Последний Эдикт

Она нездорова. Не как Голоса, нет, но очень близко к тому. Бледен Марк наблюдал. Наблюдал достаточно долго, чтобы понять: она - другая. Такую не удержишь и не подчинишь, ей нельзя этой власти, этой вседозволенности. Посреди пыли, ветра, в углях и каменном крошеве, повсюду она обрастала верными соратниками, польщёнными её дружбой, вдохновлёнными пламенными речами, крепкой рукой и стальной уверенностью. Это казалось немыслимым. Нет, не то, что за ней шли армии, готовые принять и причинить смерть по щелчку её пальцев. Немыслимым было то, что среди тысяч и тысяч присягнувших ей безвольных кретинов не было ни одного зрячего. Иногда следящему за успехами тощей, нескладной девочки Марку хотелось буквально заорать из тени: вы, мать вашу, совсем слепые?! Ты, книгочей, ты записываешь каждое её слово, каждый вдох стремишься запечатлеть в своих хрониках - пе-ре-чи-тай! Перечитай, во имя всего сущего и минувшего! А ты, девка глупая, ты что, не видишь, как меняются её лицо, голос, даже осанка, помилуй тьма твою грязную алую душонку, не слышишь, как она разговаривает с тобой, а как - с ними? Я понимаю, что от кучи металла и дерьма требовать подобной прозорливости - что с рогаткой на рыбалку идти, но ты-то, вроде, говна повидала в Хоре всех сортов. Или ты, птичка певчая, уж ты-то как никто другой должна зреть - сама с яслей людьми вертишь, как пожелаешь, твои глаза куда смотрят? Окститесь, люди, ваша госпожа убивает, чтобы убивать, и вся её система по кирпичику выстроена вокруг одной цели: уничтожить всё. Всё, до чего дотянутся когтистые лапы. Понимание пришло не сразу. Сперва Архонту Теней даже нравилось это бойкое недоразумение, звенящим от чудовищной ответственности голосом провозглашающее Эдикты. И пусть она была слишком молода для возложенного на костлявые плечи бремени - случаются же самородки. А яркий, стремительный взлёт обычно знаменует не менее стремительное падение в бездну. Зачастую даже более красочное, чем предшествующий марш по головам. Поэтому Бледен Марк наблюдал. Девочка училась быстро и жадно, Тунон был горд успехами воспитанницы на судейском поприще. Кайрос, в своё время вытащившая куцего щенка из паршивой ямы, с явным удовольствием смотрела, как тот линяет в породистого волкодава. Эта клятая Кайрос... Это всё она. Холера в мантии Вершительницы случилась только из-за гордыни и любопытства Владычицы. Девчонку можно было убрать в любой момент, но отчего-то никто и мысли такой не допускал, кроме мастера кинжалов, привыкшего всех и каждого держать на прицеле. Да и он только облизывался на подрастающую Вершительницу в ожидании момента, когда та оступится и снищет гнев власть имущих. Сила её возрастала, полномочий становилось всё больше, друзей - меньше, и Марк смотрел на неё из темноты в предвкушении. Пускай наиграется. Пускай созреет. Такая славная. Такая преданная. Так мило вздрагивает, когда Архонт окликает её из тени. Мило и правильно, потому что всем в мире Кайрос и за его пределами до́лжно бояться бесшумного убийцу Владычицы. Марк забавлялся, глядя на то, как решительно и безжалостно действует девочка. Даже поощрял её. Поддразнивал. Пока не прозрел. Не было между ними ничего общего. В какой момент он понял, что ученица Адъюдикатора не врёт, когда говорит, что верна Кайрос и что Кайрос - грязь под её ногами? Когда вздыхает о повешенном Опальными подростке, а потом вырезает клан зверолюдов до последнего щенка? Он столько раз подслушивал и каждый раз восхищался - ай да актриса. Умненькая лживая дрянь. Так в роль вживается - даже Марк верил. Мысль эта возникала не раз и не два, почему-то беспокоя. Архонт привык доверять инстинктам, а те старались вовсю, визжали и ныли каждый раз, когда он сталкивался с Вершительницей. Он не просто хотел её убить. Он хотел её смерти каждой клеточкой своего тела, каждым миллиметром кожи. Только вот почему? Что не так с этой жестокой амбициозной молодой женщиной? Что её отличает от сотен таких же охотников? Теперь от вспоминай о собственной глупости Марку делалось тошно. Он не чувствовал в ней лжи, потому что её не