***
Вернувшись домой, Ирка просто стояла у окна, бездумно всматриваясь в пейзаж по ту сторону стекла. Расшевелить ее удалось лишь дочери, которая открыла ей один секрет. Перед уходом, загадочный гость оставил Аделе подарок. Хортица не могла сказать ни слова, разглядывая кулончик, лежащий у Аделы на ладошке. Удивительно нежный, просто поражающий своей хрупкой красотой, небесно-голубой цветок незабудки. Секунды ушли на то, чтобы удивиться мастерству огранки драгоценного камня, из которого сделан цветок, изучить изящные переплетения цепочки, к которой этот кулон крепится. А потом удивиться, что же это значит. Ведь Айт дарит лишь символические подарки. Тогда логичней было бы подарить кулон в форме ночной фиалки. Но вдруг, будто пелена пала с глаз. Все стало предельно ясным. Хрупким букетиком лесных незабудок началась их любовь. Их цветочком, их доченькой, она закончилась. Ирка лишь спустя несколько секунд поняла, что обнимает дочь, пряча лицо у Аделы в волосах. В груди стало тесно, будто кто-то набил ее ватой. И наконец, появились слезы. Большие и горячие, дорожками катящиеся по щекам. От боли, ворочающейся в груди, уже мутило. Ирка зажмурилась до кругов перед глазами, и пыталась привести в норму дыхание. Хортица пробормотала что-то о том, что нужно готовить ужин и спешно покинула дочкину комнату, так и не заметив долгого взгляда Аделы. Она действительно спустилась в кухню и застыла, осознавая, что не в состоянии что-то делать. Едва ей стоило поднять взгляд, как память услужливо подсовывала силуэт Айта. Вот он прислонился к кухонному косяку, внимательно наблюдая, как Ирка готовит ужин. А вот он кидает на Богдана вызывающий взгляд и едва приподнимает один уголок губ, когда тот проходит мимо. Там, змей застыл на лестнице, отстраняясь и сжимая челюсть, когда Ирка проходила мимо. Здесь, в гостиной, он сидел в кресле, неизменно закинув ноги на журнальный столик, и кидал короткие взгляды на Ари и Аделу, думая, что никто не замечает. Ирка тогда впервые за десять лет услышала, как Айт засмеялся, наверное, услышав что-то в девчоночьем разговоре, и уронила телефон, чувствуя, как все внутри замерло на миг. Его смех и сейчас звоном отдавался в ушах. Он пробыл в ее доме относительно недолго, но оставил здесь значимый след. Кровать в гостевой комнате до сих пор пропитана запахом моря – свежим, слегка солоноватым ароматом ее личной свободы. Лоскуток дорогой одежды так и остался лежать в уголку у шкафа. Ее любимый журнальный столик, сломанный змеем, стоит в гараже, под куском ткани. Кулон-дракончик Ирка не сняла и была уверенна, что делать это будет крайне редко. Хортица зажала рот рукой, чтобы всхлипы не нарушали вечерней тишины. Вдруг звук открывающейся двери - и на пороге Дима. Его глаза сразу нашли Ирку: в центре кухни, с красными щеками и ручейками слез на них, сжимающей что есть сил спинку стула. Дима бросил куртку где-то возле двери и широкими шагами пересек кухню, протягивая к ней руки. В светло-карих глазах столько нежности, что ею впору захлебнуться. И Хортица давиться рыданиями, прижимаясь к его теплой груди. Цепляясь руками за его стан, будто за спасительную шлюпку. Понимая, что именно этот человек вытащил ее однажды, утопающую в океане змеевых глаз, и делал это снова. Ирка искала в нем спасения, и все равно представляла как грубоватые теплые ладони, прижимающее ее к себе, превращаются в холодные, слегка шероховатые. Как запах одеколона, ею же подаренного, превращается в запах моря. Как человек, спасающий ее из темно-синей пучины, сменяется тем, который тянет ее на самое дно. Отвращение к самой себе