Жемчужины. Часть 1. Устрица

Жемчужина в раковине, рожденная на небе, рожденная в морской пучине, дитя ветра, воздуха, молнии и света, рожденная от Луны, дитя золота, наш оберег, защити нас. Оживленная кость божества, что обитает в водах, дочь облака, принесенная рекой, тебе вверяю жизнь свою, блеск, силы, долголетие, чтобы осень приходила ко мне сотню раз. Пусть жемчужный оберег защитит тебя… [из Атхарваве́ды – священного текста индуизма - здесь и далее примечание переводчика] *** Элизабет Свон открыла дверь в свою спальню в губернаторском доме и заперла ее за собой, как делала прежде бесчисленное количество раз, не подозревая о спрятавшемся в сумраке госте. Комната освещалась лишь светом огромной сияющей луны над морем. Элизабет подошла к балкону, как делала почти каждую ночь, и оглядела темный горизонт. Море искрилось в лунном свете, и в порту виднелись английские корабли, торговые корабли, но никогда среди них не было того корабля, который она искала. И, как и обычно, она ощутила смесь разочарования и облегчения. Вздохнув, она встала перед зеркалом и принялась вынимать шпильки из волос – одну за другой. Она и сама не знала, для чего продолжала укладывать волосы в прическу – не то чтобы в ее жизни был кто-то, кто мог бы восхищаться ею. Взяв расческу, она стала расчесывать пряди, пока они не заблестели. Наверняка дело в ее гордости. Пусть она потеряла все остальное, что было важно в ее жизни – или же важное утратило смысл – но ее волосы по-прежнему оставались мягкими, словно шелк, и густыми, и ей нравилось перебирать их пальцами, заплетая на ночь. Закончив с волосами, она принялась раздеваться. Она научилась сама справляться с тесемками и застежками, потому что у нее больше не было служанки. Отец продолжал присылать к ней помощниц, но они все оставляли работу отчасти из-за того, что Элизабет вела себя с ними холодно и отстраненно, к тому же ей не нравилось, что за ней шпионят в ее собственной комнате (а это и было настоящей причиной, по которой отец настаивал на служанке). Пусть большинство женщин ее положения держали при себе помощниц, мало кого из них считали аморальными, сумасшедшими, ведьмами или же всем этим одновременно. Когда новая девушка начинала работу в губернаторском доме, ее сразу же делали личной служанкой Элизабет, но вскоре и до новенькой доходили слухи, и она умоляла не заставлять ее прислуживать этой. Ей было слишком много лет, чтобы оставаться незамужней высокопоставленной дамой. Ей было слишком много лет, чтобы оставаться под опекой своего отца. Но все же, думала она, глядя на себя в зеркало, она все еще оставалась довольно молодой. Стоя перед туалетным столиком, она расстегивала крючки и развязывала завязки корсажа, затем юбки, после чего собрала вещи, чтобы повесить их в шкаф. Ее платья были не из дешевых. Отец до сих пор покупал ей красивую одежду в надежде, что она изменит свое мнение – или же перестанет дурить, как он представлял себе это – и решит, что все же хочет выйти замуж. Убрав платье, она оглядела себя, разглаживая ткань сорочки на коже. Да, все еще молода. Она еще имеет шанс пожить иной жизнью, - эта мысль посетила ее не в первый раз. Ей вдруг захотелось скинуть сорочку, как она поступала в особо жаркие вечера, и восхитительное ощущение запретного окутало ее. Да, сегодня ночью она будет спать обнаженной. Мягкие простыни будут ласкать ее кожу, и она предастся воспоминаниям о былом. Это было одним из немногих утешений, оставшихся в ее жизни. Она развязала тесемку и сняла просторные рукава, обнажая плечи и грудь на влажном воздухе, продолжая разглядывать себя в зеркале, словно бы оценивая. Лишь сейчас она посмотрела на тумбочку и заметила, что лежало на ней. В центре спиралью была уложена нитка жемчуга. Элизабет моргнула, уверенная, что ей почудилось в сумраке комнаты, но жемчужины остались на месте, и она коснулась их. Ощутив пальцами их прохладную гладкую поверхность, она в удивлении отдернула руку – они оказались реальными. Она закрыла глаза, не позволяя себе надеяться. Наконец-то она сошла с ума. Но затем она снова открыла глаза и, прежде