сияющее солнце пустыни

Бам! Белый мокрый ком со свистящим звуком впечатался прямо в лоб, да еще и именно туда, где в Ноевом обличье у Вайзли находился третий глаз. Со змеиным шипением тот стал судорожно отряхивать снег с волос, глаз, куксистых бровей и даже из-под чалмы — как под нее попал, вообще было не понятно. — Хватит ржать! Но Тики Микк лишь с удвоенной силой смеялся, завалившись в сугроб, его кашемировое пальто уже стало насквозь мокрым, но Удовольствию это не мешало. Только Вайзли наконец привел свое лицо в относительно сухой вид, как подбежавшая незаметно Роад с победоносным кличем повалила его в снег, который мигом же забрался в приоткрытые участки кожи, и пока девчонка засыпала его в сугроб, Мудрость подумал, что он уже наполовину как знаменитая статуя Будды Весеннего Храма — только ледяная. — Леру-леру-леру, так его, милая Роад! — верещал на все поместье противный Леру, хотя сам вылезать на улицу не спешил, помня, как проторчал неделю вместо морковки у слепленного хозяйкой снеговика. Наконец ей надоел не подающий никаких признаков активности родственничек, и Девятая веселым скачем пронеслась мимо все еще хрюкающего Микка в особняк. — Эй, ледяная принцесса! — наконец справился с собой Третий, оглядывая торчащую на поверхности злобную макушку Вайзли. — Тебе комфортно? Снежку не подкинуть? Вайзли гневно цокнул. — Иди и продолжай свой приступ недоразвитого тюленя. Джойд рассмеялся, закинув руки в карманы, и присел на корточки перед племянником. — Знаешь, у тебя снег тает на ресницах. — Знаешь, ты… Договорить Вайзли не успел, потому что Тики наклонился и поцеловал его в переносицу. Еле касаясь губами, словно легонько ветер дунул, и на несколько секунд засмотрелся на россыпь побледневших в холодный сезон веснушек, словно звездочек, по щекам, носу и под веками. Вайзли нахмурился и устало прикрыл глаза. — Я замерз. Капли кроваво-красного вина игриво скользили по стенкам бокала, то вверх, то вниз, то в стороны. Расслабленная бледная рука вальяжно и слишком похотливо обвивала его стеклянную ножку, указательный палец медленно обводил край, издавая скрипучие, но вполне мелодичные звуки. Шерил Камелот устал, и слуги решительно не попадались ему на глаза, умоляюще глядя на его супругу. Трисия вздохнула и с бодрым видом вошла в покои, служащие им обоим и рабочим кабинетом, и спальней, и залом — никто из них не терпел одиночество. Шерилу было в радость слушать порой бессодержательное лепетание жены, которая вскоре выбившись из сил скручивалась в своем любимом кресле и мягко сопела. Тогда он заботливо укрывал ее шалью, заканчивал работу и переносил в огромную, даже для них обоих, кровать. Маленькая и хрупкая фигурка на фоне громадного деревянного, но изысканного и дорогого ложа вселяла в него особую щемящую нежность и благодарность тысячи раз проклинаемого им богу за единственный подарок его прогнившей насквозь жизни (исключая Роад, Вайзли, Тики, да в принципе, всех этих идиотов Ноев). — Эй, — неожиданно легли маленькие тонкие ладошки на предплечья, после обвив шею и вынудив посмотреть в небесно-лазурные глаза, — ты помнишь, что обещал мне? Бокал с уже ненужным восхитительным Мерло со стуком был отставлен на стеклянный полукруглый столик. — Есть ли еще что-либо на свете, чего бы я тебе не пообещал? — откликнулся супруг, пропуская светлые длинные пряди сквозь пальцы. Трисия перехватила мужнину руку, поднося к губам, чувствуя, как тянутся кольца на безымянных пальцах друг к другу. — Дома у тебя есть жена, сын, дочь и непутевый португалец-брат, который готов сбежать в Сахару, лишь бы не жениться. Так почему твои мысли все еще там, заволочены черным туманом и колючей проволокой от всех нас? — Трисия, — начал Шерил, мягко убирая свою ладонь и поднимаясь, но женщина вытянула руку, дав понять, что желает быть