Королевское общество защиты птиц

Машина чихнула, фыркнула и заглохла. Кэтрин ударила по рулю и, стиснув его руками, запрокинула голову. «До ближайшего населенного пункта двадцать пять километров», – проскрипел навигатор, и руль заработал еще один нервный пинок. Да, а до ближайшего Нового года около тридцати минут, устало подумала Кэтрин. Отворив дверцу, она выбралась из машины и оглянулась вокруг. Зрелище было неутешительным. Слева – загородная трасса, справа – дремучий лес. Из хороших новостей – только горящие теплым желтым огнем фонари, из плохих... Все остальное, если подумать. Включая дату и время на разряжающемся смартфоне, в экран которого Кэтрин уставилась, тщетно пытаясь набрать замерзшими пальцами номер своей страховой компании. «К сожалению, в данный момент нет свободных операторов. Ваш звонок очень важен для нас. Оставайтесь на линии, – донеслось из динамика. – В случае возникновения обстоятельств...» – Кэтрин нажала на кнопку отбоя и пару секунд бесстрастно смотрела на то, как монитор, мигнув элегантной заставкой с названием фирмы-производителя, окончательно гаснет, оставляя ее одну на морозе. Кэтрин сердито нахмурилась и вновь оглянулась. Вокруг было пустынно, холодно и довольно мрачно. Прекрасно, подумала она, – застрять в новогодний вечер на окраине дремучего леса – мечта путешественника, особенно, того, кто рассчитывал оказаться в отеле к вечеру, самое позднее – к одиннадцати часам. Кэтрин взглянула на экран телефона, который она по-прежнему сжимала в руке. Что теперь делать? Позвонить невозможно, пешком до ближайшего населенного пункта... Кэтрин вспомнила болтовню навигатора и, вздохнув, посмотрела на тонкие каблуки своих новых сапог, затем – на покрытую инеем асфальтированную дорогу, и поняла, что проще будет заночевать здесь. «Боже мой, где – здесь? В машине?» – спросила она себя с раздражением. Аккумулятор скоро постигнет та же участь, что и мобильный. Может, он продержится дольше. На пару часов. Кэтрин опять рассердилась. Не в лес же ей идти, в самом деле! Небольшой огонек, мигнувший среди деревьев и тут же пропавший, будто бы был ответом на невысказанный вопрос. Кэтрин сощурилась и сделала шаг в направлении леса. Стоило ей чуть сдвинуться, как она вновь увидела огонек, сияющий ровным и теплым светом. Ранее наполовину скрытый веткой высокого дерева, он пропадал и опять появлялся, стоило той качнуться под порывами ветра. Любопытно. Как в сказке, подумалось ей. Постояв еще немного, глядя на свет, Кэтрин вздохнула и, оглянувшись на машину, захлопнула дверцу и щелкнула замком сигнализации. Возможно, бродить по лесу на шпильках – безумие, но оставаться одной на пустынной дороге ночью в мороз было безумием не меньшим. Так что она развернулась и твердым шагом двинулась в сторону леса, от души надеясь, что среди обитающих там животных нет медведей или волков. *** К тому моменту, когда за ветвями укрытых инеем реликтовых сосен показались очертания небольшого ярко освещенного дома, Кэтрин успела тысячу раз пожалеть о своем решении. В который раз вынимая острый каблук из очередной кучи валежника, засыпанной сероватым снегом, подтаявшим и снова замерзшим, она устало подумала, что если это – реальность, которую описывают волшебные сказки, то волшебные сказки – очень жестокая вещь. Левой рукой поплотней запахнув воротник куртки и убрав со лба прилипшие волосы, она упрямо стиснула зубы и зашагала быстрей. Правую руку саднило: прежде чем подойти к поляне, на которой стоял дом, Кэтрин минут пятнадцать бродила вокруг нее кругами, то приближаясь, то отдаляясь; заходя на третий или четвертый вираж, она заметила в зарослях неподалеку легкое шевеление, и, шарахнувшись в сторону от испуга, немедленно очутилась в каких-то колючих кустах. Пожалуй, она могла бы заплакать, подумала Кэтрин, глядя, как тыльная сторона ладони набухает царапиной, от которой, словно бы издеваясь, тонкими ветками расползаются раны поменьше. Если бы это имело смысл. Всхлипнула, стерла вынутым из кармана платком залившую руку кровь, сейчас же выступившую снова, и продолжила путь. Остановившись перед запертой деревянной дверью без всяких признаков домофона или звонка, она набрала в грудь побольше воздуха и несколько раз ударила по темной дубовой поверхности