Основной инстинкт

Не смотреть на Феликса — изощрённая пытка, но по-другому нельзя: есть опасность залипнуть и не отлипнуть, совершенно потеряв связь с реальностью. Приходится довольствоваться малым, бросая короткие взгляды на веснушки, пока их не скрыли злые визажисты, на губы сердечком, чуть приоткрытые в улыбке, на белоснежные зубки и почти кошачьи ушки, привлекательно выглядывающие из волос. В общем, быстренько осмотреть с головы до пяток. Незаметно. Всё это бесполезно на самом деле. Достаточно вбить в поиск «чанликс», и выпадут сотни видео, на которых Феликс открыто выражает свою любовь, совершенно не парясь на этот счёт, и вдобавок те, где Чанбин тайно, как он сам считает, а на самом деле — очень откровенно, бросает на Феликса пламенные взгляды или касается не совсем дружески. А группа их, кажется, будто назло состоит из одних троллей, чьей целью становится довести Чанбина. Они даже спорят, фанатов какой парочки в их фандоме больше и сколько из них готовы переметнуться в другой лагерь. Для этого Хёнджин активизируется и начинает проявлять больше знаков внимания Чанбину, подливая масла в огонь. Да ладно, Хёнджин! Некоторые вот вообще не умеют держать рот на замке — не будем показывать пальцем на главного танцора, который сначала говорит, а потом думает. Только даже это кажется Чанбину цветочками, когда он понимает, что всё руководство агентства радеет за их с Феликсом отношения, судя по всему, раз в гостинице их селят вместе. В одном номере. Только они вдвоём. И больше никого. Где-то внутри ещё теплится надежда, что после перелёта и концертов они будут такими уставшими, что сразу отрубятся, как только доберутся до постели, но ей не суждено сбыться. — Ванна свободна, хён, — низкий голос Феликса отвлекает рэпера от телефона, и он благодарит Бога, что ничего не пил в этот момент, иначе бы мог захлебнуться. Феликс стоит в одних пижамных штанах и, чуть наклонив голову, промакивает волосы полотенцем. Его порозовевшая после горячего душа кожа выглядит слишком притягательно в приглушённом свете. — Хён?.. — Д…да, — Чанбин прочищает горло, ощущая, как во рту пересохло, а вся кровь прилила не совсем туда, куда нужно. Ему срочно нужен холодный душ. Почти пулей влетев в ванную, Чанбин захлопывает дверь, привалившись к ней. Он не любит сбегать вообще-то, но то, что он хотел сейчас сделать, выходит за рамки нормального, поэтому ему лучше переждать некоторое время, пока младший уснёт. Нужно снять напряжение в мышцах… во всех. Хорошо, что холод — надёжный помощник в этом деле, и Чанбину даже не приходится прибегать к другим способам. Главное — отключить голову и не думать, не представлять, насколько у Феликса нежная и тёплая кожа… — Аргх, — повернув кран, Чанбин опускает голову под ледяную струю буквально на пару секунд, и все извращения вылетают из головы. Решив, что уже достаточно отсутствовал, он выходит из своего укрытия, надеясь, что причина его беспокойства спит. — Хён, давай посмотрим фильм? Чанбину кажется, что он слышит звон разбившихся надежд. Хорошо, что хотя бы футболку надел. Самоуспокоение помогает слабо — младший сидит, поджав под себя ноги и сложив руки на коленках, точно прилежный ученик или… котёнок, ожидающий, пока с ним поиграют. Чанбин бы поиграл с ним. Правда, не в детские игры. — Ты не хочешь? Почему ты опять смотришь исподбровья. — Исподлобья, — автоматически поправляет Чанбин, отключая картинки в голове. — Если ты не устал, можем посмотреть. Что за фильм? — Детектив с серийным убийцей. Феликс тут же воодушевляется, освобождая место старшему, и Чанбин даже успевает выдохнуть, думая, что каждый будет лежать на своей половине, но, закончив с телевизором, Феликс прижимается к нему. — Ты горячий. Чанбин давится кашлем. Ладно, он же просто так это сказал. Феликс часто мёрзнет и лезет к нему греться. Без всякого контекста — в этом