выслушанной, и Ной в очередной раз восхитился и покорился ее королевским поведением. — Я конечно не представляю, и не могу испытать всю боль даже на сантиметре своей кожи, которую проносите вы всю свою жизнь, сливаясь с памятью бывших владельцев Ноевых способностей. Я не переживала заново всю тысячелетнюю историю, не горела в агонии от жара бушующего внутри неспокойного сердца — у всех ведь Ноев аритмия, а вовсе не кусок льда, да и живее вы всех живых. Я даже не представляю, какая судьба уготована и что ждет впереди –вечный мрак, беззаботная ли жизнь, но хранить вечность в своей голове — утомительное бремя. — Милая, — подошел к жене Камелот, но та лишь отодвинулась еще дальше, не поворачивая головы от плачущего дождем витражного окна. — Я не просила прежде ничего, потому что у меня и так все есть, — влажные глаза с лаской посмотрели на нахмуренное лицо мужа, которому не нравилось ее настроение, слова и переживания, слишком ненужные этой благословенной женщине, — весь мой мир сосредоточен в тебе, я полюбила, приняла Ноя, что внутри тебя. Так неужели нельзя, Шерил, быть всего лишь честным со своей семьей? Делиться всем — а не сидеть в одиночестве, когда вокруг тебя мы? Шерил хотел поймать ее, когда она со слезами на глазах выбегала из комнаты. Устало опустился в кресло, снял очки, потер переносицу, перевел взгляд на недопитый бокал вина. И решительным шагом направился в комнату дочери, где в воздухе его уже ждала парящая розовая дверь. -Мать твою… — ошалело проговорил Тики, — твою же мать… — Ты сказал это уже раз двадцать, — перекидывал ногу через верблюжий горб Вайзли, — давай залезай уже, папенька небось заждался. — ДА КАКИМ АКУМОЙ Я ЭТО СДЕЛАЮ, ПРИДУРОК?! Бедные бедуины сорвались с мест, ринувшись верхом на своих верблюдах, словно они были лошадью и внезапно понесли. А Микк стоял и тупо пялился на уродливую морду с огромными свистящими ноздрями, лениво жующую какую-то ветку с листьями меж вонючих гнилых зубов. — Да ладно тебе, просто представь что это конь, — услужливо предложил Вайзли, глядя в кои-то веки сверху вниз на дядю. Тики перевел взгляд снова на животное, которое уже закончило процесс приема пищи, и теперь будущий всадник и его верный конь не отрываясь уставились друг на друга. — По-моему, он хочет в меня плюнуть, — гробовым голосом вынес вердикт Джойд. — Вполне естественное желание, мне так всегда хочется сделать, когда ты заходишь в комнату. Ной отвернулся, запустив пальцы в волосы, в отчаянии чуть ли не взвыв. — Твою м… — Ради панталонов тысячелетнего графа, если ты еще раз это произнесешь, я отправлю тебя в глубокое астральное путешествие! — Да не туда, не туда! Раздвинь ноги шире, деревянный ты столб! — Я не могу! Ты слишком сильно тянешь! — Да залезешь ты уже наконец! — Подставь мне уже что-нибудь, бестолочь! — Хватит тянуть меня за волосы! Спустя три часа злой как черт (коим он по сути и был) Тики в абсолютном молчании ехал на своем верном скакуне, вцепившись как коршун в передний горб, отчего верблюд чуть было не скинул его пару раз со своей спины. Пятый же тихонько посмеивался да поправлял шелковую куфию, которая совершенно случайно оказалась на его голове, когда они проходили через рынок. Палящее солнце Египта нравилось ему гораздо больше, чем морозные холодные ветра в родной Англии, так что свесив длинные ноги в сандалиях, он подставил лицо под горячие лучи, вновь окрасившие его лицо мелкими крапинками любимца Гелиоса. Впереди виднелись остроконечные вершины пирамид Гиз, возле которых сновали повозки, лошади, верблюды археологов и просто любопытных туристов. Жар раскаленного песка можно было почувствовать даже сквозь толстые подошвы, а коренное население запросто расхаживало босым, не оставляя следов — их сразу же заметало песком. В расширившихся от ностальгии зрачках Вайзли