Лучше всех

Слушать Зигглера всё равно что слушать снегоуборочную машину: бесконечный невнятный шум, повторение одних и тех же звуков на заниженной частоте, внезапный раскатистый смех, режущий уши. МакИнтайр к этому давно привык. Им уже доводилось работать вместе — тогда Дольф, конечно, был чуть тише, однако в целом впечатление оставалось тем же, и Дрю приучился отфильтровывать все его слова, чтобы не засорять голову лишним мусором. Сначала он делил речь Дольфа на два, потом начал на три, затем ненадолго остановился на четырех и вскоре решил увеличить ставку. Понял, что пять многовато, когда Дольф спросил, какой Дрю будет кофе, и он машинально кивнул, полностью себя компрометируя. В последующие дни приходилось быть очень внимательным, потому что Дольф слишком часто задавал наводящие вопросы, но зато потом снова можно было выбрасывать три четверти сказанного Зигглером в воображаемую печь. – Вот увидишь, – доносится до его ушей. – Очень скоро интерконтинентальный титул снова будет моим. Ага, держи карман шире, думает МакИнтайр, но вслух ничего не говорит. Не то чтобы он уверен, что Сет Роллинс представляет для них серьезную опасность, особенно с тех пор, как Лунатик озверел, а Большой Пес на время вышел из игры по горькой причине, но всё-таки Дрю понимает, что придется приложить немало усилий, чтобы получить интерконтиненталку сейчас. Зачем он об этом думает? Кто теперь разберет. Это всё Зигглер: жужжит и жужжит, а МакИнтайр потом всю ночь уснуть не может, анализируя происходящее и свои действия, планируя будущие матчи, взвешивая все спорные моменты. Чуть вьющиеся волосы Зигглера, как всегда, разметаются по всей подушке, и МакИнтайр позволяет себе слегка подвинуть их. Спать, конечно, не мешают, но всё-таки щекочут нос, если повернуться на бок. Зигглер спит на спине, раскинув руки, будто ему и в голову не приходит, что Дрю это может причинить дискомфорт. Он действительно так не думает, а Дрю, если разобраться, это не очень мешает. Челюсть шевелится, даже когда он спит. Бормочет что-то, подлюка, не успокоится. МакИнтайр смотрит в темный потолок и старается ни о чем не думать. Нужно спать, потому что завтра у них целая куча дел. Будут швырять друг друга в канаты на тренировке. – Эндрю, мы должны их... – сбивчиво шепчет Дольф и вдруг замолкает, почти задыхаясь. – Нет, не сейчас... да... – Это почти похоже на стон. – Давай, еще раз... Дрю вздрагивает. Мозг Зигглера, словно лента печатной машины. Не то чтобы он в этом сомневался, но сейчас становится ясно, как никогда — у Дольфа всё линейное и всё связано между собой, как звенья цепи. Приятно осознавать, что Дольф даже бессознательно считает его привлекательным. Но если бы голова Зигглера была забита исключительно этим, было бы намного проще. – Дрю... – бессвязно вторит Дольф и поворачивается на бок, безуспешно ища руку МакИнтайра во сне. Дрю не мучает его слишком долго. Он знает, что Зигглеру нужно это чувство безопасности, потому что Дольф не может быть начеку, когда спит. Конечно, он ничего не помнит, когда просыпается. Машинально вынимает свою руку из ладони Эндрю и идет в ванную комнату, а Дрю ему ничего не напоминает, пытаясь доспать последние минуты. Жить вместе, возможно, не самая лучшая идея — коллеги и так начинают что-то подозревать — но Дрю некомфортно оставлять Дольфа в одиночестве, а Зигглер, если честно, всё равно найдет способ заманить его к себе или доехать до МакИнтайра с купленными по пути гостинцами, завернутыми в промасленную бумагу. Челюсть у Дольфа ходит ходуном. Иногда хочется вынуть жвачку у него изо рта и залепить ей наглые глаза, но МакИнтайр только улыбается, поглядывая на выкрутасы Зигглера с гордостью. Дольф трясет пышной шевелюрой, вопит и размахивает руками. Он