Мертвая вода

- Так-так-так, посмотрим, что тут у нас... Низкий негромкий голос заставил Василису очнуться от оцепенения и схватиться за нож. В следующий миг ей снова стало дурно, подступили рыдания: Иван все так же лежал перед ней грудой изрубленных останков, никак не напоминающих былого красавца-богатыря. Разве что лицом - если бы Василиса решилась отвернуть край плаща и заглянуть в очи отрубленной голове... тусклые, с красными прожилками, закатившиеся и совершенно слепые... Нет. Не решилась. И кстати - она ведь совершенно не помнила, как укутывала бедолагу-жениха его же плащом. Темно-синим, с узенькими дорожками вышитых листьев у горла. Прорубленным в четырех местах... Как бежала от становища его братьев в глухой ночи - помнила, благо ноги до сих пор гудели и саднили. Как собирала разбросанные по полю кровавые обрубки и только потом поняла, что помогает ей огромный волк - а волков надо бояться - помнила, поди забудь, когда вот он, волчара, близехонько разлегся. А это - нет. На глаза снова навернулись слезы, горло перехватило, девица едва не задохнулась, но сперва под руку ткнулся волчий нос, теплый и упругий, а потом снова зазвучал тот же голос. - Множественные рубленые раны... хм, правильнее даже сказать - отрубленные и ампутированные... начальная стадия некротизации... Волк громко и выразительно фыркнул. - А я сказала - начальная! - отрезал голос. - Не этим... молодцам против яйца со мной спорить. Волк фыркнул снова и басовито тявкнул. - Кощей, пожалуй, мог бы, - согласился голос. - Но не будет. Василиса от изумления аж плакать перестала и голову подняла. Прямо напротив нее присела на корточки крепко сбитая старуха в темном платке и темном же платье, и эта старуха разворачивала плащ, за ночь промокший бурыми пятнами, а теперь уже и заскорузлый. - Бабушка... - ахнула Василиса. Виданое ли дело - мертвых тревожить почем зря. Но сказать не получилось, а старуха посмотрела на девицу - глазищи огромные, бездонные, черные, как омуты - и усмехнулась. - Проспорил он мне, Кощей-то. Две скляницы мертвой воды уже проспорил. Потому и не будет. Впору было снова оцепенеть. Сама Яга! Которой и не встретишь, и не услышишь, пока она того не пожелает! Ой мамочки... не приукрашивал Иван своего рассказа, зря ему братцы не верили... Яге-то не воспретишь мертвого трогать. Она всей мертвой стороны привратница и хозяйка. Волчий нос ткнулся в щеку, заставив девицу пошатнуться. А ведь и верно - трогать не воспретишь, а попросить... ну и что, что о невозможном? - Бабушка, помоги! - взмолилась Василиса. Ответ упал едва ли через мгновение: - Отчего бы и не помочь... внученька. Волк дернул ухом, заметив паузу. Бабка хитро покосилась на него и погрозила кривым пальцем. Да принялась указывать: - Ты, девочка, сейчас плакать переставай да за дело берись. Снаряжение твоего милого тоже все где-то здесь раскидано, ироды эти царя небесного только коня увели да на тебя позадумались. Вот вам с Серым задание: нож найти да котелок его дорожный, костер запалить да воды согреть. - А... зачем? - растерялась Василиса. Бабка снова усмехнулась,закатывая рукава: - А затем, девочка, что мертвая вода - средство сильное, но и подготовки требует правильной. Грязь и кровь запекшуюся надо смыть, где тленом взялось - срезать. И лучше это делать живыми руками. Василиса слушала, только что рот не разинув. И верно ведь, Баба Яга - она не мертвая, не живая, потому и среди живых живет, и среди мертвых ходит. Дрожащими руками девица расстегнула пряжку и, размотав пояс с ножом, протянула его старухе. - Вот... я еще ночью нашла... Почти до новых сумерек Василиса отмывала от крови куски иванова тела и складывала их в нужном порядке. Братцы постарались на славу. Заполдень она уже не плакала, пытаясь правильно приладить очередной тускло-красный мягкий ломоть с грязно-белой втулкой - обрезком кости. Волк исправно таскал воду и сучья для костра, Баба Яга в который раз обходила противосолонь круг, начерченный на земле первой же достаточно обгоревшей головешкой. Василисе она запретила отходить от костра, как только круг был намечен. От возни с водой руки набрякли, кожа на пальцах сморщилась, под ногтями застряли комочки свернувшейся крови. Развороченное нутро собирать пришлось под объяснениям Яги, осторожно укладывая склизкие сизые петли кишок, сгибом пальца подпихивая печень и селезенку на свои места, и потом Василиса так и не отделалась от тошноты. Но закрывать Ивану глаза было все-таки страшнее. К сумеркам наконец все было сделано. Баба Яга замкнула круг, оставив волка снаружи, вправду достала граненую склянку темного стекла и обрызгала водой из нее и Ивана, и Василису. Вода чуть-чуть пахла стоялым лесным озером. У Василисы закружилась голова. Старуха протянула руки над костром ладонями вниз, что-то невнятно прошептала и снова обрызгала Ивана из склянки. Обрубки были сложены плотно, и только потому, что Василиса не отрывала взгляда от тела, ей было видно, как они начинают прорастать друг в друга тонкими красными нитями. Как тонкой багровой пленкой затягивается нутро, прежде чем пленку покроет другая, толстая и красная, а потом и кожа. Как дергается на шее кадык. Как затираются следы на коже - вот серо-красная полоса разруба, вот уже тонкая розовая полоска, а вот и нет ничего, как и не было. - Дыши с ним, девочка, - донесся как через воду голос Яги. - Мертвая вода заставляет время пойти вспять, но живая вода для него - твое дыхание. Василиса вздрогнула и старательно задышала глубже. - Время, девочка, и есть вода, - Яга говорила все тише. - Захочешь подумать об этом - спроси Серого, как найти старую Василису... Так у Бабы Яги есть человечье имя?! И какое... Ошеломленная Василиса обернулась и не увидела никого. Только дым от гаснущего костра стелился по земле, почти скрывая лежащего поодаль волка. А потом ей стало и вовсе не до того, потому что Иван длинно вздрогнул, сделал глубокий судорожный вдох, потом еще один, и наконец открыл глаза: - Долго же я спал...