было. Она каждый раз говорила правду. Она больна и она болезнь. Сиди теперь, пожинай плоды своей недальновидности. Надо было резать, как только понял. Даже рискуя навлечь на себя справедливую кару Владычицы. Девчонка - чума. И мир она пожрёт, не подавится. Эдикт за Эдиктом. Труп за трупом. И ведь он был уверен, что сможет её одолеть. Даже после всего, что видел. Даже после того, как осознал. Кайрос тоже была уверена. Ха. Догадалась чуть позже, чем Марк, натравила на девчонку Архонтов, только поздно было. Облегчение, которое испытал убийца, получив непосредственный приказ, сменилось ужасом. Он бил, колол, резал - всё без толку. Уворачивалась, как заговорённая, от каждого выпада, читала, как книгу, чуяла, откуда ударит. Безумная, неудержимая, как стихия - тьма всемогущая, каким же удовольствием была их схватка. Ничто и никогда Марка так не будоражило, как этот танец. Может, из-за застившего глаза и притупившего все прочие чувства возбуждения он и проиграл. А может, её уже тогда никто не мог остановить. Отчаяние пришло после. Бывший Архонт Теней за долгие годы заключения успел пропитаться им полностью. Сперва у него были посетители. Другие Архонты, дознаватели. Люди, которые всё ещё полагали, что его знания чем-то важны. Лица у всех были одинаковые. Важные, значительные. Непоколебимая уверенность в их правильном выборе смешила, и Марк смеялся. Только это и оставалось. Смеяться над судьбой обречённого мира. И своей собственной, пожалуй, хотя на этот счёт оставалась масса неясностей. Жилось ему, мягко говоря, вполне комфортно, в тепле и сытости. Случались интересные собеседники, книги, на которые раньше вечно не хватало времени, променады. Конечно, он умирал от скуки, чувствовал себя зверем в клетке, ему хотелось на волю, делать хоть что-то, что угодно, лишь бы остановить Истинную Погибель, потому что, несмотря на избранное ремесло, Бледен Марк, некогда кинжал, сокрытый в складках одежд Кайрос, всем сердцем любил этот мир. Полный крови, грязи и предательства, такой несовершенный, совершенное вообще имеет обыкновение быть отвратно неинтересным, это был его, Марка, мир. И, видит тьма, он не желал ему такой участи. Время шло. Посещений становилось всё меньше, растерянных взглядов - больше. Однажды к нему в комнату постучал тот самый книгочей, который таскался за Вершительницей хвостом. Старик явно сдал. От седой гривы остались жалкие клочки, напомнившие Марку колючий кустарник, чудом цепляющийся за голые скалы Лазури, оставшиеся после провозглашения Эдикта Камня. Длинный нос заострился ещё сильнее, щёки ввалились, сквозь тонкую, как пергамент, кожу выступали сизые узловатые вены. Покрытое коричневыми старческими пятнами лицо напоминало лицо трупа. И только глаза лихорадочно горели, давая понять, что перед бывшим Архонтом живой человек, а не мертвец. Дрожащими руками книгочей начертил несколько сигилов, и барьер, окружавший всю комнату, исчез с лёгким хлопком. - Всё так пло... Не дав Марку договорить, Лантри подскочил к нему и вцепился в одежду. - Ты должен убить её, - зашипел он, и на щёки Архонту брызнула слюна. - Только ты можешь, больше некому, никого не осталось, а ты остался, ты здесь, убьёшь из тени, она не ожидает, не успеет, я знаю, как снять твой ошейник, я знаю, я... Голова книгочея взорвалась, обдав Марка кровью и чем погуще. Осколки черепа впились в лицо, мастер кинжалов вскрикнул и отшатнулся, чувствуя, как вспыхнули бешеной болью оба глаза. Он взвыл, врезался в стену и сполз по ней, внезапно для самого себя раздавленный ужасом. И вдруг агония прекратилась. В одно мгновение. Не веря собственным ощущениям, убийца медленно отнял ладони от лица. Труп старика никуда не делся, стены комнаты были покрыты красным и серым, и Марк это прекрасно видел, хотя несколько секунд назад его собственные глаза вытекали из глазниц. Кроме них двоих в помещении не было никого. Не было и барьера. Сплюнув вязкую, солёную от чужой крови слюну, Архон утёрся рукавом, переступил через обезображенный труп и вышел из комнаты. По полу задребезжал свалившийся, враз утративший силу ошейник.

