Один шаг

Ирка стояла у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу. Она думала, будет легче. Не помогло. Ситуация была дурацкая. Третий день Айт проживал, если это можно так назвать, в доме у Хортицкой ведьмы. Отпаивали его отварами, отшёптывали и лечили всеми возможными методами. Айт не упускал моментов сказать кому-то колкость и показать свой препротивный характер. Богатыри решительно отказали в возвращении Айта в таком состоянии в Ирий. Помнится, Мыкола на гневный взгляд Ирки бормотал что-то о том, что сами покалечили – сами лечите, а потом отправляйте. Сейчас все, включая Таньку, Богдана, Диму, Ирку и, конечно же, виновника торжества Айта, сидели в гостиной, решая, что же делать дальше. Ирку передёргивало от неловкости этой ситуации. Хотя, видимо, никто из присутствующих не испытывал этого чувства. Разве что Дима, который только вернулся с задания, второй раз в своей жизни видел Айта и искренне не понимал, почему случился весь этот переполох. Но подавленное состояние Ирки видел, ясное дело, только вот спросить всё времени не было. — Тогда что, договариваться про воду? — Дима наконец нарушил тягостное молчание. — А Вы, простите за нескромность, кто вообще? — Айт вальяжно восседал на диване и с абсолютным безразличием смотрел на Иркиного супруга. Ирка усмехнулась. Определённо, что-то не меняется с годами. Дима не был удивлён наглостью змея. Он привык к ним и их поведению. Да, этот моментами перегибал, но он как бы потерпевший, так что богатырь не обращал внимания. — А я, собственно, Димитрий. Можно просто Дима. Работаю на заставе. И ещё являюсь мужем Иры. Хотел бы и Вас спросить о вашей личности, — довольно вежливо ответил Дима, лишь с лёгкой издевкой поглядывая на Айта. Айт скосил на Ирку глаза. И ей на миг показалось, что в них вспыхнул жёлтый огонёк ревности, как когда-то давно. Очень-очень давно. В какой-то забытой части её жизни. Хотя чего врать себе. Прекрасно Ирка помнила эту часть жизни. Каждое мгновенье. — Айтварас Жалтис Чанг Тун Ми Лун, Великий Дракон Вод и младший сын Табити-змееногой. Свои Ирийскии звания называть не буду, они Вам всё равно ничего не скажут, — Айт вызывающе улыбнулся. Дима вежливо улыбнулся в ответ. Царский змеёныш. Но его это не волнует, пусть он хоть самый приближенный к царице Ирия. Его было очень трудно завести, особенно такого рода подколками и язвительными комментариями. — Если официальная часть знакомства прошла, может, мы уже решим, что делать? — совершенно невинно поинтересовалась Танька, лишь глаза её недобро блестели. — Ладно. Вы тут решайте, что ещё делать. Я иду договариваться про воду, а потом сразу на заставу. Меня вызвали. Если чего случится или потребуется — звоните. Дима поцеловал Ирку и скрылся за дверью. — Хороший муж. Никогда дома нет. Можно делать чего захочется! — Айт довольно улыбнулся, увидев, как напряглась Ирка. Ирка резко отвернулась от окна и, уставившись на Айта хищно сощуренными глазами, в которых разгорался ведёмский огонь, вкрадчиво сказала: — И это мне говорит, наверное, идеальный муж во всей Вселенной, который всё время находится рядом со своей женой? — Именно. Я очень рад, что ты считаешь так же. Как же необыкновенно ей повезло со мной! — самодовольно заявил Айт. — Очень в этом сомневаюсь. И чего ж она за тобой не примчалась, раз ты такой чудесный? Видимо, не сильно печалится из-за твоего исчезновения, — нарочито спокойным тоном продолжила Ирка. Вот это сейчас была хлёсткая оплеуха самолюбию этого противного змеёныша. — Тебя абсолютно, абсолютно, слышишь, не касается ситуация в моей семье, — со свистом выдохнул Айт, вставая с дивана. — Как и тебя ситуация в моей, — приподняв брови и слегка наклонив голову, парировала Ирка. Слишком быстро вывела его из себя. Интересно-интересно. — Имею же я право знать. Ты, в конце концов, моя бывшая девушка, — с воистину змеиной улыбкой Айт выжидающе уставился на Ирку. В её глазах заполыхал ведёмский огонь. Не нужно было ему об этом вспоминать, ох не нужно. — Ты слишком поздно об этом вспомнил. И теперь тебя абсолютно не касается ничего, что происходит в моей жизни, — тихо