здоровой рукой. Сперва за дверью не было слышно никакого движения, как и каких-либо признаков того, что в доме вообще кто-то живет. Ни разговоров, ни музыки, или хотя бы лая собаки. Но тогда откуда же свет?.. Додумать свою мысль она не успела: дверь отворилась, и на пороге возник высокий мужчина в легких брюках и рубашке с расстегнутым воротом. «В доме должно быть очень тепло, – мелькнуло в голове у Кэтрин, – если он так одет». От этого предположения холод, мучивший ее все то время, что она блуждала по лесу, стал будто бы еще сильнее. Затылок отчаянно заломило от насыпавшегося за шиворот снега. – Я, конечно, живу в лесу, но кровью почти не питаюсь, – очнувшись, Кэтрин нахмурилась и молча уставилась на хозяина дома. – За исключением свежих бифштексов. – Я... – «мороз вместе с усталостью серьезно влияют на восприятие», вспомнила она строчку из старой книги, в которой рассказывалось о выживании в далеких диких местах. – Простите, что? – Если я правильно понял, вы заблудились и ищете место для отдыха и ночлега, – спокойно продолжил мужчина, – чего я не понимаю, так это того, зачем предлагать мне кровавую жертву за право переступить мой порог. Опустив глаза, Кэтрин взглянула туда, куда он указывал. Справа от нее на тонким слоем покрывшем землю снегу алело несколько капель крови. – Может, вы уже впустите меня внутрь? – неожиданно разъярилась Кэтрин. – Прошу вас, – мужчина шагнул назад и улыбнулся. – Добро пожаловать под покровительство британской короны и лично Ее величества. Кэтрин, занесшая ногу, чтобы войти, остановилась. Мужчина кивнул на белую с голубым вывеску на двери, которой она, подойдя, не заметила. – Королевское общество защиты птиц к вашим услугам. – Благодарю, – закатив глаза, фыркнула Кэтрин. Проникнув в конце концов в дом и все еще ощущая себя кем-то вроде героя дурацкого шоу на выживание, она облегченно вздохнула и принялась стаскивать с себя куртку одной рукой. – Позвольте, – мужчина подошел к ней сзади и аккуратно стянул измятую перепачканную вещь. – Вы ранены, – сказал он, отойдя и повесив куртку на крючок в прихожей. – И как вы только догадались! – Кэтрин едва не всплеснула руками, тут же поморщившись от резкой боли. – Пойдемте, – он двинулся куда-то вглубь дома. Коротко покосившись на свои заляпанные грязью сапоги, Кэтрин последовала за ним. – Переобуться вы всегда успеете, – сказал мужчина, перехватив ее взгляд. Он привел ее в небольшую кухню и указал на высокий стул у длинного узкого стола, – а рану лучше обработать как можно скорее. – Не беспокойтесь, я могу подождать, – не удержалась от сарказма Кэтрин. – Поторопитесь лучше смыть капли крови в прихожей – на случай, если я умру, и к вам заявится полиция. Он вышел ненадолго и вернулся, держа в руках аптечку. – Я позаботился об алиби как раз для этих целей, – он подошел почти вплотную, и Кэтрин получила наконец возможность рассмотреть его получше. Он был высоким и худым, скорее, жилистым, чем стройным, с пытливым взглядом темных глаз и гривой черных кудрявых волос. – Для этих – для каких? – уточнила девушка, следя за тем, как, положив аптечку на стол, он отступает к раковине и открывает кран. – Для тех, когда необходимо выдать расчлененный труп за освежеванную тушу кабана, застреленного из-за припадка бешенства, – сказал мужчина, подставляя руки под струю. У него были большие ладони с длинными пальцами, резко очерченными фалангами и чуть выступающими костяшками. Кэтрин завороженно смотрела, как по ним стекает вода, и не сразу услышала следующую фразу. – Я сказал – дайте, пожалуйста, вашу руку, – произнес он в ответ на ее растерянный взгляд. Кэтрин молча вытянула перед собой израненную ладонь. Теплые пальцы сомкнулись у нее на запястье и развернули кисть тыльной стороной к свету. – Царапины неглубокие, – заключил мужчина после недолгого изучения. – Кустарник, о который вы поранились, наверняка пострадал сильнее, чем вы, – добавил он, подставляя конечность под кран и принимаясь аккуратно смывать с нее кровь и грязь. – О господи, я заплачу вам штраф, – простонала Кэтрин и прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как вода касается измученной кожи. – За то, что ворвались ко мне среди ночи, или за погубленный Ulex gallii? – Что такое... – Колючий