Принц Х Царевич - 1

- Вы что все, очумели?! – после, уже освободившись от кофты и кокошника, орал Пересвет на родителей. - Не сметь так с отцом разговаривать!! – орал в ответ Берендей. – С царем – в таком тоне!! Свадьбе быть! Через три дня – под венец!! Пойдешь как миленький! - Да где ж это видано, чтобы мальчишки женились! – причитала Василиса Никитична. – Давай хоть недельку выпросим на раздумья? А там, глядишь, и Войславушка вернется. Она у нас красавица, нихонец только взглянет на нее – и сразу про Пересвета забудет. - Этот? Не забудет! – угрюмо отозвался Берендей Иванович. - Нихонцы народ гордый, - поддакнул дядька Патрикей. – Абы перед кем на колени падать не станут. Теперь из упрямства одного от своих слов не откажется, чтобы честь не уронить. - Ага, а на парне жениться – честь не пострадает? – ядовито уточнил Пересвет. - Мда, - протянул дядька. – Нихонцы - народ гордый и вспыльчивый. Чуть что не по ним – мигом за мечи свои хватаются. А мечники они все отменные! Если узнают, что им парня вместо девицы подсунули… - Он едва удержал руку от впечатляющего жеста, означающего перерезанное горло. - Значит, надо сделать так, чтобы не узнали, - мрачно отозвался царь. - Нихонцев обмануть хотите? – покачал головой Патрикей Дормидонтович. – Нихонцы – народ хитрый… - Да вы все что, белены объелись?! – глазам не верил царевич. – Нельзя ему разве просто отказать?! - Нельзя!! – рявкнул царь, кулаком громыхнул по столу так, что чашки-блюдца подскочили. Но видно, Берендею Ивановичу самому было муторно от этой затеи. Да и сына жалко – ни в чем ведь не виноват парнишка, а расхлебывать за всё царство ему придется. - Прости, Пересветушка, - скрепя сердце произнес отец. – Но свадьба состоится. Иначе нельзя. Я объяснял это Войславе, но в глупой голове у девки, видать, длинные мысли не задерживаются. Предала она нас, предала… Даже если и вернем беглянку – дело этим уж не поправишь. Одна надежда на тебя осталась. Если б нихонец тебя случайно не приметил, уж и не знаю, как бы выкрутились. А с тобою может и справимся с бедою… Пересвет побледнел – и сел, вернее, рухнул на лавку. - Да что стряслось-то? – переводил он непонимающий, испуганный взгляд с родителей на дядьку. - Стряслось, - тяжко вздохнул царь. – Патрикей, объясни. А я уж пойду, пожалуй, прилягу… Всплеснув руками, царица захлопотала над мужем: проводила до опочивальни, уложила, напоила успокоительными каплями… Государю было от чего волноваться. Пересвет слушал министра – и белый свет всё чернел и чернел у него перед глазами. Младшего царевича никогда не посвящали в хитрости экономики или политики. А зря – иначе он сам удержал бы сестрицу, не позволил бы ей так легкомысленно предать родину. Завёл объяснения дядька Патрикей издалека: начал про сложные отношения между двумя восточными империями, Нихонией и Кадаем. Пересвет внимательно слушал, да мало что понимал. Зато понял главное: если Нихонию и Кадай связывает многое, то к Тридевятому царству обе этих державы относятся с чисто гастрономическими интересами. То бишь не прочь откусить кусок земель побольше. Кадайцы ради этого провернули хитрый маневр: ударили по торговой экономике царства. Кадайские купцы огромными караванами развозили по городам и ярмаркам разнообразный завлекательный товар, продавали по бросовым ценам. Приучили доверчивый народ к своим улыбчивым, как масляный блин, физиономиям – да потихоньку расселились подворьями в каждом городке, чуть не в каждой крупной деревушке. И никто из местных от такого соседства ничего, кроме выгоды, не ждал. И местных купцов, и всех, кто ни попросит – хоть на закупку товара, хоть на посев под залог будущего урожая, хоть князьку на свадьбу дочери - всех кадайские купцы охотно обеспечивали беспроцентными ссудами на неопределенный срок «до востребования». Народ к ним охотно шел - казалось бы, кадайцам только в удовольствие оказать услугу по-соседски! Что