и стыд за свой поступок съедали ее изнутри, но отказаться от Диминой поддержки казалось выше ее сил. Останься она сейчас без него, волевая и сильная Хортицкая ведьма превратись бы в комок тупой боли, свернувшийся на краю кровати. Ирка мысленно молила Диму простить ей и торопливо кивала на его шепот, похожий на слова успокоения. Прижималась лицом к его груди, заливая слезами светлый свитер и грела ледяные ладони о его спину. Дверь распахнулась, и в комнату влетела Танька, одной рукой придерживающая живот, а во второй сжимающая телефон. Секунда ей понадобилась, чтобы выцепить из темноты фигуры Димы и Ирки. Увидеть Иркино лицо и сделать выводы. -Наташка вышла с комы. Ирка громко выдохнула - хоть одна хорошая новость. И вперила в подругу полный всего взгляд, сама не зная зачем. Танька легко кивнула, поджимая губы. Словно показывая Ирке, что все понимает и, наверное, сочувствует. В глазах потух слабый огонек ... надежды? Ирка кивнула в ответ, дескать, чего и стоило ожидать. Танька едва заметно подняла руку, сжимая в кулак. Показывая Ирке, что она рядом. Как и всегда. И, передернув плечами, вышла. Дима шептал, что завтра они навестят Шпак. Что он теперь будет рядом. Все обошлось, все хорошо. Забудь об этом. А как можно забыть? Эти руки. С широкими ладонями и бледной, слегка шероховатой, кожей. Распутывающие длинными и ловкими пальцами черные Иркины кудри. Уверенно прижимающие ее к себе. Воровато пробегающие холодными подушечками по шее и спине. Эти глаза. С самой дивной радужкой на свете. Будто оголяющие душу своим проникновенным взглядом. Тянущие на самые глубины океанов. Эти губы. Неимоверно горячие. Обжигающие. Заставляющие ее таять . Забывать обо всех и обо всем. Нет, конечно, не забудет. Просто отпустит его, хоть когда-то он и просил этого не делать. Ирка будет любить Диму и относится к нему со всей нежностью, на которую способна, не давая ему даже малейшего намека, что глубоко в ее сердце другой. Хортица всегда будет хранить маленькую шкатулку с несколькими мелочами: платиновым дракончиком с глазами-камушками, заколку, снятую его рукой, несколько общих фотографий. И так же бережно будет хранить где-то глубоко-глубоко в душе тайничок со светлыми воспоминаниями о своей первой любви - мальчишке, с искрящимися глазами, царственном змее, который подарил ей несколько лет удивительной любви, полной ярких событий и воспоминаний, такой, о которых лишь в книгах пишут. Хортица ощутила, как слезы постепенно высохли на щеках, и она стала отогреваться в Диминых объятьях. Принятие решения упростило все, хоть и не уняло боль. Ирка сжала на груди кулончик, спрятанный под водолазкой и крепче прижалась к Диме, чувствуя как он улыбается, целуя ее в макушку. Вазончик маттиолы за окном на балконе, перестал сохнуть и его листья вновь зазеленели.***
Айт наконец оторвался от бездумного созерцания ковра и застыл, подняв глаза. Черные кудри разметались по подушке. Один из них щекотал ведьмину щеку, отчего она смешно хмурилась. Одеяло слегка сползло, открывая выступающую ключицу, над которой виднелся едва заметный красный полумесяц. Ирка беспокойно вздохнула сквозь сон и повернулась, прижимая вторую подушку к груди. Одеяло сбилось под стройным телом, обнажая смуглую кожу спины. Розовая пятка задорно выглянула из-за краешка белоснежной ткани. Айт не смог сдержать улыбки. Спящая Хортица выглядела совсем юной девчонкой, будто ей было все тех же восемнадцать. Он поднялся на ноги и, плавно ступая, приблизился к кровати. Достал с кармана платинового дракончика и аккуратно положил его на подушку, окружив ровно сложенной кольцами