Чанбин убеждает сам себя. Ситуацию усугубляет то, что эти слова произносятся низким и грудным голосом. Если бы младший говорил, как Чонин, это бы совсем не заводило, а вот от такого голоса все волоски на теле встают дыбом. — Ты вместо обогревателя прямо. Фильм на английском, правда, ничего? Чанбин треплет его по волосам, улыбнувшись, подтверждая, что всё хорошо. Этот ребёнок всегда переживает за других, чтобы им не было некомфортно. Фильм и правда про убийцу и его поимку, но, кажется, кое-кто забыл предупредить о том, что в нём очень много чувственных сцен. Даже слишком чувственных. — Что за фильм-то? — спрашивает Чанбин, хотя название вряд ли ему о чём-то скажет, ведь он больше любит смотреть про музыку или комиксы, детективы его не привлекают. — «Основной инстинкт», — безмятежно отвечает Феликс, которого словно вообще не трогает происходящее на экране, лишь голос его звучит немного ниже и тише. Название ни о чём не говорит, зато сцена, которую каждый мальчишка знает, расставляет всё на места, Чанбину очень хочется выключить телевизор, потому что он знает — дальше будет только хуже. Рука Феликса ложится ему на живот, и он почти перестаёт дышать, стараясь сосредоточиться на сюжете, чтобы уловить хоть что-то из происходящего на экране, но маленькие пальчики легонько двигаются, напоминая лапки кота, который топчется, пытаясь устроиться поудобнее. — Хён, спать хочешь? — мятное дыхание касается его щеки. — Чего глаза закрыл? — Нет, я просто… — Чанбин мнётся — не может же он сказать, что слушает разговоры на английском, отрешившись от картинки, потому что этот язык напоминает ему о Феликсе, и представляет, что это младший говорит. — Ты меня поймал. Чанбин неуверенно улыбается, стиснув зубы, низ живота уже начинает гореть, гормоны берут своё, ведь желаемое так близко, кажется, наклонись — и он весь твой с этими веснушками, розовым ротиком, низким голоском и яркой улыбкой. Разум в унисон с сердцем призывает — возьми его. — Ты всё-таки уникальный, Бинни. У тебя стояк не после сна, а до него. Вот чёрт, Чанбин ведь надеялся, что полумрак скроет это недоразумение и его горящие щёки. — Ты выбрал довольно интересное кино, — он чуть не прикусывает себе язык, осознавая, что выдаёт ещё одну очевидную ложь. — Да? — внезапно неугомонные пальчики перемещаются ниже и пробираются под футболку, касаясь твёрдых мышц живота. — То есть, ничего, если я так сделаю? У Чанбина дёргается кадык, голоса из динамиков звучат всё дальше, сердце ускоряет свой бег, что явно не остаётся незамеченным. — И так ничего? Мягкий носик касается его шеи, Феликс чуть трётся об неё, словно вдыхая его запах. Пальцы тихонько продолжают двигаться вверх к груди. У Чанбина рвёт крышу. Он честно старался, убеждал себя, что это неправильно, что младший доверяет ему, и что он не может воспользоваться им. Хватит. Сколько бы он не строил из себя милашку Бинни, показывая эгьё, внутри него живёт тьма, которая раньше находила выход в текстах и рэпе, теперь нашла в другом. Поймав за запястье своевольную руку, Чанбин резко переворачивается и подминает Феликса под себя, держа обе его руки над головой. — Чанбин-хён. Его имя произносят тем же самым голосом, которым наговаривалось АСМР-видео. Соблазнительно. Феликс побеждает. Чанбин накрывает приоткрытый рот — неясно, хотел ли Феликс что-то ещё сказать или попросить, сейчас важнее просто заставить этот рот замолчать, потому что обладатель чудесного низкого голоса своим шёпотом верёвки из него вьёт, превращая в безумную фанаточку. И главное, самому Чанбину непонятно, нравится ему это ощущение или нет, зато он точно знает, что ему очень нравится целовать мягкие губы, чувствовать вкус мяты от зубной пасты, проходиться по острым зубкам, которые Феликс в любую минуту может сомкнуть, но не делает этого, стараясь не мешать, давая изучить лучше. И старший