уж говорить, очарованная кадайским дружелюбием, на ту же удочку попалась даже царица – закупила в кредит шелков, чая, саженцев диковинных для дворцового сада. Кадайцы с поклонами уговаривали ее ни в чем себе не отказывать, на словах обещая рассрочку минимум на пятьдесят лет, никак не меньше. А вот теперь экономическая ловушка захлопнулась. Накопив долговых расписок, кадайцы отвезли сундучки своему императору. Тот объединил долг, подсчитал получившуюся сумму – и довольно потер руки. Перевел своей императорской волей кредит из частного в государственный разряд – и отправил послание царю Берендею. В послании было коротко и понятно сказано: либо немедленно выплатишь весь долг до последней полушки, либо император любезно согласится на бартер и вместо золота возьмет землями, прилегающими к совместным границам. Территории, самозахваченные под купеческие подворья, кадайский правитель посчитал, само собой разумеется, уже своей законной собственностью. Не может же царь народ свой бросить да от долгов отказаться? А у народа денег нет. И казны всей не хватит, куда уж тут! Остаётся вести дипломатические переговоры. Да только разговоры без козыря в рукаве дело пустое и унизительное. - А при чем здесь нихонский принц? – растерянно спросил Пересвет. От открывшихся хитростей политики голова шла кругом. - Это наша надежда отложить войну с Кадаем, - терпеливо пояснил дядька Патрикей. – У Нихонии к Кадаю тоже достаточно претензий. Как, впрочем, и к нам. Если свадьба состоится, но кадайцы рискнут-таки выступить против нас открыто - то одновременно с этим Нихонцы нападут на Кадай. Кадайцев много, как муравьев, но они не выстоят на два фронта. Если же свадьбы не будет, то обиженные отказом нихонцы поддержат претензии Кадая, ведь они сами давно положили глаз на наши восточные острова. Войны против объединившихся соседей мы точно не выдержим. - Кстати, теми островами мы нихонцев и подкупим, они тебе в приданное пойдут. Голые скалы, ничего по сути не стоят – а нихонцев осчастливим, - добавил министр. – К слову, есть еще один довод в пользу женитьбы. Принц Кириамэ в прямом родстве не только с нихонским императором, но и с кадайским. Он сын любимой дочери императора Хунь-Юаня, посланной наложницей к Мотохиро в качестве мирного залога. Теперь, так же как его мать, сам Кириамэ может стать таким залогом мира для нас. Кадайский император не будет необдуманно развязывать войну, чтобы не подвергнуть опасности родного внука и не вызвать гнев своих нихонских родственников. Это чужестранцы для них варвары и нелюди - а вот родная кровь священна! Пересвет выдохнул с отчаяньем. Выхода действительно не было. - Но почему именно я? - А вот над этим вопросом мы еще поработаем! – откликнулась вернувшаяся царица. – Дядька Патрикей, будь добр, отправь гонцов на кадайское подворье. Негоже нихонцам там куковать, ну будто не родные! Да и мало ли чего кадайцы принцу наговорят. А вдруг вообще передумает жениться и домой уедет? Что ж мы тогда делать-то будем? План царицы был прост и почти гениален. Нужна свадьба? Будет! А уж личность невесты можно и уточнить. Кроме дочерей у царя с царицей и прочие подходящие для венца родственницы имеются. Если нихонец настолько неразборчив, что на внебрачную от ключницы согласился – так чем ему княжны да боярышни плохи? А уж выбор какой! Все как одна красавицы писаные, на любой вкус и масть, прости господи. И уж куда как лучше в кокошниках смотрятся, чем Пересвет. Нихонская делегация с удовольствием согласилась перебраться в дворцовый терем. И начались каждодневные пиры да праздники! Скромница царевна Пересветлана (а была она такой тихоней, что на людях никогда не показывалась, жила затворницей, с малолетства мечтая о монашеской доле, потому не удивительно, что в столице о второй дочери царя никто слыхом не слыхивал) – испросила она себе неделю на раздумья. И чтобы ожидание не было в тягость