цепочкой. Вновь перевел взгляд на Ирку. Губы немного припухли, веки легонько подрагивали, едва заметный румянец на щеках. Не удержался – отвел прядку, мешающую ей, и погладил нежную кожу щеки. Один только Шешу знал, как ему хотелось остаться. Он просто смотрел, как она спит, и понимал, что мог бы делать это месяцами, годами, хоть целую вечность, ощущая, как невидимый крюк зацепил его за ребра и приковал его к этой кровати, там, где его место – рядом с ней. Правильно ли он поступал, что уходил? Нет, определенно нет. Но из того, что они делали в последнее время, ничего не было правильным. Например, вчерашний вечер. Ни для кого, кроме них самых, произошедшее не казалось правильным. И Айт мог поклясться: это была случайность, он не планировал такого. Просто было много шампанского, Ирка была слишком красива, он был расстроен.…И они оба отчаянно желали этого. Айт на секунду прикрыл глаза, вспоминая то прекрасное чувство, когда Ирка была у него в руках. Он мог целовать ее, держать ее теплую ладонь, зарываться лицом в черные кудри, вдыхая ее аромат, и шептать ей на ухо то, что так долго хотелось сказать. Сейчас змей был рад, что так случилось. Ведь та чудесная ночь станет тем воспоминанием, которое они будут извлекать из памяти из года в год и заново переживать все те эмоции и чувства. Айт проверил содержимое кармана брюк и едва приподнял один уголок губ. Оправил рубашку и смахнул несколько несуществующих пылинок. Сколько бы он не убеждал себя, что так правильно и всем будет лучше, злость на несправедливость жизни уже закипала в его груди. На улице сорвался ветер и капли дождя с тихим стуком разбились об окна гостиницы. Змей открыл дверь на балкон, собираясь выйти, но не смог удержаться и обернулся. Надднепрянская ведьма-хозяйка на белоснежных простынях – ее образ еще очень долго будет являться ему во снах. И никогда не покинет память. Айт оттолкнулся ногами от оградки и взмыл в небо, на ходу превращаясь в крылатого змея со стальной чешуей. Как только он оказался как можно дальше от гостиницы, небо прорезал отчаянный драконий рык похожий на раскат грома. Дождь превратился в ливень.***
Айт почти мчался по замку и каждая попытка разглядеть находящихся вокруг, будто давала ему оплеуху. Потому что вот у этой служанки волосы похожи на Иркины. А у вон той разрез глаз такой же. Почему-то цветы в саду стали слишком похожи на маттиолы. И у одной из сестер, поприветствовавшей его, улыбка похожа на ведьмину. Змей влетел в свои покои, промокший до нитки и злой на весь мир. Обстановка отчего-то оказались не такой уютной как раньше. Уютным сейчас казался Иркин, полный домашнего тепла, дом. Айт часто и шумно дышал. Нужно успокоиться, нужно… -БУМС! Зеркало разлетелось на тысячи мелких осколков. Несколько осталось у него в ладони, но Айт даже не глянув вытащил их и швырнул под ноги. Это так чертовски несправедливо! Почему он? В Ирие масса змеев! Почему именно он должен отказываться от любимой девушки?! Письменный стол взлетел в воздух и рассыпался щепками, встретившись с потолком. Сверху спланировал ворох каких-то бумаг. Айт надеялся, что важных. Змей кружил разъяренным смерчем и рушил все, что попадалось под руку, осыпая ругательствами. Наконец остановился и с досадой оглядел покои. Ни одного предмета мебели не осталось. Пол покрывал слой щепок и стекла, бумаг и шелковых обрывков, заляпанных чернилами. Айт закрыл глаза. Опустошение. Уже лучше. В дверь робко постучались и, спустя несколько секунд, заглянула девушка. Она в ужасе уставилась на беспорядок, царивший в покоях, а потом на Айта. -Ты как раз во время… - змей