пользуется, теряясь в новых чувствах и открытиях настолько, что не замечает, как его руки оказываются под чужой футболкой. Он наконец-то добирается до желаемого, узнавая то, о чём приходилось гадать, и даже самая яркая фантазия меркнет перед реальностью, перед тем, насколько гладкая у Феликса кожа, настолько это ощущение опьяняюще. Хочется поглотить его полностью, и Чанбин почти делает это, переходя от поцелуя к укусам, отчего розовые губы становятся ещё ярче. Если так продолжится дальше, то он оставит на них следы. Откуда берутся силы, непонятно. Чанбин откидывается на спину, прикрыв глаза ладонью, чтобы не видеть, как сейчас выглядит Феликс, как его губы манят снова прижаться к ним. Надо лишь собрать остатки самообладания, встать и дойти до ванны, чтобы избавиться от томительного желания. — Хён… Голос Феликса привычно низкий, но звучит он очень уязвимо. — Прости, кажется, у меня помутился рассудок, — Чанбин совершенно не знает, что теперь надо сказать, как успокоить. — За что? Почему ты всегда извиняешься? — что-то тяжёлое придавливает его, и, убрав руку, он сталкиваться с серьезными глазами Феликса, который уселся на него, упираясь ладошками в грудь. — Что?.. — Почему ты просто прямо не покажешь свою любовь? Я знаю, ты меня любишь! — рука перемещается прямо туда, где быстро бьётся сердце, не так, как от бега или сильной нагрузки, а по-другому — это особенный ритм. — Что мне сделать, чтобы ты понял?! — Феликс, это неправильно! Хочется сказать многое — что за такое в Корее, в отличие от других стран, могут уничтожить, что они ещё молоды и могут ошибаться в своих чувствах, но Чанбин не может вымолвить ни слова, глядя в эти невозможные глаза. — Я люблю тебя, хён, и это не может быть неправильным. Феликс тянется к нему губами, оставляя мимолётные поцелуи везде, куда может дотянуться, он торопится, боясь быть отвергнутым. Вообще-то все мужчины одинаковы — имеют достаточно сил, чтобы оттолкнуть, однако когда дело касается секса, они слабеют и превращаются в пластилин. Когда маленькая ладошка ложится на пах, мягко поглаживая, Чанбину не хочется сопротивляться, он желает просто отдаться чувствам хоть раз, но всё-таки предпринимает ещё одну попытку воззвать к рассудку. — Нет, Феликс, — он приподнимается, хватая руку, чтобы убрать её, и дальше не двигается. — Не нужно. Только вот Феликс не собирается слушаться. Толкнув старшего назад на кровать, он устраивается между ног, пальцами подцепляет пояс штанов и чуть медлит. В лице его читается неуверенность — не в том, что он делает, а как. Сможет ли он сделать всё правильно, понравится ли… Его всегда легко прочитать, как открытую книгу. И Чанбин снова проигрывает. — Просто следуй за чувствами. Он говорит тихо, понимая, что его слова станут сигналом, потому что только его слова вселяют в Феликса веру в себя. Ему хочется закрыть глаза и не видеть младшего таким, но Чанбин просто не может этого сделать — вид настолько будоражит, что нет сил оторвать взгляд, и он следит за тем, как чужая рука делает то, чего он так хочет, убирая мешающую ткань. — Не делай, если сомневаешься, — Чанбину кажется, что Феликс словно насилует себя, заставляя сделать это, чтобы доказать всю серьезность. — Я не… ах! Он вздыхает, когда пальчики касаются чувствительной кожи, поглаживая её. Нежно и осторожно, может, потому что Феликс только пробует, а может, потому что боится сделать больно, но от этого только ещё хуже. Он уже на пределе и сохранять контроль очень сложно. Затем приходит чувство тепла, которое обволакивает, и Чанбин, не удержавшись, приподнимается на локтях, чтобы увидеть. Светлые волосы закрывают большую часть лица, но хватает и того, что перед ним: приоткрытые ярко-красные от поцелуев губы, которые скользят вниз, вбирая его полностью, и назад, оставляя после себя влажную дорожку. Феликс вдруг откидывает чёлку и