иноземному гостю, каждый день устраивались при дворе развлечения. То скачки, то царская охота, то катания на лодках, то рыбалка. Толстячки из свиты принца, на удивление, оказались заядлыми рыболовами. Переодевшись в кимоно попроще, а то и в нормальную одежду, охотно неслись за город, не боясь тучи комаров. С горящими глазами обсуждали с местными рыболовами снасти-уловы, иной раз понимая друг дружку без перевода. Его высочество рыбалку явно не жаловал, но ради своей свиты никогда не отказывался. Он вообще оказался очень вежливым и покладистым, не гость, а загляденье. Пересвет на правах брата невесты ходил за нихонцем, как привязанный. То достопримечательности показывал, то об истории и обычаях народных рассказывал. А улучал минутку спокойную – как бы между прочим расписывал всевозможные недостатки воображаемой сестрицы, коих было не перечесть. - Понимаешь, Ёж, - сбивчиво говорил царевич, - она ведь в детстве очень болела серьезно. И часто. Вот с тех пор повреждение у нее в организме, такое, что детей у нее может не быть. Понимаешь? То есть скорей всего не будет. Никогда, понимаешь? Они вдвоем сидели на лугу, на берегу речки. Толмач, в штанах с завернутыми штанинами и в косоворотке, торчал с удочкой в теплой воде, переводил всё сказанное быстро, не отрывая горящих глаз от точки поплавка. Все остальные разбрелись кто куда, осоловев от летнего зноя. С пригорка тянуло запахом костра, ароматом готовящейся ухи, жарящегося на вертелах мяса. Принц слушал и кивал. На безмятежном лице как обычно не отражалось никаких эмоций. Точно не лицо, а снежная маска. Пересвет иной раз сомневался, слышит ли он? Вдруг спит с открытыми глазами? - Она потому в монастырь и хотела уйти, - продолжал Пересвет, поминутно краснея. Всё-таки наговаривать на сестру было неловко, пусть и на придуманную. А расписывая ее недостатки, по сути, самого себя имел в виду. Стыдно как-то! – Говорит: раз мужу наследника не произведу, так к чему вообще замуж идти! Понимаешь, Ёж? Непривычное имя Ёширо как-то само собой у Пересвета сократилось до простого «Ежа». А по примеру царевича и все остальные обитатели царского терема стали так называть гостя, прилепилась кличка. Тот и не возражал. Похоже, к колючим ёжикам антипатии не имел. И верно, что-то у него с этими зверушками было общее?.. Пересвет вздрогнул, заметив взгляд. Похоже, у нихонцев было не принято разглядывать собеседника в упор. Пока сидели тут, Ёширо не взглянул ни разу в его сторону, рассматривая что-то там на горизонте, на границе искрящейся под солнцем воды. А тут вдруг положил свою ладонь поверх руки царевича. И в глаза посмотрел пристально. - Ски. - Б-будь здоров, - брякнул Пересвет. Ему показалось, что принц чихнул. Но тот улыбнулся. Нежно, одними только потеплевшими глазами. И повторил: - Дай ски да ё. - Его высочество влюблен, - деликатно кашлянув, перевел толмач. Пересвет понурил голову, вздохнул горестно. Похоже, все его усилия - ничто против прихоти заморского гостя. - Доусс-та? Дайджёбу, дэс-ка? [Что-то не так?] Кириамэ, легонько дотронувшись до подбородка, заставил царевича поднять голову. - Бетцу-ни, Ёж, аригато, - невесело ответил Пересвет. От тесного общения с нихонцами он уже успел нахвататься словечек. [Ничего, спасибо] - Хоунто-ни? - улыбнулся принц, кончиками пальцев чуть провел по щеке, будто пылинку смахнул. - Кавайсоу… [Правда? Бедняга] Пересвет от удивления рот раскрыл, до того неожиданна была эта открытая, ясная улыбка. Принц точно маску вдруг сбросил, оказавшись не статуей, а живым человеком… Ёж поднялся с травы, что-то спросил, озабоченно хмуря брови, глянув сверху вниз на сидевшего царевича. - В этой реке живут пиявки? – перевел толмач. - Нет, - помотал головой Пересвет, хотя толмач в этом и сам мог уже убедиться. Ёширо удовлетворенно кивнул. Быстро сбросил одежду, оставшись в забавном нихонском нижнем белье. (Пересвет воззрился на упавший