дрок, – поток воды остановился. – Я увидела лису, – Кэтрин насупилась. – Она выглядела агрессивной. – Лисы не нападают без крайней необходимости, – он протянул ей полотенце, – зажмите рану. Кэтрин повиновалась. Где-то в глубине дома один раз пробили часы. – С Новым годом, – грустно сказала Кэтрин, уставясь на светлый ворс полотенца. – С Новым годом, – ответили ей, и ноздри защекотало запахом можжевельника, в который спустя мгновение вклинился шлейф медицинского спирта. Затянутые в латексные перчатки пальцы убрали мягкую ткань и вновь завладели ее ладонью. – Желаю вам в следующем году быть осмотрительней при встрече с кустарниками и лисами. Он провел по коже смоченным спиртом ватным тампоном, и Кэтрин беззвучно втянула воздух. – Простите, обезболивающее закончилось. Я не ждал гостей. Кэтрин хмыкнула. – Вашим гостям часто требуется обезболивающее? – Случается. Руку вновь защипало так, что на глаза навернулись слезы. Когда она проморгалась, рану скрывал эластичный пластырь. Кэтрин пошевелила пальцами. – Спасибо. – О, не стоит благодарности. Она подняла голову и внимательно посмотрела на него. – Как вас зовут? – Бастиан Вестон, – он улыбнулся – так же, как до этого, – у двери. – К вашим услугам. – Кэтрин Уортон. Мистер Вестон... – Можно по имени. – Себастиан... – Бастиан. – Я голодна. Он положил пузырек со спиртом и пластыри обратно в аптечку и закрыл ее. – Моя машина застряла у кромки леса милях в... – она наморщила лоб – минутах в пятидесяти ходьбы, если идти по прямой. – Если идти по прямой, то до вашей машины – минут пятнадцать, – спокойно перебил ее Бастиан. – Заросли дрока гуще всего на опушках, а дом проще всего увидеть с северо-западной стороны. Оттуда, должно быть, вы и пришли. Если бы вы не петляли, как мартовский заяц, мы с вами могли бы отпраздновать вдвоем Новый год. «Что нам мешает сделать это сейчас?» – едва не сказала Кэтрин, но удержалась. – Я целую вечность брела сквозь какую-то чащу, – ответила она вместо этого. – Не может быть, чтобы я... Бастиан только пожал плечами. – Лес Анагаш – заповедная территория, часть национального парка Кэрнгормс, – голосом гида проговорил он. – Вниманию путешественников и туристов предлагаются специальные зоны для пеших прогулок, в большей части которых проложены удобные дорожки. – Вы уверены? – Более чем – некоторые из них я прокладывал лично. Пару минут они молча стояли, глядя друг другу в глаза. – Прямо по коридору справа находится гостевая спальня. Там вы можете переодеться и снять ваши глубоко несчастные сапоги. Пластырь водоотталкивающий, но проводить много времени в душе я не советовал бы. На ужин есть только немного холодной баранины, рыба и антрекот. Он развернулся и вышел, прихватив аптечку. – Во что... переодеться? – спросила Кэтрин его спину. – В шкафу в коридоре – пара комплектов женской одежды. Два раза в неделю ко мне приходит горничная убираться – у нее небольшой размер, думаю, вам подойдет, – уже из соседнего помещения отозвался он. Кэтрин молча кивнула и, нагнувшись, медленно и с наслаждением стащила обувь. Дойдя босиком до гостевой спальни, она заперлась изнутри и лениво подумала, что стоило бы, пожалуй, попросить у него телефон. Часы пробили половину второго. *** – Сказать по правде, мне непонятно, как вы вообще могли заблудиться. Они сидели друг против друга за длинным, каким-то средневековым столом. Кэтрин вспомнила, что у входа в дом, под табличкой с названием Королевского общества... чего-то там, мельком увидела еще одну – с четырехзначным числом и неразборчивой надписью. Должно быть, это был год постройки, взглянув на виднеющиеся из-под скатерти массивные ножки, подумала она. Какой-нибудь тысяча пятьсот пятый. – Я не знаю более безопасной и эффективно обустроенной территории, чем лес Анагаш, – продолжал тем временем Бастиан, заставив ее отвлечься от размышлений. – Не говоря уж о том, что весь путь от Глазго до Авимора... – Неважно, насколько он обустроен, – Кэтрин махнула рукой. – Я способна запутаться на бульваре Уилшир*. – Американка, – Бастиан улыбнулся. – Родители переехали из Лондона, когда мне было десять. Он кивнул, придвигая к себе высокий бокал с белым вином. У Кэтрин была аллергия на игристые вина, и потому она никогда не пила шампанского