знает, что может позволить себе даже больше, потому что Дрю рядом с ним, и появись сейчас кто угодно (даже эта машина для убийств Брон Строман) — ему не поздоровится. Когда он рядом — на ринге или за рингом — можно ничего не опасаться. Весь мир принадлежит ему. Им, но Зигглер, похоже, не отделяет Эндрю от себя. Наверное, Дрю должно это льстить. – Ты обещал мне, – шепчет Зигглер в его губы. У него какой-то ужасный хватательный рефлекс — он всё время дотрагивается, щиплет, но МакИнтайру его привычка, если говорить по честному, очень нравится. – Ты обещал, что сделаешь это для меня. – Если обещал, значит, так и будет, – сдержанно говорит Эндрю, оттягивая светлые волосы рукой. От них пахнет гелем для волос, и он, конечно, остается на руке МакИнтайра как напоминание о том, что от Зигглера никуда не деться. Дольф улыбается. Все эти игры в хваталки вызывают у него неконтролируемую голливудскую улыбку, при чём получше, чем у Миза. Он едва ли не дрожит от восторга, когда МакИнтайр колет его рот своей бородкой. Иногда Зигглер — просто неконтролируемое животное: эндорфины у него плещутся только так. Когда МакИнтайр утаскивал его с ринга во время «Адской Клетки», Зигглер еле дождался, пока они скроются из виду. Разбросал пояса в разные стороны и прыгнул на него, как кошка. Спасибо, что не надел тогда леопардовые штаны из спандекса, а то бы МакИнтайр от смеха не смог сосредоточиться. Но он знает, что может просить, что угодно, а МакИнтайр уже не раз сказал, что проведет его до самого конца и от всех защитит, пока Зигглер будет бороться за свой титул. Их договор скреплен чем-то большим, чем просто слова. Он пахнет, как бессонная ночь на узкой постели, гель для волос и скользкое от пота тело. – Повтори, – требует Дольф, ерзая на его бедрах. Его поцелуи выбивают почву из под ног, и МакИнтайр сейчас готов сказать, что угодно. – Повторяй это, повторяй. – Я помогу тебе, – говорит МакИнтайр, и от самодовольной улыбки Зигглера печет чуть ниже живота. – Обещаю. Его обещание делает Дольфа покладистым и мягким, почти ручным на короткое время. Дрю старается не думать, нужно ли ему только это или что-то еще, он вообще старается не задумываться лишний раз, потому что Зигглера практически не заткнуть, и пища для ума всё равно появится. Способ заставить его замолчать только один. Приятный, но не универсальный. И к нему нельзя прибегать регулярно, потому что Дольф начинает наглеть. – Ты его сделаешь, – уверенно говорит Зигглер. МакИнтайр вскидывает брови, улавливая что-то новое. Это почти не похоже на привычную болтовню и бахвальство Зигглера, однако звучит убедительно. – Балора, – уточняет Дольф, видя замешательство Дрю. – Ты его сделаешь. Просто растопчешь, как цыпленка, я знаю. Он говорит это как бы между прочим, но МакИнтайр всё равно останавливается, хватает Зигглера за шкирку, прижимает к своим губам. Язык Зигглера сперва вялый, но он сразу же подхватывает поцелуй, словно переданный таг, и Дрю с удивлением понимает, что это было сказано не ради поцелуя. И даже не ради секса на скрипучем диване. Глаза у Дольфа непривычно спокойные, и это продолжается долю секунды, а потом Зигглер снова начинает чавкать и трясти влажной шевелюрой. Дрю успокаивается — такое он прекрасно понимает и к такому он всегда готов. Вечером, когда Дольф без умолку треплется о всякой ерунде, он слушает его с легкой улыбкой, почти не пропуская слова Зигглера мимо ушей. – Скоро титул будет моим, – раз за разом повторяет Дольф, когда они идут по коридору. Его шаги прыгучие, и он держит себя за куртку, рискуя сорвать её до выхода. – Я вырву интерконтиненталку из рук Роллинса, а его карьеру размажу по рингу, как масло. Потому что я лучше всех. И это, конечно, значит, что они лучше всех.