с шорохом на смятую траву цветной шелк.) Распустил волосы. И с высокой береговой кочки сиганул с плеском в воду. Толмач ворчливо заругался про распуганную рыбу. А у Пересвета перед глазами картинка застыла – каскад черных длинных прядей по белой, без следа загара, спине… Царевич мотнул головой, чтобы прогнать морок. Оглянулся на речку – его жених вынырнул из солнечных бликов, рукой махнул, что-то ему крикнул, явно приглашая составить компанию. Волосы облепили голову, плечи, и, будто водоросли, завитками расплылись в круг по поверхности воды, смешиваясь с глянцевыми солнечными зайчиками. Русалка… Пересвет снова вздохнул. Искупаться не помешает, в такую-то жару… Может и неплохо подружиться с будущим мужем? Может, нихонец еще подумает тогда, не сразу убьет «супругу», когда в первую брачную ночь раскроется обман с переодеванием?.. Несмотря на жару, от таких мыслей царевича пробрал озноб. И купаться в компании принца резко расхотелось. А по вечерам всю эту неделю царица устраивала посиделки с песнями и сладким угощением. От сладостей, от густого ягодного вина, от девичьего смеха приятно кружилась голова. Из мужчин в царицыны покои приглашались только Пересвет да Ёширо. Еще толмач, но исключительно по необходимости, без него, конечно, было бы привольнее. Из женщин присутствовали доверенные подруги Василисы Никитичны. А девушки каждый вечер приглашались разные: то княжны, то боярышни, то блондинки, то брюнетки. Купеческим дочкам тоже были рады, если те красотой были не обделены. Девушки шутили, музицировали, да глазками на чужеземного принца постреливали. Пересвет, наивный, и не подозревал раньше, что в столице столько незамужних красавиц имеется! Ему даже малость обидно стало – ради родного сына матушка так не хлопотала. А ведь могла бы, и тогда не было бы у Пересвета сейчас проблем… На первых же посиделках стало очевидно, что, в отличие от Пересвета, нихонский принц к женскому обществу привычен, в окружении красавиц чувствует себя спокойно и знает, как обращаться с девушками. От одного его взгляда княжны напрочь забывали о маячившем рядом царевиче (тоже ведь не последний жених в царстве!), от легкой улыбки готовы были аж сомлеть. - Его высочество вырос в императорском гареме, - пояснил, пожав плечами, толмач. Он тоже приятно проводил время, попивая чаёк с рогаликами в обществе царицы и ее подруг. Свахи и тетушки откровенно кокетничали с импозантным иностранцем, угощали засахаренными фруктами, подкладывали разные сорта варенья серебряными ложечками в хохломские чашечки и расспрашивали об экзотических странах, где нихонец бывал с посольствами. (И Пересвет не мог в толк взять, как так в отсутствии толмача принц легко объясняется с липнущими девицами!) Однако старания царицы успехом не увенчались. Ёширо Кириамэ оказался упрямым однолюбом. Как только Пересвет уставал пить чай в одиночестве, всеми покинутый и забытый, и собирался восвояси – принц немедленно прощался со своим шумным цветником и спешил уйти вместе с царевичем. С одной стороны, такое его поведение было крайне не выгодно для Пересвета. А с другой – не могло не смешить. - Неужели сестрица настолько красивей этих прелестниц? – спрашивал он, посмеиваясь, когда они шли вдвоем по темным переходам терема, погружающегося в ночной сон. (Толмач не торопился следом, чинно доедал ватрушку и вежливо раскланивался с огорченной царицей и придворными дамами.) - Хай, - тихо, почти одним выдохом, отвечал принц. - Так хороша, что с первого взгляда влюбился? – продолжал допытываться Пересвет, осмелевший после одной рюмки сладкой смородиновки. - Хай, - кивал нихонец, блестя из лунного полумрака сапфирами глаз. - Ты хоть понимаешь, что я говорю? – веселился царевич. - Хай, - с улыбкой повторял тот. - А другие слова знаешь? - Хай. - И кто тут над кем потешается?.. – вздыхал Пересвет. А принц усмехался – и тянул его любоваться луной. Пересвет уж