чем жемчужины успели исчезнуть, протянула руку и ухватила одну из них пальцами. Потянув к себе всю нить, она услышала тихий перестук. Она забыла, как дышать. Она забыла, что наполовину обнажена. Она забыла свое собственное имя. Но она не забыла, что означали жемчужины, хотя и прошло более года с тех пор, как о них в последний раз упоминали. Дрожащей рукой она зажгла лампу, намереваясь рассмотреть их получше. Она собиралась зажечь вторую лампу, когда он заговорил. - Нет, нет, только одна лампа. Так они выглядят более круглыми. Встревоженно она подняла взгляд и в отражении увидела фигуру человека, развалившегося на ее постели. Должно быть, он наблюдал за ней все это время. Его скрывали тени, но глаза, казалось, сияли, когда он перевел взгляд с ее лица ниже. Когда он снова встретился с ней взглядом, она заметила, как он прищурился. - Я имею в виду жемчужины. Она развернулась к нему лицом, нисколько не заботясь о своей наготе и держа в руке жемчужины. Стараясь скрыть за улыбкой тревожный перестук сердца, она как можно более сухим и ровным голосом спросила: - Как тебе удается пробираться сюда? - У меня богатый опыт. Она сглотнула. - Прошло много времени. - Я угодил в пару переделок. Уверен, ты понимаешь. Она позволила нитке жемчуга свободно свисать, удерживая переливающиеся бусы за самый конец. - А это? Что это? - Ты знаешь, что это. И ты знаешь, что это означает. Потребовалось гораздо больше времени, чем я надеялся, чтобы заполучить их, но, как видишь, мне это удалось. Она закрыла глаза, чуть пошатнувшись и ощущая, как что-то вдруг сдавило грудь. Это происходило на самом деле. Он и правда вернулся. - Вижу, - только и произнесла она, снова поворачиваясь к зеркалу и натягивая рукава в приливе скромности. Уткнувшись подбородком в плечо, она старалась скрыть улыбку. Пока что он не видит ее, пусть погадает. Он мгновенно вскочил с постели и оказался у нее за спиной, двигаясь с кошачьей грацией. Не она ли помогла ему проникнуть в дом так легко, тихо, коварно? Он положил ладони на ее плечи, и она по-прежнему видела только его глаза, потому что он был одет во все черное, черный же шарф был повязан вокруг головы, а волосы скрывали все, кроме щек и губ. - Я хочу увидеть их на тебе, - промурлыкал он, забирая жемчужины из ее пальцев. Касаясь предплечьем ее плеча, он надел бусы на ее шею. Она позволила ему застегнуть их, стараясь сохранять безучастный вид, хотя на самом деле прокручивала в уме множество возможностей, пребывая в смятении, испытывая практически физическую боль. Жемчужины были прекрасны. Она даже не сомневалась, что это те самые жемчужины, что он когда-то описывал ей. Бусины по центру ожерелья, покоящиеся на ее груди, превосходили остальные размером, а обрамляющие их постепенно уменьшались, сходясь на затылке, где ловкие пальцы Джека как раз застегивали украшение. Когда он закончил, то встретился взглядом с ней в отражении, и весь мир словно бы исчез, оставляя после себя только его глаза, ее глаза и жемчуг. Она услышала, как он сглотнул, увидела, как он склонил голову набок, разглядывая ее. Затем он повернул голову к ней и посмотрел, казалось, из самой глубины души. - Собирай вещи, - мягко сказал он. Она слегка улыбнулась, снова посмотрела в зеркало и притворилась, что довольно разглядывает свое отражение. - С чего ты решил, что я так уж жажду отправиться с тобой? – прошептала она, проводя пальцем по нитке жемчуга туда и обратно. - В таком случае я тебя унесу. - Отец направит по нашим следам флот. - Оставь ему гребаную записку. - И что в ней написать? - Что твой пират наконец-то пришел за тобой и что он намерен наслаждаться остатком своей жизни. Джек говорил до того серьезно, что она едва не рассмеялась, зная, что понапрасну мучает его. Он на самом деле не был уверен, пойдет ли она с ним. Когда Джек не вел себя чересчур заносчиво, он, казалось, сомневался в себе без конца и края, часто совершенно беспочвенно. Никакой тебе золотой середины. Она находила эту его черту милой. Она помучает его еще немного. - Я припоминаю, ты говорил, что для меня это слишком опасно – такая