словно пронеслись табуном прошедшие воспоминания давно канувших в лету дней, и Тики сонно взглянул на возбужденного мальчишку. — Ну, давай уже. — Чего? — удивленно вернулся в настоящее Мудрость. — Я же вижу, что из тебя прямо лезет наружу. Рассказывай, а я, может, и усну под твои живые сказки. Вайзли слегка улыбнулся краешками губ — все-таки так, как Тики, его не читал никто из их Ноевой сумасшедшей семейки, даже граф, и тот не мог вычислить ни под каким углом, что такого в голове у Пятого — ни под прямым, ни под острым, ни под трапециевидным. Джойд же мог прочувствовать любое его настроение, и с ним порой даже говорить не приходилось, что несомненно радовало, ибо в голове Вайзли просто лопались сосуды и перекрывался кислород от бушующего гейзера мыслей — словно бы мозг его был площадкой гейзеров Исландии. — Ты знаешь легенду о том, кем и каким образом они были построены? — кивнул он головой в сторону пирамид. — Гизы? Ну так это пирамиды Хеопса, Хефрена и Микерина, и еще кого-то там. Вайзли фыркнул. — Не только, — начал он вещать с видом по меньшей мере философа Аристотеля, — этот комплекс пирамид включает в себя: упомянутые тобой пирамиды Хеопса, храмы, ведущие к ним, расположенные в начале поминальной дороги и в одном из которых египтологами была обнаружена триада — уникальная древняя статуя фараона Микерина и сопровождающих его двух богинь; пирамиды-спутники с усопшими жёнами; четыре кладбища, где были похоронены ближайшие родственники и придворные; самый древний и загадочный монумент нашего мира — статуя Сфинкса… Тики блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь льющимся звонким голосом. Он и не глядя на юношу видел восторженные алебастровые глаза с агатовыми крапинками, лихорадочно моргающие на особо важных моментах, видел длинные пушистые ресницы, будто колибри мечущиеся, видел и время от времени поворачивающуюся к нему тонкую бледную шею, и гадал — да что не так с этой древнеегипетской мумией, что солнце вообще к нему не липнет? -…и даже существует догадка, что самые ранние пирамиды были построены исчезнувшей с лица земли древней цивилизацией Атлантидой, и…да ты не слушаешь, дьявол тебя дери! — возмутился Вайзли, сразу разбудив начавшего дремать Тики. — Точно мумия, — раздалось тихое бормотание, все-таки расслышавшее которое племянник так лягнул дядюшкиного верблюда, что к пирамидам он успел одним из самых первых. Надо ли говорить, что глаза у бедуинов-кочевников поползли сквозь брови да к небесам, экий прыткий иностранец, ты погляди! — Кем я буду? — очумело крутился перед зеркалом Вайзли, рассматривая себя со всех сторон. — Имхотепом, точно тебе говорю, — умиленно проговорил Шерил, подвязывая схенти на талии сына священным поясом жреца, — прекрасно, прекрасно! Трисия будет в восторге! Тики схватил перемазанного в сандаловом масле Вайзли за локоть и оттащил в сторону. — Напомни мне, зачем мы это делаем? — полушепотом спросил он, пока черноглазые египтянки укладывали на его кудрявых непослушных волосах пшент, и недовольно поморщился — тяжеловатый был убор. — Цитирую, «Моя милая женушка в последнее время стала чаще хандрить, и нашим долгом несомненно является внести новые яркие краски в ее жизнь, mon cher», и так далее, и тому подобное, — нараспев ответил младший Камелот, с интересом глядя на одевающую его деву — лет 16, с прелестным личиком и огромными лукавыми глазами, то и дело стреляющими в него. — Оh meu deus! * — ударил себя по лбу Тики. — Irmão estúpido, pobre nora! ** — Если не заметил, ты только что помянул Господа Бога нашего. — Inferno.