тщетно пытался вспомнить имя служанки. - Уберись здесь. И еще…. Ты ведь с Яви? Девушка утвердительно кивнула. -Прекрасно. Есть такой цветок, ночная фиалка называется. Знаешь? Служанка снова кивнула. Айт порой думал, умеет ли она вообще говорить. -Посадишь их на балконе в моих покоях. Только в моих. И если кто-то узнает… - Айт слегка подался вперед и осколки стекла захрустели под его ногами. Девушка закивала как китайский болванчик. Едва Айт махнул рукой, служанка скользнула за дверь. Айт с силой потер лицо руками и так и остался стоять с закрытыми глазами. Если включить воображение… Ему показалось, что он почти услышал Иркин смех, легкий и светлый. Под веками вспыхнуло воспоминание: Иркин восемнадцатый день рождения, они бегут по пляжу, вода серебриться под луной, ведьма крепко держит его за руку и смеется, ее одежда, как и его, вся в краске. У Ирки на щеке две синие полоски и оранжевый подбородок, волосы затянуты в неопрятный пучок и в кудрях застрял обрывок воздушного шарика, но красивей он в жизни никого не видел. Воспоминание сменилось: они стоят где-то на улицах ее города, и выжидают очередную нечисть. Айт ощущает, как сердце вырывается из груди – он переживает за ведьму. Ей, кажется, всего пятнадцать, она выглядит такой хрупкой, ее так легко можно лишить жизни. Она оборачивается к нему, кудри сливаются с ночным небом, глаза неудержимо полыхают изумрудным ведёмским огнем, а на губах такая уверенная улыбка, будто ей совсем нечего бояться. Она с азартом врывается в самый центр схватки, уничтожает врагов, ураганом сметая все препятствия, лишь облако волос виднеется то тут, то там. Айт поражается, сколько сил хранит это стройное тело, как физических, так и душевных. Он осознает, что впервые встречает девушку, которой отнюдь не нужна его широкая спина и вечная защита – он должен бороться наравне с ней, плечо к плечу. Айт вздохнул, и улица с воинственной Иркой исчезла. Ведьма могла быть не только такой. Она могла смотреть так, что казалось ты, задыхаешься оттого, сколько нежности лилось из ее глаз. Когда-то она смотрела так на него, теперь – на свою дочь. Ирка могла излучать такую теплоту, что наполняла дом уютом и запахом свежей выпечки. Она вдвойне восполняла то, чего самой ей не хватало все детство. Ведьма делала все с любовью, будь то готовка ужина или уборка гостиной. Ее дом был местом, где любовь обитала в каждом уголке и малейшей безделушке. Конечно, у нее был сложный характер. Она была упряма, своевольна и язвительна. Ирка была переменчива как огонь. Тот колдовской безудержный огонь, что так часто пылал в ее глазах. Одних она обжигала, других грела. У себя дома она была семейным очагом, с врагами – беспощадным пламенем. Огонь и вода. В этом вся прелесть их союза, острота их отношений. Динамика, крайность, хождение по краю. Сколько бы отличий между ними не было, они идеально дополняли друг друга. Айт почувствовал нежное касание теплой ладони на своей щеке. Змей осторожно открыл глаза и перед ним она. В том платье, с «Вечера заслуг», которое ей безумно шло. Так близко, что черные прядки, обрамляющие лицо, колышутся от его дыхания. На изумрудные глаза будто упала тень: радужка была темнее обычного. А во взгляде такая глубокая тоска, что змею казалось, стоит ему посмотреть ещё чуть-чуть - и он сгорит в печальном темно-изумрудном пламени. Айт протянул ладонь, желая коснуться ее лица. Но стоило ему приблизиться, как уголки Иркиных губ растянулись в слабой измученный улыбке и ее силуэт пошел рабью, словно сотканный из дождя, а потом растаял. Нужно выпить. Определенно, нужно. Айт быстрым