Зола небесная

Далекий левый берег батюшки-Днепра, в разгар дня окаймляющий горизонт буро-зеленой степной полосой, теперь окрасился отблесками заката, словно потускневшее золото на окладах старинных киевских икон. Тихие воды, вобрав в себя последние лучи заходящего солнца, кажутся синей парчой, которую искусно расшила жемчугом и драгоценными каменьями зарница-мастерица. А небо над рекой пылает: медно-розовые облака плывут по пышущему жаром золотому небосклону, оставляют после себя багровые реки, медленно стекающие к линии горизонта. Оля видела, как широкая загорелая спина Алеши неестественно выгибалась под ударами плети. Видела, как изорванная в клочья белая рубаха насквозь пропиталась алым, так что она уже не могла различить, где ткань, где кровь, где плоть. Позади Оли раскинулись степные просторы: зеленое марево холмов, в котором затерялись золотистые огоньки далеких хуторов, и темнеющая синяя дымка у горизонта. Степь дремлет, убаюканная нежной колыбельной песней степенных речных вод и грядущей царицы-ночи. Теплый летний воздух наполнен тишиной, словно сама матушка-земля застыла в немом восхищении, любуясь недостижимым , далеким вечерним небом. Тишь да благодать. Оля слышала, как неистово ревело пламя, пожирая ее дом. Слышала, как отчаянно кричала Гелена, силясь вырваться из рук пана Чаплинского, и как совсем рядом с ней хрипел на последнем издыхании Алеша, упрямо стиснув зубы, не позволяя ни звуку вырваться из его могучей груди. Речная волна мерно бьется о днище добротной дубовой лодки, в которую Богдан грузит свои немногочисленные пожитки. Его массивная фигура со спины освещена золотым сиянием заходящего солнца, так что Оле не видать его лица. Она молча подает ему бурдюк с водой, он поворачивается к ней, берет его в руки, также молча кивает и долго смотрит ей в глаза, будто ищет в них ответы на все незаданные вопросы. Оля ободряюще улыбается Богдану, старается показать, что все у нее будет хорошо, что не надо о ней волноваться, что она – как он сам – сильная и так просто не сломается. Богдан делает вид, что поверил этой улыбке. Резко оттолкнувшись от берега веслом, он направляет свою лодку к далекой тени острова Хортица. Оставляя Олю совсем одну на чужой земле, что когда-то давно была ее родным домом, Богдан убеждает себя, что однажды вернется за ней. Оля чувствовала, как цепкие пальцы пана Ториса Лоринайтиса впились в ее запястья мертвой хваткой, заламывая ей руки за спину. Чувствовала, как его горячее сбившееся дыхание опаляло ей шею, когда он шептал ей на ухо своим проклятым ласковым голосом: «Тише, панна Ольга, тише. Скоро все закончится, не брыкайтесь. Хуже будет. Тише, тише…» Оля все еще улыбается, смотря в золотистую даль, но перед глазами ее - не маленькая дубовая лодка да синяя лента реки. Ей чудится, что в пожаре заката горит ее память. Проказы Наташки, заливистый смех Ванюши, нежные, но такие сильные руки матери. Бревенчатые избы, Десятинная церковь, запах ладана и истории о ратных подвигах, что изредка по вечерам рассказывал им Владимир. Братские ссоры и кровавые битвы. Смерть матери. И смеющиеся раскосые темные глаза, в которых отражалась объятая пламенем Русь. Да, всему, что у Оли когда-либо было и будет, суждено сгинуть в огне. А она всегда выживает, и все, что ей остается – лишь память да зола. Оля помнит, как азартно блестели зеленые глаза Феликса в полумраке роскошной опочивальни, когда она тщетно пыталась вырваться из его грубых объятий. «Ну что, Ольга? Надеялась, что в том Богом забытом месте я тебя не найду? Ах, милая моя панна… Некуда тебе бежать! Не скрыться тебе на моей земле! …» Помнит, как его умелые руки торопливо блуждали по ее извивающемуся телу, в нетерпении срывая с нее одежду. «Не согласна, что она моя? Ха-ха! Так докажи! Давай, отними ее у меня! Забери!» Помнит, как его некогда холодные губы согрелись от жара поцелуев, скользящих вниз от ее губ и щек, по нежной коже ее шеи, к изящным ключицам, покатым плечам и пышной груди. «А! Я же забыл! Сама ты ничего не можешь, моя милая слабая бесполезная панна. Куда тебе до твоей матери! Какая из тебя Киевская Русь! Вот из братца твоего младшего может и выйдет толк…» Помнит возбуждающее ощущение тяжести его тела на своем, его властные прикосновения и выражение торжества и превосходства на его лице, когда с ее губ срывается первый стон – не боли, наслаждения. «Наступишь на свою гордость и попросишь его помощи? Проси! Я сокрушу всех, кто придет за тобой. А пока, так уж и быть, ты вольна делать, что вздумается, моя милая слабая панна. Видишь? Я великодушен. Думаю, я заслужил поцелуй. Ах, Ольга, моя Ольга.…» Оля помнит и, наверное, не забудет никогда. Поэтому ненавидит – его, поэтому презирает – себя. Вдалеке лодка плавно скользит по водной глади батюшки-Днепра. Оля плачет. Вечерняя заря догорела, оставив после себя на небе лишь пепел первых звезд и уголья облаков. Оля разворачивается и идет прочь от маленькой дубовой лодки и недоступных очертаний острова Хортица, погружаясь в сизую мглу родных ей степей. Сумрак окружает ее, принимает в свои холодные объятья, поглощает ее ладную фигуру, заметает ее следы. Олю бьет озноб, и ей кажется, что мрак может навечно окутать степь покрывалом ночи и оставить ее один на один с пеплом ее сгоревших воспоминаний. Навечно. Оля замирает на вершине полого холма и оборачивается назад: в сгущающейся темноте ей уже не разобрать очертаний маленькой лодки, но звонкое эхо над рекой далеко разносит мерные удары весла о воду. Запрокинув голову, всматриваясь в бескрайнюю черноту небосклона, Оля жадно слушает эти ритмичные успокаивающие звуки, которые дерзко нарушают тишину наступившей ночи. И озноб проходит. И дрожь проходит. И слез больше нет. И Оля вновь устремляется вперед . Да, она слабая. Слабая-слабая и беспомощная. Ей далеко до ее матери. Какая из Оли Киевская Русь? Все, что есть у нее – лишь память да зола. Но на устах ее, соленых от слез, как воды далекого Азовского моря, цветет последним отблеском сгоревшего заката шальная улыбка. Завтра зола обернется огнем. Оля верит. Примечания автора (для тех счастливчиков, что не сдают ЕГЭ по истории): Восстание Хмельницкого (1648—1654) — вооружённое восстание на украинских землях Речи Посполитой и последующая народная национально-освободительная война украинского православного населения против власти Речи Посполитой, польских магнатов и их сторонников, в предыдущие десятилетия захватившими власть в крае Алеша – сын Богдана Хмельницкого, которого то ли до смерти, то ли не до смерти забили кнутом, когда поляк Данило Чаплинский разграбил и сжег хутор его отца . Его имя я придумала, так как не нашла в интернете сведений о настоящем. Гелена – женщина, с которой жил Богдан Хмельницкий после смерти своей первой жены. Была увезена Чаплинским и вышла за него замуж (это мутная история – добровольно или нет).