был наслышан о традиции любования природой, потому не сопротивлялся. Хотя посидеть на крылечке в лунном свете предпочел бы с какой-нибудь красавицей… Правда, ни одна красавица не потерпела бы, чтобы царевич, заскучав, уткнулся бы лбом в ее плечо и малость задремал. В день, когда нужно было дать ответ, Пересвет вытерпел ни с чем не сравнимые пытки. Во-первых, накануне он перебрал со смородиновкой на материных последних посиделках. Да так налакался «сладенького, кисленького, безобидного компотика», что не смог бы без дружески подставленного плеча добраться до своей кровати. Плечо подставил Ёширо, и Пересвет, не задумываясь, буквально повис на нем. Хоть ноги еле держали, но язык на удивление работал у царевича бойко. Пока дошли, принц всякого наслушался. Пересвет и не думал сдерживаться – зачем, если нихонец ни слова не понимает? Царевич всё ему высказал! Всё, что за эту неделю на сердце накопилось! И даже больше – и о том не забыл сказать, что еще только предстоит пережить. Загодя выговорился, в предчувствии. Ёширо терпеливо сносил пьяную оранину в ухо, упрямо тащил «будущего родственничка», не отвечая ни на какие провокации. Сгрузил в постель, как куль с мукой – и ушел. Пересвет сразу почувствовал себя покинутым и брошенным. Сразу стало ужасно стыдно за свое непотребное поведение, за ругань. Нихонец пусть и не понял ни слова – но тон, но выражение пьяной физиономии! Этого не понял бы только последний болван, а таковым принц точно не был… Однако терзания не продлились долго – принц, как оказалось, ходил в свои апартаменты за каким-то ларцом. В этой причудливо украшенной шкатулке царевич расплывающимся взором разглядел симпатичные маленькие флакончики, целую коллекцию. Выбрав один, Ёширо накапал пару капель неизвестного снадобья в чашку с водой и заставил Пересвета выпить. - Дайте мне яду! – устроил драму царевич. – Дайте мне отравиться до смерти! К чему жить с таким позором!.. Кх-кх… Не отравить, так утопить меня вздумал?! Какие у тебя красивые глаза… Очень красивые… И нисколько не узкие и не косые… И что ж ты, Ёжик, ёжиком родился, а не ежихой?.. Ёширо улыбнулся, отставил опустевшую чашку. Уложил еле ворочающего языком царевича обратно на подушки. Потом вдруг наклонился – и коротко поцеловал. В губы. - Спи, - шепнул он. И Пересвет от изумления вырубился. Через полчаса – луна в окне не успела подняться высоко, - Пересвет очнулся в холодном поту. Неужели это было на самом деле?! Или ему причудилось спьяну? Нет, такого быть не может. Конечно, причудилось. Какой позор, о боже! Первый раз в жизни напился – и так опозорился! И перед кем? – перед своим будущим мужем, которому через несколько часов должен дать согласие на брак!.. Черт, хорошо же он будет выглядеть с бодуна на собственной помолвке… Хотя голова почему-то совсем не болела. Даже наоборот – разум был чист и ясен как никогда. Наверное, это действие того чудесного снадобья, что дал ему Ёширо… Черт, значит, это был не сон! Ёж дал ему капли – а потом… Нет, может быть, всё-таки сон? Пересвет выпил – и тут же заснул? А что привиделось потом – это всего лишь игра расшалившихся нервов? Да, скорей всего это так и есть. Ведь не мог же ему нихонец сказать «спи» совершенно без акцента? Конечно нет. Хотя… даже если бы и сказал «спи» – акцента бы не было. Вон, Пересвет сколько раз от него слыхал «ски»? Чисто, ясно, язык не надо выворачивать. Простая речь у нихонцев, не то что вон у тех же франкийцев или варягов. Пересвет уже сколько словечек легко запомнил, толмач хвалит… А может он опять сказал «ски»? А Пересвет не так расслышал? А что это «ски» означает? Черрррт… столько раз слышал, а всё никак не может запомнить, дырявая голова!.. [прим: ски - люблю] Так Пересвет и пролежал до рассвета, не сомкнув глаз, уставившись в потолок. Во всех светлицах и залах царского терема сводчатые потолки были расписаны милыми цветиками, задорными петушками и