в Новый год. К этой своей особенности, как и к другим атрибутам рождественской суеты, она относилась спокойно. И все же сейчас ей необъяснимо хотелось всего этого... сказочного антуража, с елкой, пеной, брызжущей из бутылки, и подарками, завернутыми в яркую фольгу. Она аккуратно разрезала превосходно прожаренную баранину у себя на тарелке и вновь подняла на Бастиана глаза. – Ваш благоустроенный лес испортил мне праздник, – нелогично пожаловалась она. Бастиан рассмеялся. – Мы с моим лесом можем это как-то исправить? Кэтрин не удержалась от ответной улыбки. – Если только вы знаете, как быстро вылечить грипп. – Грипп? – Мы с подругой договорились поехать на Хогманай** в Глазго, но она заболела в последний момент. С другой стороны, – Кэтрин сердито поморщилась, – к началу новогоднего шоу мы все равно не успели бы. Моя машина ломалась три раза на пути в Авимор, а на четвертый... – А на четвертый упала в объятия каледонского леса. От сквозившей в его словах беззаботности Кэтрин лишь закатила глаза. – Вам бы на публике выступать. – Мне приходилось. Много. Он потянулся к корзине с выпечкой и взял из нее большой ломоть белого хлеба. Странное он производил впечатление – невероятно органичный для этой обстановки, словно он всю жизнь провел здесь, с большими ладонями, крупным, но худощавым и гибким телом, с густыми спирально закрученными кудрями, с обманчивой флегмой, затаившейся в темных больших глазах. Догадка столь очевидна, что ей не хочется произносить ее вслух. Их называют, кажется... путешественниками***. Забавно. – Но вы ведь не всегда были лесником? – спросила она так, будто продолжала начатый давным-давно разговор. – Нет, – сказал он спокойно. – Королевское общество располагает мной всего лишь восьмой год. – А до этого? – До этого я жил в Глазго. Мои родители и младший брат и сейчас там живут. Мать возлагала на меня огромные надежды. Звучит, как будто она возлагала цветы к вашей могиле, чуть было не сказала Кэтрин. – Ей хотелось, чтобы я стал барристером. – И вы стали? – она взглянула на него скептически. – Да, почему бы нет, – он улыбнулся. – Я даже выиграл несколько дел, – он отщипнул пушистого хлеба. – Заработал денег. А потом... – А потом ваши кудри вырвались на свободу, сметая все на своем пути, – не удержавшись, фыркнула Кэтрин. Бастиан вновь улыбнулся. – Это как след в лесу, – тихо сказал он. – Как дорога, которую ищешь, как неумолчный голос, звучащий внутри. – И повод наконец показать фак своей недалекой родне, – заметила Кэтрин, потянувшись за рыбой и отправив в рот огромный кусок. – Естественно, – Бастиан взял бокал и пригубил немного вина. В комнате было тихо, по-зимнему ласково и спокойно, хотя новогоднего настроения не ощущалось совсем. Должно быть, все-таки из-за отсутствия елки, рассеянно подумала Кэтрин, но тут же забыла об этом, увидев пристальный взгляд сидящего напротив мужчины и опустив глаза на его лежащие на столе неподвижные руки. …Спокойные и теплые. Согнув пальцы, она ощутила натяжение пластыря на все еще ноющей кисти. Воспоминания о том, как он касался ее, неожиданно заставили мысли свернуть совсем в другую сторону. – Бастиан... Ей никогда не хотелось случайного секса. Ни со знакомыми, ни с друзьями или встреченными на вечеринках искателями приключений. Секс с незнакомцем, о котором мечтала добрая половина ее подруг, казался ей милой фантазией, и не больше. Прежде... Прежде ей никогда не хотелось мужчину так сильно. Здесь и сейчас. Как никогда не хотелось сказать об этом громко и напрямик. Но думала она об этом недолго, потому что Бастиан резко поднялся, смахнул со стола всю посуду и, приблизившись и потянув Кэтрин к себе, уложил на льняную белую скатерть. – Бастиан... Ощущение, словно он разодрал на ней блузку, хоть она ясно видела, как его пальцы методично расстегивали пуговицы одну за другой. – Бастиан... Снова упрямые кудри, на сей раз так жарко, близко, щекочут нагую кожу, дразнятся и смешат. – Бастиан... Горячий язык и руки. Долго, пылко, насмешливо. До первого острого стона, до осознания, что еще немного, и... – Бастиан! Брюки он вправду сдернул – одним беспардонным жестом. И, отшвырнув их в сторону, склонился к ней снова и переплел их пальцы. Кэтрин не помнила, когда так громко кричала. Отдышавшись