жизнь. - Так и есть, - ответил он, нахмурившись, а затем приподнял темные брови. – Но хуже, чем сейчас, быть уже не может. – Он ступил ближе, поднял руку и прижал к ее щеке, провел большим пальцем по коже. Она задрожала. – Для нас обоих. Она чувствовала его дыхание на своем лице, на своих губах, а затем он склонил голову и поцеловал ее. Она была уверена, что поцелуем он выражал свою мольбу, убеждал ее. Ведь он не знал, что убедил ее давным-давно. Она отвернулась, и он отпустил ее. Она вздохнула, сняла жемчужное ожерелье и осторожно положила обратно на ночной столик. Она наблюдала за тем, как он посмотрел на жемчужины, а затем снова на нее. Она вдруг поняла, что он пытался разгадать ее мысли. Он старался догадаться, что означало это ее действие? Разве она не собиралась носить их вечно? – словно бы спрашивали его глаза. Не выдавая себя, она вздохнула с таким видом, словно решала, надеть ли ей к чаю синее платье или зеленое. - Я расскажу тебе историю про эти жемчужины, которую ты всегда хотела услышать. Как только мы вернемся на корабль. То, что он добавил это обещание к своей просьбе, означало, что он не был уверен в ее намерениях. Все шло как по маслу. Она снова провела пальцами по лежащим на столике жемчугам, стараясь, чтобы на ее лице отражалась глубокая задумчивость. - Полагаю, ты все-таки оказалась права, - пробормотал он, и пусть она не была до конца уверена в том, что он имел в виду, но знала, что ему непросто было признать это. - Ты о чем? - Об облачной жемчужине, - сказал он, и она резко посмотрела ему в глаза. Он помнил. Это было так давно… и все же… Она выпрямилась, держась с королевским достоинством и наблюдая за калейдоскопом эмоций, сменяющих друг друга на лице Джека Воробья в свете свечи. Жадное ожидание. Замешательство. Разочарование. Ей почти захотелось перестать притворяться. - Джек, - сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал скучающе. Она взмахнула рукой у своего плеча. – Я хочу, чтобы ты еще кое-что сделал. Внезапно он оказался совсем рядом, одной рукой удерживая ее за талию, второй – приподнимая за подбородок, чтобы заставить посмотреть на себя. - Элизабет, - практически прорычал он, и она услышала в его голосе нотки угрозы, - это не игра. Из-за тебя меня арестовывали, сажали в тюрьму, едва не повесили, меня проглатывали и топили… За мной гонялся целый флот, охранники то того, то другого, нежить, каннибалы, а также гигантский и отнюдь не дружелюбный кальмар. Я пару-тройку раз обогнул землю, меня били и в меня стреляли, меня кололи и едва не проткнули бивнем слона, а ты говоришь, что хочешь от меня еще чего-то? – Он встряхнул ее, сверкая глазами. – Геракл так не вкалывал, а ведь его сделали гребаным богом! Чего ты еще от меня хочешь? Она склонила голову, в последний раз оглядывая комнату в зеркальном отражении, отмечая дорогую мебель, шкаф, дверь. Она подумала об отце и том, какой обузой стала для него, как поседели из-за нее его редкие волосы под париком. Он старался изо всех сил, впрочем, она тоже. Затем она посмотрела в глаза Джеку. - Открой ящик в ночном столике. Он приподнял бровь. - И? Она улыбнулась – искренне на этот раз, не скрываясь. - Достань чернила и бумагу. Мне нужно кое-что написать. ************ Он не рассказал ей обещанную историю сразу по прибытии на корабль – не то чтобы она этого ожидала или была этим недовольна, потому что его руки, губы и тело были заняты другими вещами большую часть ночи. Только когда они уже лежали рядом, практически приклеившись друг к другу из-за покрывавшего их пота, но все же не желая разрывать контакт (на ней была надета лишь нить жемчуга, на нем и вовсе ничего), она вдруг вспомнила об истории. - Ты задолжал мне историю о жемчужинах, Джек, - сказала она ему в плечо, чувствуя движение его мышц, когда он притянул ее ближе. - Верно, - согласился он, закрывая глаза. – Не то чтобы я не получал удовольствия, рассказывая тебе другие истории. Я просто считаю, что ты будешь разочарована. - Не буду, если поведаешь мне истину. Он широко улыбнулся, искоса глядя на нее. - С чего ты решила, что я поведаю тебе