, что не могло не пугать. Доён с некой агрессией впился ногтями в грудь партнера, уже хотел убежать, но его резко остановили, развернув на сто восемьдесят градусов, нагнули на запачканном полу. — Сегодня… потерплю. Иначе ты всё узнаешь, — томно прошептал Тэён и засмеялся.***
— Д-доктор, неужели я… Я опять убил человека?! — заикаясь от страха Доён ошарашенно таращился на ошмётки тела, разбросанные по всей комнате и приукрашенные пятнами алой крови. — Доктор! Пожалуйста, можно я уйду?! Я хочу все рассказать, доктор! — в горле першит от беспокойства и тревоги, руки сводит судорога, а глаза, жалобно бросающие слезинки, неотрывно смотрят на Тэёна, который осторожно подходит к пациенту и тепло обнимает, пригладив растрёпанные и кое-где слипшиеся от чужой крови волосы. — Всё хорошо. Вам не нужно никуда идти. Этот человек хотел причинить вам боль, а вы просто защищались. Его смерть не на вашей совести. Он кончил так по своей глупости, Доён. Пожалуйста, не надо никуда ходить, — теплая широкая ладонь на Доёновых волосах незаметно превращает страх и вину в стыд и смущение. От чего хочется плакать. И Доён плачет громко, не в силах больше держаться он ревёт как ребенок, разрывая глотку в клочья, и Тэён отмечает, что это выглядит мило. Он продолжает обнимать пациента, тихонько нашептывая успокаивающие слова, пока Доён не поверит в их истинность. А Доён точно поверит, ведь доктор Ли образованный и очень добрый. Он точно поможет ему пережить этот ад. Так думает Доён и прижимается к доктору сильнее, сам того не замечая, он губами утыкается в открытую область шеи, и доктор Ли испытывает что-то похожее на эйфорию, пока в его руках находится доверчивый и прекрасный крольчонок.