шагом направился в гостиную. Тяжелые двери сомкнулись за его спиной с громким щелчком. С кресла почти взлетела тонкая фигура, которую он сначала не заметил. Девушка помедлила, потирая заспанные глаза. Немного наклонила голову, щурясь, и пыталась рассмотреть вошедшего. Медленно сделала несколько шажков вперед и вступила в кружок света отбрасываемый пламенем камина. Кусума. Айт выругался про себя. Идеальная укладка белокурых волос растрепалась, а на бледной коже щеки проступил красный след от кулака, на который она опиралась, пока спала. Светло-голубое платье было заметно помято, а с левого плеча вообще съехало. Кусума смущенно поправила ткань. Айт едва удержался чтобы не закатить глаза: будто бы он не видел ее голой. Она просто стояла и неотрывно смотрела на него, будто предоставляя Айту выбор. Змей вдруг подумал, что она больше похожа на его сестру, чем на жену: та же светлая кожа и синие глаза. Только не переменчивые. Так можно было охарактеризовать ее всю. Непеременчивая. Тихая, степенная, послушная. До невозможности хрупкая и робкая. С ней никогда не будет никаких проблем. Правильная для него жена. И Айт ненавидел это слово. Змей подумал, что если постарается – он полюбит Кусуму. Убедит ее, а может даже и себя. В конце концов, он ведь ее не ненавидел. Айт был благодарен, что она все эти годы поддерживала перед всеми иллюзию их семейного счастья. Он жалел ее, потому что она вынуждена была терпеть его равнодушие долгих десять лет. Он сочувствовал ей, ведь царевной в Ирие быть нелегко, а она попала в центр дворцовых интриг совсем юной. Он даже чувствовал вину перед ней. Ведь в отличие от Кусумы, он все-таки ей изменил. Кусума не была плохой. Просто она не была Иркой. Вдруг Кусума медленно подняла ладонь и аккуратно положила ее на живот, будто защищая. И Айт наконец подметил то, чего не увидел раньше: ее живот лишь немного округлился, но это уже можно было заметить. В мозгу что-то щелкнуло. Он широкими шагами пересек разделяющее их расстояние и прижал ее хрупкое тело к себе. -Зачем ты это делаешь? Играешь со мной. То отталкиваешь, то…А теперь обнимаешь меня, - ее голос звучал приглушено и немного подрагивал. «Зачем ты это делаешь?». Снова этот вопрос. Он сам бы хотел знать. -Забудь обо всем. Забудь хоть ты, потому что видит Шешу, я не смогу. Он всегда будет помнить. Черные кудри и изумрудные глаза. Улыбку, из-за которой хотелось горы сворачивать. Стройное сильное тело и смех-колокольчик. Теплую ладонь в его руке и аромат ночной фиалки. Девчонку, далеко не его первую любовь, Надднепрянскую ведьму-хозяйку, которая так зацепила его. Айт всегда будет хранить цветок – символ их любви, сорванный ее рукой и несколько общих фотографий, наспех скопированных из ее альбома. Они послужат воспоминаниями о тех прекрасных шести годах, которые стали одними из ярчайших событий его жизни. -Я теперь всегда буду рядом. Как думаешь, я буду хорошим отцом? Честно говоря, немного переживаю. Это странно. И я… Я люблю тебя, - он легко улыбнулся ей. Кусума заплакала от счастья, безоговорочно прощая ему все. Кивнула. Ну, конечно же, он будет хорошим отцом, просто отличным. Шепнула, что тоже любит его. И прижалась к нему, что есть сил, обнимая руками за стан, пряча лицо у него на груди и совсем не переживая, что его одежда все еще влажная. Айт засунул ладонь в карман и аккуратно сжал пальцами стебелек ночной фиалки, неосторожно срезанный Иркой, а второй рукой крепко обнял Кусуму, прижавшись щекой к ее макушке, и слушал, как затихают ее всхлипы. Ливень на улице прекратился, серые тучи рассеялись, и в небе засверкала радуга.