жар-птицами. В эту ночь Пересвет понял, что ненавидит жар-птиц. А утром к нему пришли доверенные служанки матери. И стали наряжать… Причесали… Накрасили лицо… Несколькими часами позже Пересвет чувствовал себя полным идиотом, сидя за столом напротив нихонской делегации. За огромным самоваром не удалось спрятаться – матушка на корню пресекла жалкое поползновение и твердой рукой усадила на почетное место между собой и отцом. Условия брачного союза предполагалось обсудить в непринужденной семейной обстановке – за утренним чаем, накрытым на светлой просторной веранде. Толмач и второй толстяк из свиты принца громко прихлёбывали чай из блюдец, хрумкали калачи. Царь тоже не спешил приступать к главному вопросу, бубнил о прекрасной погоде, размешивал варенье в чашке, хотя терпеть не мог сладкого чая. Ложечка звенела о чашку, фарфор перешел на высокие жалобные ноты. Пересвет поймал краем глаза собственное отражение в круглом золотом боку самовара – и невольно вздрогнул: натертые свеклой щеки, насурьмленные брови, подведенные к вискам веки, губы алые, как кровавая рана на бледном лице. Красавец… То есть красавица. К тому же из-за парчового сарафана он ощущал себя внезапно растолстевшим до размеров бочки с квашеной капустой. Ёширо сидел по другую сторону стола. К чаю не притронулся. Снова изображал статую. Будто не Пересвет на этом сватовстве стеснительная невеста, а он! Но принц потупил взор вовсе не из-за ложной скромности. Пересвет понял это, когда перестал пялиться на самовар и поймал на себе быстрый взгляд, брошенный украдкой, так чтобы не заметили прочие участники чаепития. Лицо принца было привычной снежной маской, безупречной, лишенной чувств и эмоций. Но в глазах играли чертики. Пересвет понял, что его жених едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. Видите ли, его рассмешил традиционный макияж невесты! Хотел бы Пересвет посмотреть, как наряжают невест в ихней Нихонии! Наверняка не лучше! Черт, похоже, ему суждено узнать это на собственной шкуре. Пересвет в досаде закусил губу… и скривился: помада была отвратительна на вкус. - Пересветланушка, - обратилась царица к «дочке». – Разлей дорогим гостям чаю. За радушной улыбкой государыни пряталась напряженная работа мысли. Еще накануне они обсуждали с матерью последний шанс выйти из сложившегося положения без потерь и урона… Однако тут требовался тонкий психологический расчет. Пересвет послушно изобразил услужливую девицу, налил в опустевшие чашки кипятка из самовара: - Доу-зо! – сказал как положено.[Вот, пожалуйста] - Домо аригато, химе-сама. [Большое спасибо, госпожа принцесса] - Премного бррагодарствую, - откликнулись чинные нихонцы. От горячего чая у обоих блестели выбритые лысины, оба щурились, как довольные коты. Пересвет уже навострился – подавал чашку, держа за блюдце обеими руками, с полупоклоном, как того требовала восточная вежливость. (Заодно и себе чаю налил, от скуки. Непонятно ведь, долго ли эта пытка продлится, так хоть баранку погрызть от нечего делать.) - Итак, гости дорогие, - наконец-то собрался с духом царь. – Как говорится, у нас товар, у вас купец. Пересвет дернулся: началось! - Не торопись, - пихнула под столом мужа царица. Золотисто-русая длиннющая коса, привязанная сзади к кокошнику лентами, зацепилась за узорчатую ручку на кранике самовара. Пересвет дернулся – и бант на затылке распустился, шпилька выпала. И коса толстой змеей улеглась у его туфель. Схватившись за съехавший на глаза кокошник, Пересвет с облегчением перевел дух: задвижка в кранике была тугая, кипятком не обварился. И кажется, никто его позора не заметил… Никто – кроме принца, следившего за невестой исподтишка, сквозь густые ресницы. Теперь в его глазах не просто чертенята играли – целый шабаш отплясывал! Пересвет надулся, насупился. Пихнул ногой косу под стол и, водрузив кокошник на макушку в вертикальное положение, кое-как завязал