Всё хорошо, Майлз

От готовки вкусного обеда и пения незатейливого хита 90-х Уэйда отвлек тихий, едва слышимый щелчок двери. Увидев сгорбленную фигуру с натянутым капюшоном до самого носа, мужчина приветливо улыбнулся, помешивая что-то в кастрюле с приятным пряным ароматом: — Хей, малыш. Как дела? — Нормально, — хриплым голосом ответил Майлз, не поднимая взгляда на приёмного отца. Уилсон озадаченно отложил поварешку, сводя брови к переносице и грозно хмурясь: — Очень позитивное «нормально». Что-то случилось? — с беспокойством в голосе спросил он. — Нет. Ничего, — нервно сглатывая, солгал Майлз и уже собирался уйти в свою комнату, когда широкая ладонь на плече остановила его. Уэйд несколько минут сверлил парнишку тяжёлым взглядом, то и дело заставляя младшего ёжиться, пока не вздохнул с каким-то усталым пониманием: — Знаешь, Питер всегда так говорил, когда не хотел рассказывать о дерьмовых днях в школе, — мужчина сел на корточки перед мальчишкой, мягко улыбаясь и сочувственно поглаживая острое плечо Майлза, — Всё нормально, малыш. Ты можешь рассказать мне об этом. Уилсон с сочувствием рассматривал лицо под капюшоном худи, замечая несколько неглубоких ссадин и плотно сжатые губы. Он хотел было что-то добавить, но худая фигура вдруг содрогнулась в надрывистых рыданиях, заставляя органы внутри неприятно сжаться от волнительного страха. Моралес, всхлипывая, прижался к переживающему Уэйду, что есть силы обнимая, кажется даже слегка заставляя давиться воздухом: — Я люблю тебя, пап. Сильно опешив, Уилсон несколько мгновений удивленно рассматривал цветочной узор обоев кухни. Майлз ещё никогда не называл их отцами. Парни усыновили его в подростковом возрасте, потерявшимся и безумно скучающим по семье, поэтому не просили об этом, даже не думали и речи заводить. Что касается его самого: Уэйд старался быть хорошим отцом, заботиться и любить Моралеса, даже не имея никакого понятия о родительстве в отличие от Паркера, не смея надеяться на такую искреннюю ответную любовь. Уилсон с первого дня терзал себе дурными мыслями о роли отца и таком ублюдке как он, которые могли развеять только поддержка Питера и первые настоящие улыбки Моралеса, такие же яркие как утреннее солнце, восходящее над шумным Нью-Йорком. Оправясь от шока, мужчина обнял Майлза в ответ и сморгнул непрошенные слёзы. Господь, он совсем размяк. — И я люблю тебя, малыш, — прошептал Уилсон, аккуратно похлопывая всхлипающего паренька по спине, — Всё хорошо, Майлз, я рядом. Всё в порядке. Он абсолютно точно никогда не даст в обиду своего сына.