процедила Ирка. Таньке и Богдану, о которых благополучно забыли, казалось, что Ирка сейчас зарычит и вцепится Айту в глотку. Хотя, учитывая Иркино состояние со времён его прихода, такой исход был очень даже возможен. — А когда мне нужно было об этом вспомнить? — Айт уже не был в иронично-насмешливом настрое. В голосе скользило плохо скрываемое недовольство, и он непроизвольно приближался к Ирке, сжимая и разжимая кулаки. — Да хотя бы тогда, когда ты, лишив меня девственности, свалил на утро! И не удосужился ни позвонить, ни написать, ни объяснить хоть что-то! А в этот вечер клялся в вечной любви до гроба! Какая же я была наивная идиотка! — крикнула Ирка ему в лицо. Сдержанность явно покинула её в этот вечер. — Разговор поворачивает в интимное и слишком личное русло, нам стоит удалиться, — выдала Танька на одном дыхании. Лицо Богдана нужно было видеть: он сначала позеленел, потом побагровел. Дернулся вперед, а потом словно застыл, всей своей фигурой выражая бескрайнюю потерянность. Танька, воспользовавшись этим, поспешно вытолкнула его из комнаты. Айт бы точно засмеялся и сказал что-то колкое, если бы не был так зол. Когда дверь за лучшими друзьями Хортицкой ведьмы с тихим скрипом закрылась, Ирка резко отвернулась от змея, случайно мазнув по его лицу прядями чёрных волос. Айт невольно отпрянул, когда в ноздри ударил, как казалось, давно забытый её аромат: лёгкий, ненавязчивый, сладковатый запах ночной фиалки. Айт прекрасно помнил момент, когда в первый раз ощутил этот запах. Как-то раз, сидя на террасе Танькиного дома, ощутив сладкий вкус Иркиных губ, его обоняния коснулся этот аромат, прекрасно сочетаемый с прохладой летнего вечера, стоящей в конце августа. Он как бы между прочим сказал ей, что запах очень приятный. С того времени её постоянно окружал этот аромат, и Айт совершенно не понимал как. Айт как-то растерянно запустил руку в волосы и отошёл к противоположному окну. Так несвойственно ему. Ирка думала, что он сейчас будет сверлить её холодным взглядом и ровным тоном выказывать своё недовольство. Но он не сделал ничего из этого. Лишь стоял с плотно стиснутыми губами и закрытыми глазами у окна. Он изменился. Может для остальных незримо, но не для неё. Этого не было видно внешне, это было что-то внутри. Так неуловимо поменялся взгляд, нет в нём больше тех озорных искорок. И любви к зеленоглазой ведьме тоже нет. Ирка ненавидела себя из-за всего этого. За то, что от его присутствия сердце билось быстрее, за то, что дыхание сбивалось, а внизу живота всё сжималось. «Ничего не изменить! Вы чужие друг другу!» — мозг отчаянно взывал к ней. Ирка привыкла слушать разум, сердце однажды уже подвело её. Только почему в горле застыл ком, а ресницы стали влажными от слёз? Почему предательски дрожат руки, а тело пробивает озноб? — Ночная фиалка? — неожиданно тихо спросил он, оторвав Ирку от её размышлений. Ирка кивнула, а на губах против воли застыла полуулыбка. И тихий робкий голосок зашелестел в душе: «Видишь, он помнит. Значит, ещё не всё потеряно, значит, ещё можно что-то изменить». А потом взгляд упал на руку, судорожно сжимающую рукав водолазки. Золотое тоненькое колечко на безымянном пальце. И внутренний голос сразу затыкается. Ирка зажмуривается до кругов перед глазами и понимает, что всё потеряно. Окончательно и бесповоротно потеряно. Скоро муж вернётся с работы, а дочь на втором этаже терпеливо ждет, пока Ирка выполнит обещание и придёт к ней. — Скажи мне, я поступил неправильно? Я сделал что-то не так? Ты ведь знала, что всё так закончится! Почему теперь ты говоришь, что я виноват?! — Ирка не слышала и не видела, как Айт подошёл. Он больно схватил её за руки чуть выше локтей и встряхнул. Его глаза печального тёмно-синего цвета лихорадочно вглядывались Ирке в лицо. О да. Ирка прекрасно понимала, как всё закончится. Какая любовь, такой и конец. Но какая это была любовь! Айт не скрывал, что он уйдёт. Он сказал, что они не могут быть вместе, ведь мать выбрала ему невесту. Айт не знал, когда мать заставит сыграть свадьбу, пока она держала эту дату в тайне. Но они продолжали встречаться, хоть это