Удар

Хазан проснулась и медленно села в кровати — сквозь узкое больничное окно в палату светило яркое полуденное холодное солнце. Она протерла глаза и оглянулась — в кресле поодаль, свесив руку и длинные русые локоны, дремала Эдже. Старшая сестра с нежной признательностью посмотрела на младшую, привычно найдя глазами ее аккуратный животик, вылезла из постели и на цыпочках подошла к креслу, тронув сестру за плечо. — Эдже… — Сестра? Младшая встрепенулась и с ласковой улыбкой взяла свою непутевую сестру за руку: — Как ты? — Неплохо. Мне кажется я даже отдохнула. Сестры тепло обнялись и, отстранившись, Хазан качнула головой в сторону двери. — А как… — Ягыз? Эдже сочувственно улыбнулась и пожала пальцы Хазан: — Нормально, сестра. Он еще не пришел в себя, но ночь прошла спокойно. Возможно сегодня его начнут выводить из комы. И помолчав она робко спросила: — Ты хочешь к нему зайти? Протяжно вздохнув, Хазан просто кивнула. — Но сначала мне нужно увидеть Синана. И как будто моментально исполнив ее пожелание в дверь постучали и вошел именно он, с вопросом в глазах остановившись на пороге. — Привет… — Привет. — Ну что ж, мне пора, абла-джим. Позвони мне, хорошо? Эдже проворно встала, клюнула старшую в щеку и вышла. Хазан медленно села на кровать и подняла глаза на посетителя, раздумывая о том, что сейчас скажет. Тянуть не было смысла: — Кериме всё знает, Синан… Младший Эгемен резко выдохнул, запустив пятерню в свои локоны, а потом быстро прошел в палату и грузно упал в кресло, на место своей молодой мачехи. — Я не понял, Хазан, это ты ей сказала? А Ягыз? Опустив голову она сжимала и разжимала пальцы, подбирая слова, а потом посмотрела прямо ему в глаза: — Нет, он не слышал — он был уже без сознания. Я не могла позволить твоему брату умереть! Это был очень сильный удар и я должна была заставить ее прекратить сыпать на нас эту землю, заставить ее вызвать помощь. Я слышала что сказал вчера врач о травме Ягыза — еще полчаса и… Она мне не верила сначала, всё твердила, что ее сын — ты. Но я заставила ее. Я не жалею, Синан, иначе… И она отвернула голову, прижав ко рту кулак и пряча слезы вчерашнего страха, не желая дополнительных вопросов и что еще хуже, подозрений Синана о том, насколько сильно и ради кого бьется теперь ее сердце. Однажды, когда еще и в помине ничего не было, он уже предполагал такое, просто глядя на свою девушку и брата со стороны, а уж теперь… Но ее опасения были напрасны — в данный момент Синан был далек от подобных мыслей: — Значит, она знает… И теперь будет мстить мне. Хазан испуганно вскинула голову и с тревогой посмотрела на Синана: — Она не осмелится. Она чуть не убила своего сына, Синан! Я уверена, что теперь ее больная голова занята только этим. Но он как будто не слышал ее аргументов, а только задумчиво смотрел на девушку: — Хазан, почему она так тебя ненавидит? Я давно не могу этого понять. Хазан не отвела глаза. — Я не знаю. Я много раз говорила ей, что я не враг тебе, что я просто не могу быть твоим врагом. И я не знаю почему она решила, что меня нужно убить … Она снова опустила голову и закрыла лицо руками. У нее было одно желание — не поднимать ее больше, а просто укрыться одеялом и лежать, пока воспоминания о вчерашней ночи, страх за Ягыза, опасения перед будущим и тупиковые отношения с Синаном не закончатся сами. Но она боец, который не даст себя в обиду никому, а тем более не даст в обиду тех, кого она любит. Отлежаться не получится, Хазан! Тем временем младший Эгемен уже встал из кресла и мрачно смотрел в окно, а потом он развернулся и сказал: — Мне нужно поговорить с отцом, Хазан. Но мы с тобой еще не закончили, хорошо? И окинув девушку непонятным взглядом, в котором читались недоверие, сожаление, доля гнева и вины, он покачал головой и быстро вышел из палаты. Он лежал прямо, до подмышек укрытый простыней. Верхняя полусфера татуировки на его груди, мерно вздымаясь, выступала над краем белой ткани, как рассветное солнце над горизонтом и почему-то эта картина успокаивала Хазан. Глазами, полными слез, она смотрела на его бледную мраморную кожу, стоя в шаге от кровати, не приближаясь и не прикасаясь. Прошло всего две минуты, как она здесь, но ей казалось, что она стоит в этой комфортной дорогой, мягко залитой вечерним освещением, палате уже целую вечность и готова простоять еще не одну. Хазан не замечала, как ее мысли ритмично выбивали «очнись, приди в себя!», а ее напряженный взгляд ждал, приникнув к его опущенным векам и прямым ресницам, скрывавшим его головокружительного цвета глаза. Хазым Эгемен наблюдал за девушкой, стоя на пороге палаты — погруженная в свои мысли, она даже не услышала звука открывающейся двери — и думал о том, что с появлением именно этой семьи вся жизнь Эгеменов полетела к чертям. Какова была вероятность, что в самый короткий срок жизни двух семей так тесно переплетутся, станут такими зависимыми друг от друга, когда событие с одним из членов этих семей неизбежно влечет за собой перемены в жизни остальных? Но это случилось. И судя по тому, что Хазым только что услышал от младшего сына, снежный ком из тайн, лжи и запретов, набрал критическую массу и вот-вот погребет под собой их всех. И снова по вине Чамкыран. Ах, если бы не Эдже… Не позволю! Я не могу потерять сына… Хазым шагнул в палату, заставив застывшую у кровати сына девушку резко обернуться. — Хазым-бей… — Добрый вечер, Хазан. Как ты? Хазан неопределенно пожала плечами: — Спасибо, хорошо. Я зашла на минуту, только… — Я понимаю. Мой сын спас тебя и теперь ты чувствуешь, что ты у него в долгу, не так ли? Приподняв брови и секунду помолчав она медленно ответила: — Именно так, господин Эгемен. — Это не страшно, я уверен в скором времени жизнь даст тебе возможность должным образом отблагодарить Ягыза. Хазым улыбался доброжелательно, вот только его карие глаза оставались холодными, скрестившись с такими же карими, но при этом огненными глазами Хазан. — Я не сомневаюсь в этом. Пожилой мужчина вздохнул, перевел взгляд на лежащего все еще без сознания Ягыза и его глаза потеплели. — Помнится, ты обещала мне сохранить мою тайну? Его взгляд снова уперся в Хазан, которая в ответ на этот вопрос подняла подбородок и всеми силами сдерживая слезы спокойно ответила: — Я все рассказала Синану. Выбора у меня не было. Вы хотели бы другого исхода? Она понимала, что дерзит и ступает на тонкий лед, но тот факт, что отец думал прежде всего о своей тайне, а не о жизни своего ребенка, возмущал ее до предела, хотя к этому давно было пора привыкнуть. Хазым сузил глаза, даже не пытаясь больше улыбаться, и помолчав, обронил: — Если твой визит окончен, ты можешь идти, Хазан. В коридоре тебя ждет твой молодой человек. Она молча кивнула, но не сдвинулась с места. — Хазым-бей… ее ищут? — Теперь это не твоя забота, Хазан. Ты можешь идти. Не сказав ни слова, девушка повернулась и направилась к выходу, но через два шага остановилась, как вкопанная, услышав за спиной: — Отец?..