*** — А теперь резко стал падшим. — Заткнись, — зашипел Джойд, натягивая на запястья кучу золотых браслетов, испещренных восточными иероглифами. Трисия шла под руку с мужем, удивленно глядя по сторонам. Храм Рамзеса поистине был величав и поражал до глубины души. Огромные статуи при входе сначала напугали ее, но после женщина с любопытством рассматривала их, удивляясь, как же столько веков назад люди были способны воздвигать подобные сооружения? — Милый, не слишком ли ты буквально воспринял предложение своего друга посетить «священную землю Египта»? — с некоторым замешательством осмотрела она одежду Шерила. — Раз моя супруга выглядит потрясающе, я должен хотя бы на десятую часть ей соответствовать, — восхищенно смотрел на жену Камелот. Трисия была облачена в длинную египетскую рубашку белого цвета –калазирис, а поверх нее накинула алую накидку и ускх, оставляя одно плечо открытым. На пышных светлых волосах лежала изящная корона с ястребом посередине, расправившего крылья, выполненная из золота и янтаря. На руках, запястьях и лодыжках звенели браслеты. — Я ведь совсем не похожа на Египтянку, — возразила та с улыбкой, так же очаровано рассматривая мужа, походившего на фараона за исключением слишком бледной кожи, которая сейчас, впрочем, за счет различных масел успела немного окраситься в более темный оттенок. Наконец чета Камелот прошла вглубь храма, где их уже поджидало все остальное семейство Ноев. — О, Вайзли, тебе очень идет! –обняла сына Трисия, глядя в подведенные сурьмой глаза сына. — Ма, — поморщился тот, пока стоящий за ним Тики не пнул его. Тогда он вспомнил об их важной миссии, кашлянул, распрямился и выдал, — я — Гор, сын Исиды и Осириса, — указал он на них с Шерилом. — Тогда Тики…- задумалась Трисия, разглядывая Девятого. — Я Сет, женщина, — закатил глаза Джойд. — А я — Нефтида, — выбежала из-за колоны шалунья Роад, — поэтому, Тики, ты абсолютно и бесповоротно мой. Все разом рассмеялись этой нелепой игры во влюбленность, и двинулись рассматривать храм. Тысячелетний граф просто лопался от любопытства, в каких местах не столь отдаленных были Нои, когда в Ковчег разом ввалились все 12 апостолов, разодетые в пух и прах, с ярким макияжем, вдобавок тащившие на себе экзотические фрукты, вина, украшения, шали, платки, Джасдеби даже умудрились укутаться в персидский расписной ковер, Лулу вообще впервые была одета в платье, такого же кроя, как и у Трисии. — О, Тысячелетний, здоров, — поприветствовал его уже основательно накидавшийся Микк, попутно икая. — Опять, каждый раз, когда он напьется, великий Ной, -причитал Вайзли, заталкивая дядю в комнату. — УИИИИИИИИИ! — завопил Джасдеро, раскатываясь с Дебитто прямо посередине зала. — Смотри, граф, какой классный ковер! Вышеупомянутый же граф медленно развернулся и от греха подальше двинулся к себе, чтобы ну его, не подхватить бы еще какой-нибудь заразы, ведь кому тогда доверить акум, этим всем что ли? Даже надежда на довольно-таки одаренную семью Камелотт мгновенно испарилась вместе с раздавшейся громкой неприличной частушкой Шерила, от которой уши Трисиии сразу же заалели. — Как думаешь, что они там делают, м? — раскинувшийся в кресле Тики опрокидывал в себя медовую египетскую настойку, пьянея не так быстро, как ему думалось. Вайзли поморщился. — Это уж слишком мерзко, лезть в голову отца в такое время. Тики оживился. — О, так все-таки то самое да? Ну Вайзли, ну скажии, — умоляюще заканючил он, обвивая худые, все еще обнаженные лодыжки не успевшего переодеться племянника. — Тебе что, десять лет? Да отцепись ты! — скинул его руки Пятый, на ходу растягивая пояс. — И вообще, пошел вон из моей комнаты. — Сам же и привел. Что, уже расхотелось, да? — игриво повел бедрами Джойд, пытаясь заглянуть за ширму, где переодевался парень. В ответ лишь прилетело сандалией, прямо в ухмыляющуюся физиономию, которая все же скрылась за дверью, прихватив с собой недопитую бутылку. И лишь в голове Мудрости пронеслось напоследок то, что Тики не успел сказать. «ты был богом Ра, дитя света, сияющее солнце пустыни».