истину? - Полагаю, предположить, что любовь заставит тебя это сделать, будет глупо? - Разумеется. Ничто так не искажает истину, как любовь. - Тогда, возможно, это истинную любовь нельзя исказить. - О, но ведь ты принесла в жертву пару мужчин на алтаре любви, не так ли, Элизабет? Она молчала, ведя указательным пальцем по его груди вниз, осторожно коснулась шрамов от пуль, о которых теперь знала все, а затем другого, более свежего шрама на его боку, похожего на случайный росчерк пера. Какое-то время она раздумывала над ответом, после чего наконец произнесла: - То, что любили те мужчины, не было мною. Я была всего лишь закрытой устрицей. - А теперь? Я открыл тебя? – задумчиво протянул Джек, просовывая руку между ее бедер, которые без сопротивления раздвинулись для него. - Джек, история, - напомнила она, стараясь придать голосу строгости, тогда как он принялся ласкать ее. - Да, точно, - вспомнил он, неохотно убирая руку и ложась на спину. – Жемчужины. Что ж. Эти жемчужины, - повторил он, протянув руку и касаясь ожерелья грубыми пальцами, - спасли мою жалкую жизнь. Давным-давно. - У тебя на самом деле много жизней. Больше, чем у кошки. - Я слышал, что человек может перерождаться много раз. И если он сделает что-то хорошее и добродетельное в одной жизни, то будет благословлен в следующей. - Например, облачной жемчужиной, - сказала она, сдерживая улыбку. Он посмотрел ей в глаза. - Если ты веришь в подобные вещи. Они смотрели друг на друга всего мгновение, но она была уверена, что любила его в этот момент сильнее, чем когда-либо прежде. Она сказала лишь: - История. Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул. - Это случилось вскоре после того, как я собрал свою первую пиратскую команду на борту Черной жемчужины. Один из мужчин слышал в таверне слухи о богатом испанском судне, ходившем по Карибскому морю и вскоре собирающемся возвращаться со всем этим золотом. Мы поджидали его в небольшой бухте рядом с Тортугой, а может, возле Сан-Хуана? Я не помню. Внезапно Барбосса – ты знаешь, что произошло дальше, но тогда мы с ним были приятелями – сказал: «Вы только посмотрите!». Я проследил за его взглядом и в бухте, вернее даже лагуне, заметил что-то, бьющееся о камни, едва виднеющееся над поверхностью воды. Я забрал у него подзорную трубу и разглядел в нее, что это был пятнадцатиметровый пинас [в XVI веке парусно-гребное судно]. Элизабет прищурилась и приподняла бровь. - Что-что? Джек повернул к ней голову и широко улыбнулся, сверкнув золотыми зубами. - Пинас. Тонн на двадцать. - Э… пятнадцатиметровый пинас на двадцать тон? - Именно. Я заинтересовался – само собой – и пусть кораблик был меньше того, что мы ждали, мне захотелось взглянуть поближе. Видишь ли, пинасы часто ведут за собой флот или же разведывают опасную территорию перед большими кораблями, ну, или снуют туда-сюда, передавая сообщения и тому подобное. Эти маленькие и быстрые суда зачастую не несут на себе ничего ценного. - За исключением моряков, - заметила Элизабет, поджимая губы, чтобы не улыбнуться. Джек заметил озорной огонек в ее глазах и весело усмехнулся. - Конечно. После кораблекрушения судно выглядело ужасно: носовая мачта полностью сломана, палуба пуста, так что становилось очевидно, что… моряков… на нем нет уже давненько. - Продолжай. - Я приказал спустить на воду баркас, и мы уселись в него. Барбосса остался на Жемчужине – оглядываясь назад, понимаю, не самое мудрое решение, он слишком привык командовать – я взял с собой троих, чтобы проверить пинас: Рагетти, огромного деревенщину Фрумли на случай, если придется таскать что-то тяжелое после обследования места кораблекрушения, и еще кого-то… Не помню его настоящего имени, но мы звали его Горгульей, потому что именно так он и выглядел. - Я удивлена, что ты так хорошо всех помнишь. Он внезапно сделался задумчивым и продолжил куда более серьезным тоном: - Ты поймешь, почему я их помню. Мы доплыли до пинаса и поднялись на борт, обнаружив, как и ожидалось, что там нечем особо поживиться. Мы нашли несколько гниющих трупов, кучи досок. Нам удалось пролезть под них, но