ленты под подбородком, чтобы не съезжал, при этом сделавшись похожим на обиженного хомячка. Принцу при виде такого «зверька» стало очень сложно удержать маску невозмутимости, салфеткой сухие губы промокнул, лишь бы не расхохотаться. Пересвет же стал нарочно глядеть в упор - вот пускай помучается! - Ваши царские веричества, государь, государыня, - допив чашку, начал плести витиеватую вежливость толмач. – Если будет дано ваше высочайшее разрешение, позворите ри поинтелесоваться, не соблаговорила ри ее высочество царевна Пересветлана обдумать свой ответ, которым она изволира обещать осчастривить сегодняшний день? Царь с царицей переглянулись, запутавшиеся в сложностях грамматики вопроса. Пересвет более не имел сил выносить всё это! Он вскочил с места, стукнув кулаком по столу, тряхнул кудрями, так что кокошник опять съехал на лоб, и объявил решительно: - Я согласен!.. Тьфу, то есть, согласна. Ради дружественного союза между нашими странами – забирайте мою руку! Ну и сердце в придачу… - промямлил он уже значительно тише, оседая без сил на стул. Ибо от порыва патриотизма, звеневшего героизмом в первых словах его пламенной речи, всего за какие-то секунды он оказался полностью опустошен морально и, кажется, физически. Тем более все смотрели на него, и родители, и нихонцы, квадратными глазами. Хотелось уползти под стол и закрыть голову руками от такого внимания. Какой же он дурак… - Вы оказари нам огломную честь своим сограсием, - перевел толмач слова принца. Пересвет робко взглянул на своего жениха. Тот уж не смеялся – смотрел прямо в глаза, испытывающе. Сомневается? И правильно делает. Принц-то явно не дурак. В отличие от царевича. - Мы согласны, - поправила царица. – Однако есть некоторые условия. - Какие еще условия? – зашипел царь на жену. – Ты что творишь? Но получил под столом очередной пинок. Начались переговоры. Пересвет окончательно скис. Сила воли его оставила, неожиданно выплеснувшись до донышка души. Сидел, бездумно пялясь в свою чашку чая, время от времени поправляя съезжающий кокошник. Был последний шанс отменить свадьбу – вынудить самого принца отказаться. Однако Кириамэ оказался упрямее, чем можно было ожидать. Его не испугали никакие условия, придуманные царицей. Да, если нужно, он согласен венчаться по обычаю Тридевятого царства. Для этого нужно принять одну с невестой веру? Хорошо, он согласен креститься. - Одзи-сама?! – укоризненно пыхтел шокированный посол. Как выяснилось, этот толстячок был жрецом нихонской религии, он и приехал не столько как советник, но в первую очередь, чтобы провести обряд бракосочетания. [господин принц?!] - Если бы принц остановил свой выбор на одной из наших племянниц, - исподволь гнула своё государыня, - тогда невеста с удовольствием перешла в лоно вашей нихонской веры. И даже уехала бы к вам на родину. А вот Пересветочка – другое дело, всё-таки дочь царская. Таков обычай. Принц движением руки пресёк зарождающийся спор, заставив монаха притихнуть. - Нихонцы свято чтут обычаи, завещанные предками, - как кадайский болванчик, кивал толмач. Видя, что угрозой смены религии жениха не напугать, царица выдвинула следующее условие: - О, вот как? Значит, вы поймете, что мы просто никак не сможем отказаться и от другой свято блюстимой традиции – испытания жениха! - Что ты несешь?! – шипел царь, дивясь внезапно взбесившемуся воображению супруги. - В чем заключается суть этих испытаний? – уточнил принц через толмача. - Сущие пустяки! Ничего сложного, уверяю вас. Простейшие задачки, благодаря которым жених может продемонстрировать невесте и всему честному миру свои достоинства: мужество, смелость, сообразительность, и так далее. Всего семь задачек. - Вакаримаста, - кивнул принц. [Я понял, согласен] - Одзи-сама?! – возмущенно всплеснул руками монах. «Так обходиться с братом императора – что эти аборигены о себе возомнили?!» - ясно читалось в его заметно