и открыв глаза, она лишь сейчас увидела, что он до сих пор одет. Попытка встать и освободиться не увенчалась успехом – стоило Кэтрин сползти со стола, как он подхватил ее на руки и понес прочь из столовой. *** Войдя в комнату, оказавшуюся спальней, Бастиан сажает ее на постель и направляется к прикроватной тумбочке. Открыв верхний ящик, он достает оттуда что-то позвякивающее и блестящее и, развернувшись, возвращается к Кэтрин. – Что... – не дав ей договорить, он усаживается рядом и протягивает ей стандартные наручники из нержавеющей стали. Взглянув на них, Кэтрин, должно быть, бледнеет – или краснеет, она не уверена, и Бастиан улыбается, после чего, наклонившись к самому ее уху, целует чуть ниже мочки и скользит дальше, касаясь губами щеки. – Я был негостеприимен. Поставил тебя в неловкое положение, заставив торчать у порога, причинил тебе боль, испортил тебе Новый год и взял тебя на столе, – перечисляет он, – полагаю, что ты захочешь слегка... отыграться на мне. Кэтрин шокирует не столько его предложение, сколько то, с каким упоенным восторгом на него реагируют не только вконец сбитый с толку разум, но и все еще обнаженное тело, которому Бастиан – намеренно или нет – прямо сейчас вовсе не уделяет внимания. Они глядят друг на друга не дольше пары секунд, прежде чем Кэтрин, словно во сне, берет у него наручники и, в свою очередь наклонившись, неузнаваемым голосом шепчет ему: – Ложись. Он улыбается и молча откидывается назад, поднимая руки. Кэтрин садится ближе. Ее собственные руки почти не дрожат, когда, перекинув цепочку наручников через перекладину на спинке кровати, она защелкивает браслет на одном из его запястий, затем – на другом. Чуть отодвинувшись, она окидывает его быстрым взглядом. Возбуждение плавится в напряженной шее, колотится где-то в горле, и охватывает ее целиком. Она сидит неподвижно и смотрит на распростертое на постели сильное тело, на влажные длинные волосы, разметавшиеся по плечам, на запрокинутую голову и губы, вздрагивающие в улыбке. Сдерживает себя, пока может, а после склоняется и кладет здоровую руку на верхнюю пуговицу его рубашки. Один. Руки в наручниках вздрагивают, сжимаясь, пальцы чуть выпрямляются, словно касаясь натянутых перед ними невидимых струн. Два. Дрожь пробегает по побелевшим костяшкам, дернувшись, руки натягивают цепочку, и ободки браслетов, впиваясь в кожу, красными метками обозначают пришедший и отступивший прибой. Три. Стискиваясь, кулаки упираются в стену над спинкой кровати. Четыре. Руки, разжавшись, сжимаются и хватают пальцами пустоту. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Не глядя, Кэтрин отстегивает наручники и обессиленно падает рядом с ним. Бастиан обнимает ее, прижимая крепче, и все утопает в запахе можжевельника, медленно растворяясь в глубоком сне. *** Все вокруг было белым. Нет, не белым – прозрачным, колюче-шелковым и серебристым. Протянув руку, Кэтрин провела указательным пальцем по идеально чистому оконному стеклу. – Никогда такого не видела, – проследив глазами за подхваченным ветром вихрем снежинок, прошептала она. Проснувшись рано утром и не обнаружив Бастиана рядом, Кэтрин без зазрения совести обыскала занимающий чуть ли не половину спальни огромный шкаф, нашла похожий на одеяло объемный халат и, завернувшись в него, отправилась на поиски кухни. Или столовой – расположение комнат она представляла смутно, а есть опять хотелось ужасно. Столовая встретилась на пути первой, и ни хозяина дома, ни еды в ней не было. Зато за окном был снег. Он был повсюду – на земле, на стволах и ветвях огромных сосен, на кустарниках и невысоком заборе, огибавшем участок вокруг дома. И он все еще падал, похоже, не думая останавливаться. Кэтрин забралась на подоконник и устроилась на нем, поджав под себя ноги. – Эвакуатор ведь приедет? – спросила она, сама не зная у кого. – Как только расчистят дорогу, – послышалось от дверей. Бастиан подошел и протянул ей чашку с чаем. Она вдохнула поднимающийся от чашки запах яблок и земляники. – Что же нам остается делать? – хлопья кружились в небе и медленно оседали в глубокой нише окна. – Я полагаю, что для начала – нарядить елку, – после недолгой паузы отозвался Бастиан. – В конце концов, сегодня всего лишь первое января.