недалеко. Я заметил сундук. И теперь – если ты хочешь, чтобы я тебе солгал, я скажу, что крикнул: «Эй, парни, давайте взломаем его и распределим между собой то, что внутри, а?», но если ты настаиваешь на истине, то я признаю, что шмыгнул в темный угол в надежде посмотреть, если ли внутри что-то ценное. Я легко сломал замок, но створки слиплись от долгого нахождения во влажном воздухе. Я тянул изо всех сил – безрезультатно, крышка прилипла намертво. Я огляделся, чтобы удостовериться, что никто не смотрит в мою сторону – парни куда-то разбрелись – и как следует пнул сундук. Внутри оказались личные вещи какого-то мужчины. Шляпа, рубашки и все такое, но на дне лежало кое-что еще. Другая коробка. Я открыл ее, а внутри были эти жемчужины. Подарок для его возлюбленной, смекаешь? Только вот ему не довелось вручить его. Джек провел пальцем по ее шее, по очереди касаясь каждой из жемчужин, и с каждым его прикосновением ее пронзала дрожь. - В общем, один из людей начал кричать – нам сигнализировали с Жемчужины. Там заметили испанский корабль. Нужно было спешить. Я сжал жемчуг в кулаке и бросился за остальными. Мы спустились в лодку и принялись грести. Мы преодолели половину расстояния до Жемчужины, когда на испанском корабле – идущем прямо перед нами – сообразили, что сейчас на них нападут. На борту появились пушки. Я приказал людям грести быстрее. Нам нужно было вернуться на корабль, сказал я им. В этот момент испанцы выстрелили из одной или двух пушек, которые подготовили первыми. Все в нашей лодке запаниковали, кроме меня. Двое поднялись, намереваясь прыгнуть в воду, а Рагетти растянулся на дне. В общем, лодка покачнулась, и я, пытаясь восстановить равновесие, взмахнул рукой. Жемчужины выскользнули из моей ладони и упали в воду. Дальше. Честно, не могу сказать, что заставило меня сделать то, что я сделал. Я нырнул за жемчугом. Я подумал что-то вроде: «Ой, уронил побрякушки! Нужно достать» и нырнул. Тебе может показаться это глупым или необдуманным, но погоди, пока не узнаешь, что случилось потом. Я оказался в воде, и жемчужины были совсем рядом – всего в метре подо мной. Я нырнул и схватил их. В ту самую секунду, как я коснулся их, раздался громкий треск, и меня отбросило в сторону. Потоки воды кружили вокруг меня пузырьки воздуха и обломки дерева. Кровь. Я вынырнул и понял, что наш баркас превратился в щепки. В него попало пушечное ядро. Переломило его пополам. Горгульи и Фрумли было не видать. Я предположил, что они как минимум выпали за борт, когда лодка развалилась, а может, и погибли. В любом случае, им не выплыть. Рагетти болтался на поверхности воды лицом вниз. Я подплыл к нему и перевернул его. Из его правого глаза торчала щепка длиной с твою ладонь. Он был практически без сознания. «Кажется, в глаз что-то попало», - пробормотал он и отключился. Я слышал ответный огонь Жемчужины, но думать мог только о том, что мне крупно повезло. Я захотел оставить себе жемчужины, так что взял их, а потом прыгнул за ними в воду, и только эта маленькая случайность отделяла меня от мертвецов и ослепшего на один глаз. Я думал об этом все время, пока плыл к кораблю, таща Рагетти за собой. Мы взяли фрегат. На борту оказалось золото – не так много, как мы надеялись – но только после завершения битвы, когда капитан был мертв у моих ног (конечно, я это сделал, неужели тебя это удивляет?) я понял, что до сих пор сжимал в кулаке ожерелье. - Я рада, что ты нырнул за ним, - сказала она, прижимаясь лицом к его груди и оставляя поцелуй над плоским соском; ее волосы щекотали его живот. - Я тоже, - сказал он. – Что ж, я начал с конца и вернулся к самому началу. Ты насытилась полуправдивыми историями? - Этого никогда не случится, - заявила она. – А когда ты дойдешь до своего дня рождения, сможешь снова вернуться к нашей первой встрече. Мне никогда не надоест слушать об этом. - Я прожил много лет, - прошептал он, наблюдая за тем, как она целует его живот над пупком, вдоль него. – Рассказ займет немало времени. - У нас есть время до конца этой жизни, - заметила она с улыбкой. – И много-много жизней после нее.