Двести лет

Майзе нравится наблюдать за Фиро. Нравится видеть его вечную улыбку, нравится баловать его, нравится неспешно ходить с ним по улицам торопящегося города, нравится беседовать с ним. Двести лет - это не настолько большой срок, чтобы устать от жизни. Но Майза чувствует, будто год за годом тянется в медленной муке, в страхе, в дыхании Сцилларда за спиной, в его правой руке на собственном лбу в ночных кошмарах. Мерзкое чувство гниёт где-то под рёбрами и застревает в исцарапанной глотке, и Майза уже не помнит, как было по-другому. Вся его жизнь в этой гнили, и сам он будто слеплен из неё. Только дотронься - испачкаешь пальцы. Фиро кажется Майзе самым искренним человеком за всю его долгую жизнь. В его глазах нет пелены зла и лицемерия - желание помочь, желание отдать всего себя ради других. Майзе кажется, что он видит в чужом взгляде пляшущих чертей, миллионы фейерверков и мягкую карамель. Майзе кажется, что когда-нибудь он в этом взгляде утонет, даже не успев понять, увязнет, словно в болоте, уйдёт на чужое тихое дно, не смея шевельнуться. Даже не пытаясь. Мысли о бессмертии, о страшной тайне впервые отходят на второй план, теряются в смехе мальчишки и звоне стаканов. Фиро подхватывает шляпу - ту самую - и вскакивает в поток кружащихся в бессмысленном танце людей, улыбается беззаботно, цепляет кого-то под руку, снова кружится, снова смеётся. Майза следит внимательно, не отрывает жадного взгляда, с лёгкой полуулыбкой, ревнует слабо и неуместно. Фиро не его и его никогда не будет. Он это знает и особо-то не нужно, лишь бы рядом был всегда открытый и искренний. Иногда Майза смотрит, как Фиро дерётся с присущей лёгкостью и озорством в глазах, будто это лишь новая игра, правила которой подчиняются ему. Бессмертный и оттого бесстрашный или бессмертный от того, что бесстрашный. Майза лишь покачивает головой и покровительно улыбается, глядя на вновь изорванный костюм и нетронутую шляпу, а где-то в лёгких приятное тепло позволяет, наконец, дышать. Фиро улыбается шальным ребёнком, а Майза просто не может перестать смотреть на такое чистое и откровенное, плещущееся вокруг, на того, что доверяет ему свою жизнь. Двести лет - это, кажется, не настолько большой срок, чтобы устать от жизни. И Майза оживает снова.