было строго запрещено. Они судорожно цеплялись друг за друга с неутихающим огнём в глазах. С бешено колотящимся сердцем и дрожащими руками. Они ходили по лезвию ножа, не осознавая, что делают только хуже. Обжигающее тепло внутри и ледяной холод снаружи постоянно сопровождали их, когда они были вместе. Сладкие поцелуи, охапки ярких цветов, счастливый Иркин смех-колокольчик и озорные огоньки в глазах Айта, встречи украдкой и дни, наполненные искренней любовью. Но была и обратная сторона медали. Тягостное ожидание с леденящим душу страхом, что он не придёт. Мокрые от горячих слёз подушки, искусанные в кровь губы и обгрызенные ногти, мятые от бессонных ночей простыни и горький кофе на солёных губах. Было страшно расставаться и видеть прощание в его глазах. И думать, что завтра для них может не наступить. Они жили сегодняшним днём и не думали о будущем. А потом был их последний день, проведённый вместе. Куча сладкого мороженного, разноцветные воздушные шарики, яркие лучи солнца, играющие в её волосах, счастливые изумрудные глаза, тёплая маленькая ладошка в его руке, поход в кино и на пляж, большой букет роз, много фотографий, перепачканная краской одежда, прогулка под луной… И первая проведённая вместе ночь. Она же была и последней. Жаркие поцелуи, дрожащие холодные руки и смущённые взгляды. А как было приятно засыпать, прижавшись к его крепкой груди и ощущая его горячее дыхание, что путалось в волосах! Только утром его не стало. Он ушел, не сказав ничего. Не оставив даже письма. Хотя бы жалкого клочка бумаги! Наверное, он знал, что уйдет. Иначе бы зачем он делал этот день таким прекрасным? Таким, что даже после стольких лет Ирка помнила каждое мгновение. Хоть как она старалась его забыть, но эта дата намертво врезалась в её память. Дата ее восемнадцатого Дня рождения. — Я… Я не знаю, правильно ли ты поступил, — прошептала Ирка, пытаясь отстраниться от него. Слишком близко были его синие глаза. Слишком близко его запах: свежесть горной реки и солоноватый аромат моря. Слишком близко его губы. — Тогда почему ты винишь меня? — Айт не отпустил Ирку, хотя видел, что она пытается отстраниться. Наверное, он решил, что если его холодные пальцы буду впиваться в её руки, ей будет лучше думаться. — Ну а что, мне тебе спасибо сказать? — Ирка решительно оттолкнулась от его груди и повернулось к нему спиной. Не видя его лица, не ощущая холода его рук и сбивчивого дыхания, думалось много-много легче. И она сразу поняла, что весь этот разговор большая глупость и смысла не имеет. Разве кому-то из них стало легче от того, что они озвучили и так понятное? Единственным правильным решением на данный момент казалось то, что им нужно было расстаться ещё тогда, когда Айт сказал, что у них нет будущего. А они, наивные глупцы, хотели обмануть саму Судьбу! — Спасибо я от тебя точно не ждал, — тихо усмехнулся Айт и выжидающе уставился на её тонкую фигурку, тонувшую в свете луны, сияющей сегодня уж очень ярко. Ответом ему было молчание. Ирка не собиралась отвечать, она хотела быстрее закончить этот разговор. Самообладание сегодня она теряла уж очень быстро и совершенно не хотела, чтобы он это видел. Руки отчётливо дрожали, она всё дальше натягивала рукава водолазки. А картинка то и дело расплывалась из-за слез, что появлялись не понятно от чего. Она хотела быть подальше от этой комнаты, подальше от него. Забраться с ногами в тёплую постель, взять чашку чая, обнять дочь и говорить с ней обо всём на свете. И совсем не хотелось копаться в прошлом вместе с чужим для неё человеком. Они уже не смогут ничего изменить. И совсем не нужно вспоминать былое. А он всё стоит и смотрит, будто ожидая ответа. А она не уйдёт, не покажет слабость, она ведь гордая. — Ты действительно считаешь, что лучше было бы тебе сказать, что я ухожу? Мне казалось, я поступил правильно, — его голос звучал спокойно, как и раньше, будто бы они говорили о погоде. — А мне казалось, что будет честно, если ты скажешь, — также ровно ответила Ирка. — Ты целый день знал, что уйдёшь? Она не обернулась, хоть и услышала, что он приблизился на шаг. Это было очень