***

Смерть сидела на вершине Шпиля, свесив босые ноги в бездну. Тоненькая, как веточка, тронь - переломится. Порядком отросшие волосы трепал ветер. Ни капли не изменилась с их последней встречи - такая же мелкая нескладёха. Хотя нет, не совсем. В простом синем платье она даже больше обычного напоминала подростка. А ведь лет ей прилично. Прятаться в тенях Марк даже не попытался, подошёл, встал за спиной, с наслаждением вдохнул свежего, сладкого воздуха. Солнце умыло покрытое кровью книгочея лицо, полноправным владетелем сияя в прозрачном - ни облачка - небе. - Хоть бы навестила разок. Обернувшееся на звук его голоса лицо было пустым, как маска Тунона. Чудовище уставилось на Марка немигающим взглядом, по-птичьи склонив голову набок. В мутных глазах ни мысли. Ни желания. Ничего. Марку хотелось заорать и сброситься с башни. Ему, человеку, который никогда никого не боялся, хотелось сброситься вниз, лишь бы не видеть этого лица. Вершительница медленно опустила взгляд долу. Моргнула. Марк тоже моргнул. Между взмахом ресниц маска треснула и рассыпалась. Из пустоты проступили мягкий приоткрытый рот, крохотная ямочка не щеке, нос с рыжей веснушкой на самом кончике. Змеиная пелена растворилась, явив убийце живые, умные глаза. - Я, - монстр запнулся, пожевал губами, словно вспоминал, как разговаривать. - Я была занята. - Разрушала мир? Пейзаж до самого горизонта был охвачен хаосом. Повсюду яростно метались огненные вихри, землю пронзали молнии, захлёстывали ливни, рвали невиданные ветра. Совсем рядом с затянутых мглой небес рухнула небывалых размеров глыба льда. И всё это в полной тишине. А над Шпилем шёлковая синева, ветерок и по-осеннему доброе солнце. Марк содрогнулся и снова посмотрел в лицо Смерти. - Создавала. - Что? - Мир. Создавала, - Смерть почесала лоб. - Тяжело было, наверное? - Да, непросто. Вершительница Апокалипсиса спустилась с насиженного места, потянулась и зевнула. Совсем как человек. Марк сделал над собой титаническое усилие и не отступил назад, когда она подошла к нему вплотную, глядя снизу вверх и слегка щурясь. - Зачем я тебе? - Девочка. Волоски на шее встали дыбом. - Или я тебе уже не девочка? - Погибель взяла Марка за руку и прижала его ладонь к своей щеке. - Кто я тогда? Чувствуя, как леденеют пальцы, единственный оставшийся в живых Архонт выдавил: - Бог? Вершительница прыснула со смеху и переместила его руку на грудь. - Стучит же. Думаешь, у бога сердце есть? - Где-то слышал, что по образу и подобию... Смех журчал в воздухе, как пробившийся сквозь снег родник, и это было отвратительно неправильно. Чудовищно ненормально. - Так зачем я тебе, - Марк на секунду прикрыл глаза, - девочка? - Чтобы наблюдал. У тебя это хорошо получается. Путать и наблюдать. - Путать? - Ты всегда говорил "девочка". И я путалась, - она потянула его к противоположному краю Шпиля, и Марк послушно пошёл. - Была двумя сразу. - По-моему, для тебя это как раз не проблема. Хоть двумя, хоть сотней. - Глупости. Нельзя быть многими. Это только Голоса Нерата умел. Зачем ты так меня называл? - Потому что хотелось одновременно дать тебе леденец и по шее. Опираясь на руку Марка, Вершительница взобралась на парапет. Убийца запрыгнул следом. - Слушай, Марк. Ты умеешь слушать, я помню. Когда закончится Эдикт Чистоты, нужно будет начать сначала. Такой план. Ты поможешь. А пока есть время - научи меня. - Чему я могу научить тебя? Владычица Пустоты сделала два шага вперёд, прямо по воздуху, развернулась на пятках и ответила: - Быть человеком.