округлившихся глазах. Однако высказать эти мысли вслух он не посмел. [Ваше высочество?!] - Его высочество принимает все вышеозначенные условия, - перевел толмач. – В свою очередь мы нижайше просим сделать одолжение и царевну Пересветлану. Мы слышали, что в Тридевятом царстве существует и обратная традиция: девушки, пожелавшие связать себя брачными узами с царским сыном (а в данном случае – с императорским) должны так же продемонстрировать свои умения и добродетели. Красота, которой боги и предки наградили ее высочество царевну, несомненна и доказательств не требует… На этих словах Пересвет густо покраснел: что за издевательство? Однако вскинув голову, встретился с отрезвляюще холодным взглядом жениха. Тот отнюдь не был расположен шутить. Неужели разозлился на чинимые препятствия? Будь Пересвет на его месте, давно бы плюнул и уехал. А этого что-то сдерживает. Хотя дядька Патрикей говаривал, будто нихонцы очень вспыльчивы. И еще говорил, что от единожды данного слова никогда не отступятся, ни при каких условиях… - Однако нам хотелось бы удостовериться в прочих полезных способностях невесты. Кроме красоты в нихонских девушках высоко ценится умение приятно вести беседу, петь, музицировать, грациозность в традиционных танцах… Пересвет затаил дыхание: откуда ж ему взять грациозность в танцах? Да еще традиционных! Эдак не принц на испытаниях провалится, а сама невеста! - …правильное ведение чайной церемонии, - продолжал переводить толмач быструю речь принца. А царь не к месту вставил: - Ну чай-то разливать мы все горазды! - Кроме того, приветствуется свободное владение мечом и луком… Пересвет чуть повеселел – эти требования ему были больше по душе, чем песни и танцы. Ему не раз учителя говаривали, что мечом он махает как девчонка! - Разумеется, все эти умения бессмысленно требовать от не нихонки, - продолжал принц. Пересвет от такого заявления даже чуть не обиделся! – Впрочем, льщу себя надеждой, что после свадьбы царевна проявит себя с лучшей стороны в процессе обучения, чтобы со временем стать достойной супругой. Пока что я смею просить лишь о двух испытаниях. Пересвет с облегчением перевел дух. Два задания против семи! Кажется, царевичу повезло. Не хотелось бы всё-таки оказаться полной дурой в глазах жениха… Но рано он обрадовался. Жених потребовал испытать невесту как будущую хозяйку: нужно было испечь свадебный каравай и праздничную рубашку сшить для крестин. Конечно, для любой девушки Тридевятого царства это были не задачи, а сущие пустяки. Однако Пересвет не только не был девушкой – он же царевич! Не то что тесто затворить – иглу в руках никогда не держал! Но делать нечего, согласие дано, назад не возьмешь. Ради блага отечества придется постараться. «Руку и сердце» отдал. Как бы только голову теперь не сложить… - Какого лешего вы тут игрища устроили?! – орал царь-батюшка, едва ногами не топая. – Война на носу, а они выкобениваются! Войслава выкобенивалась – теперь вы взялись?! Ни стыда, ни совести у вас нету! - Это у тебя нету стыда – сына родного за парня замуж отдавать, - припечатала главным аргументом матушка. – Хоть время выиграем. А там, глядишь, еще что придумаем. - Уж вы придумаете! – продолжал орать царь. – Додумаетесь до таких пор, что кадайцы полцарства отхряпают за долги да не подавятся! А нихонцы нам фигу покажут, а не содействие! Да Шеморханка южные области под себя подомнет окончательно! И пойдете не под венец, а по миру! Так, вот вам мое слово государево. Слово последнее. И не сметь перечить! Цыц, я сказал! Более женитьбу откладывать не позволю. И так по вашей милости неделю потеряли. Венчайтесь – а далее уж как хотите принцу голову морочьте. Вот сколько понадобится времени, чтобы к народным гуляньям да к пиру подготовиться – столько и забавляйтесь пока. Но ни днем дольше! И осталась Пересвету еще одна неделька вольной жизни – ровнехонько до воскресного благовеста.