трудно для них обоих. Не срываться на крик, напускать безразличие в глаза и говорить об этом, как о чём-то несущественном, будто это происходило не с ними, а с какими-то голливудскими актерами в очередной драме. — Не целый день. Вечером узнал, — Айт всё не отрывал взгляд от её силуэта. — И ты, прекрасно зная это, всё продолжал улыбаться, целовать меня и говорить нелепые слова о любви? — Ирка медленно повернулась и уставилась в его лицо. Нет, она не кричала, она говорила проникновенным шёпотом, что был отчётливо слышен в пустой комнате. Нет, она не кидала гневные взгляды, она пыталась найти в глазах этого человека сожаление и раскаяние. — Ну а как, Шешу тебя подери, я должен был сказать тебе об этом?! — Айт устало посмотрел в её глаза. — Ну, как-нибудь! Разве было лучше уйти, пока я спала? — А как ты думаешь, легко бы мне было уходить, смотря в твои глаза, и понимать, что я тебя больше не увижу?! И просто прийти и спросить, как твои дела, тоже не смогу! Потому что это бы расценили как измену! — А мне было легко проснуться и не увидеть тебя рядом?! И понять, что ты меня бросил, ни черта не объяснив?! Ещё и обесчестив к тому же! Покричали — стало легче. Она снова отвернулась к окну, моля, чтобы что-нибудь произошло, отчего ей нужно было бы выйти отсюда. Он отвернулся от её хрупкой фигурки, дабы больше не видеть дрожащих плеч. — Ты изменилась. — Его тихий шепот. Эти слова ни к чему. Все меняются. Но Ирке почему-то не хочется их слышать. Для него хочется оставаться всё той же свободной и светлой девчонкой из прошлого со светом в изумрудных глазах. Ирка сильно зажмуривается и зачем-то произносит: — Ты тоже не прежний. Вдруг в комнате вспыхивает свет, который неприятно режет глаза. И сонный детский голос произносит: — Вы чего без света сидите? Адела с растрепанными волосами, иссиня-чёрными, как у мамы, и в смешной пижаме с рыжими котятами стоит у двери в комнату, неловко почёсывая руку. Видимо, её смущают направленные на неё растерянные взгляды, и она поспешно оправдывается: — Может ты, мам, забыла, но ты обещала ко мне прийти. Ирка понимает, как нелепо это выглядит со стороны, и еле сдерживает улыбку. Двое совершенно взрослых людей в темноте орут друг на друга. — Милая, иди, сделай чай, а я приму душ и поднимусь к тебе. Адела кивнула и, ещё раз окинув взглядом комнату, уставилась на Айта. Спустя несколько секунд она, краснея, пробормотала: — Вы, это… простите нас. Мы не думали, что так получится. И, не дожидаясь ответа, ушла. Ирка повернулась и увидела, как Айт в немом удивлении смотрит на закрывшуюся дверь. Ирка, которая ещё минуту назад хотела плясать от счастья, потому что у неё была причина покинуть комнату, застыла, в недоумении поглядывая на змея. Его губы начинают шевелиться, будто он что-то считает, и его глаза округляются. И вдруг он глухо спрашивает: — А почему твоя дочь на твоего мужа не похожа? — Наверное, потому, что мои гены оказались сильнее. — Ирка всё ещё не понимает, к чему он клонит. — Это моя дочь? Скажи мне! — Ирка слышит его почему-то надломленный голос, и вот он уже стоит рядом, сдавливая её запястье. — Это моя дочь! — отказывает Ирка и быстро вырывается из его цепких пальцев. — Настойка там, где и всегда. Спокойной ночи. И она выходит, хлопнув дверью прямо перед его опешившим лицом. Ирка быстрыми шагами достигает ванной. Включает холодную воду и, не успевая подумать, заходит под ледяные струи, что льются из душа. Это помогает избавиться от мыслей. Ирка не закручивает кран, пока зубы не начинают отстукивать бешеный ритм, а руки судорожно дрожать от холода. Стараясь не думать, она быстро выходит из ванной, натягивает ночнушку и идёт в дочкину комнату. Вечер они проводят с чашками ароматного чая и лёгкими разговорами. Она все время отгоняет мысли об Айте и их разговоре. Лишь поздно вечером, укрывшись одеялом у себя в кровати, она решает больше не ворошить прошлое. Всё поменялось, вернуть уже ничего нельзя. Они чужие друг другу, и этого не изменит даже их романтическое прошлое. Надо забыть его, ведь Айт скоро вернётся в Ирий и всё встанет на свои места. Да, определённо нужно.