смотрит на него пристально — кажется, собирается что-то спросить… И всё-таки использует свой язык, только не для того, о чём Чанбин думал, хотя думать — это последнее, что рэпер сейчас может, потому что маленький язычок быстро лижет возбуждённую голову и исчезает, чтобы потом снова лизнуть. Феликс играется, наблюдая за чужой реакцией, и это доставляет ему удовольствие. Когда Чанбин хочет уже зарычать, всё становится по-другому. Язычок делает очередной круг и скользит вниз, туда, где кожа ещё тоньше, и Чанбин стонет, сначала тихонько, прикусив губу, чтобы скрыть свои стоны. Однако искуситель жаждет одобрения, и в игру снова вступает рот, усиленно насаживающийся на член. Глубоко и жарко. Неосознанно бёдра Чанбина сами движутся навстречу, лишая воздуха. Кажется, ещё немного, и он задохнётся, но движения продолжаются, ещё быстрее и резче. Сжав простыню, Чанбин хрипло и протяжно стонет. Во всём теле чувствуется лёгкость, напряжение, скопившееся за это время, спадает. Ему ужасно хочется спать, но он помнит о Феликсе. Открыв рот, он хочет уже задать вопрос, но видит довольное и счастливое лицо. Тот самый язычок, что так долго мучил его, облизывает губы, стирая с них кое-что, что принадлежало Чанбину. К щекам его тут же приливает кровь от осознания того, что произошло, и что самое страшно, он не чувствует сожаления. — Надо в душ, — тихо произносит Феликс, сползая с кровати. — Но ты же… — Чанбин прерывает себя на полуслове, когда понимает, зачем ему туда надо, ведь он даже не позаботился о младшем, полностью сосредоточившись на своём удовольствие. Взяв салфетки с тумбочки и убрав беспорядок, он одевается, не переставая думать, что делать дальше. Из приоткрытой двери в ванну выглядывает взъерошенный Феликс. — Не смей сожалеть! — Не буду, — Чанбин улыбается. Чувство, которое он испытывает, очень далеко от сожаления. На следующий день времени раздумывать о произошедшем нет совсем, главное, что ни один из них не чувствует смущения или дискомфорта, хотя и наедине им не дают побыть. Они оказываются в комнате у Чана, проводят онлайн трансляцию в vlive, как всегда дурачатся и веселятся, пока один из фанатов не спрашивает, как участников группы распределили по номерам. — Я живу с… чанликсы. Удобное сокращение их имён вырывается на автомате. Чанбин совсем забывает об одногруппниках, которые тут же начинают подтрунивать над ними. В общем, ничего нового, только на этот раз они попадают в самое яблочка. Чанбину кажется, что у него на лице всё написано. Он слышит голос Феликса, но ему срочно нужно его увидеть, так что он разворачивается и замечает, что младшему тоже неловко: голова его опущена, однако красные кончики ушей выдают его. Чанбин сразу вспоминает, как волосы так же спадали, закрывая глаза, и ему становится трудно дышать. Хорошо, что друзья быстро меняют тему, отвечая на новый вопрос, но всё равно очень сложно сфокусироваться. Незаметно трансляция заканчивается, за ними заходит менеджер, чтобы забрать на выступление, и Чанбин медленно поднимается, когда чувствует ладошку на плече и низкий голос у всё ещё красного уха. — А ведь мы правда не поцеловались. Чанбин дёргается и почти поворачивается, чтобы уточнить, что он имеет в виду, потому что вчера были не только поцелуи, как в щёчку тыкаются мягкие губы, и тут же язычок оставляет мокрый след. Точно, котёнок. — Они говорили об этом. В голосе Феликса слышится улыбка, словно младший опять забавляется. И Чанбин тоже улыбается, просто не может по-другому, потому что давным-давно сдался этому маленькому, но сильному парню. Они существуют в своём мире, который, как им кажется, никто не видит в этом общем шуме и гаме, но за ними наблюдает лидер, который облегченно выдыхает, улыбаясь лишь одним уголком рта, так что появляется маленькая ямочка, и тут же снова направляет всё своё внимание на непоседливых детишек.