Во всём виноват багаж...

— Ты можешь отказаться, Димон. Никто из нас тебя ни к чему принуждать не станет.       Апостол, обхватив большими ладонями бока пузатой чашки с кофе, смотрел на сидевшего напротив Сенцова. Хмурый Димон смотрел в окно, уложив щёку на ладонь. За стеклом мёл разлапистый снег, одевая стоявшие под домом автомобили и лавочки в белые шубы. Оба сидели на кухне Апостола, в уютной квартирке на Голосеевке, которую тот делил с Мальвиной. Сама хозяйка сердца и тела бородача ещё нежилась в постели и Димона на пороге облапал Апостол, настоявший на встрече. Уж слишком взволнованным был Сенцов во время их утреннего общения по телефону. Бородач позвонил полюбопытствовать, удалось ли тому вернуть свой багаж. Из сбивчивого рассказа парня мало что понял, и велел ему явиться пред свои ясные очи. — Я и сам себя согнуть не дам, — выдал Димон кисло, — но Вяземцев нам нужен. — Найдём другого партнера. — Других у нас нет. А он просит только индивидуальную работу с рисунком. Ничего, чего я раньше бы не выполнял для любого иного заказчика. Сделаю ему тату, и каждый воплотит свою мечту. — Дим, — Апостол пропустил бороду сквозь кулак, — я же вижу, что ты сам не свой. От меня тебе прятаться за словами не надо. — Знаю, — он механически кивнул — об его радужной ориентации Апостол был в курсе, как и остальные. Секрета из этого не делал. Для своих. — Поползновений в сторону моего бренного тела не было, — признал честно, — остальное, считай… я сам себе надумал.       О том, что подозревает в Вяземцеве бисексуала, скрывать от Апостола не стал. Как и своих опасений, что заказ Злюки сдвинет со статуса кво* его тонкое душевное равновесие. Удержал за зубами лишь то, что маятник уже качнулся.       Остаток прошедшей ночи Сенцов проделал, вышмаливая в форточку кухни сигареты храпевшего на койке в спальне Костыля. Смотрел, как сереет небо, просыпается город, наполняя асфальтные вены железом, а воздух нескончаемым гулом. И тщетно пытался выбросить из головы зудящую нервной чесоткой мысль о навязанной ему сделке. — Так может, ошибаешься насчёт чела? Или — свояк свояка видит издалека? — Неважно, — Димон опустил руку, убирая локоть с коленки на стол. — Лучше скажи, что об этом думаешь, — он кивнул на лежавшую на столе папку с набросками флешей. — Пригодится в работе? — Шутишь? — Апостол вскинул бровь, пробитую серебряным кольцом. — Да это настоящее сокровище! Луи себе до сих пор локти кусает, что не его Дебаре во Францию позвал. Считает, что Эмиль тебя выбрал из-за того, что ты, как и он, не по девкам. — Очень даже по девкам, — Димон усмехнулся — о подозрениях разобиженного выбором Дебаре Луи знал. — Парней рядом с Эмилем я ни разу не видел, он дамский угодник. Уж поверь мне, будь он иным, я бы узнал первым.       Отмеривший третий десяток лет Апостол, хихикнув, как напроказничавшая школьница, толкнул его локтем в тощий бок. — Не приставал, значит, к нашей куколке мэтр.       Димон, морщась, потёр рёбра. Тычок, учитывая соотношение их комплекций, вышел болезненным. — Пристал бы — собрал сумки и рванул обратно. Я не за приключениями на свой зад в Онфлер отправился.       Деньги на поездку Димон собирал целый год, ужимаясь до голодных обмороков. Не жить же на шее своего гуру, хоть тот и предлагал взять его на полное обеспечение. От щедрого предложения Сенцов гордо отказался. «Столовался» сам, однако от бесплатного угла в просторной светлой квартире Дебаре, выходившей окнами на гавань, когда-то вдохновлявшую самого Клода Моне, открещиваться не стал. Апостол перебирал рисунки, время от времени поглядывая на задумавшегося брюнета. — Вот этот особо хорош, — сказал, извлекая его из течения неторопливых мыслей. Димон опустил взгляд на отфутболенный ему рисунок с изображением девчушки-акробатки, балансировавшей на рогатой морской мине вместо шара. — Можно будет подать на фоне черепа и падающих окровавленных перьев в стиле треш-польки*, — Апостол выкусил сигарету зубами из пачки, выуженной из кармана домашних шорт. — Грандиозно будет, — заверил, подкуривая от зажигалки. — Даже знаю, кому предложить на «первачка» пойти. Димон усмехнулся, поднимая рисунок. — Любишь ты мрак. Для «польки» скорее это подойдёт, — он выбрал иной рисунок с вороном, державшим во рту рыбий скелет. — Подловил одного забавного пернатого на набережной. Дерзкий, гад, у туристов воровал еду прямо из рук. Апостол, глянув на рисунок, закивал сквозь пелену дыма. — Подойдёт. Знаю одного парня, он будет в восторге заполучить твоего ворюгу на бицепс. Флеш создашь? — Да хоть целую серию. В коридоре зашаркали тапки и оба развернули головы ко входу. В кухню вползла зевающая Мальвина, растрёпанная и необычно домашняя в пушистом коротком халатике и тапках с заячьими ушами. — Привет, болтуны, — девушка, поворошив волосы Апостола, взяла курс к плите. — Чесать языками вы хороши, а как завтрак приготовить — так руки не из того места растут. — В холодильнике пусто, есть только кофе, — Апостол с плотоядным интересом разглядывал наклонившуюся к духовке подружку. Халатик открыл стройные ноги Мальвины до неприличия высоко. Сенцов деликатно взгляд отвёл. — А остатки пиццы не нашёл? — Мальвина вытянула из духовки зачерствевший треугольник пиццы и с хрустом откусила корочку. — Ну, кто не успел — тот опоздал, — прошамкала с набитым ртом, уходя от лапищи сожителя, потянувшейся к пицце. — Себе яичницу забацаешь. У-мм, картиночки. — Вытерев руку о халат, она подняла со стола рисунок с вороном. — Красота, хорошо в стимпанк* ляжет, на фоне часов и шестерёнок. — Дались тебе эти шестерёнки, тут чистый скетч* или «полька», — возмутился Апостол. — Это тебе в башку шестерёнок бы вставить, — Мальвина, фыркнув, угнездилась на его коленях, — а твою излюбленную «польку» я терпеть не могу. Далась она тебе. Стимпанк рулит. Пара заспорила на свою излюбленную тему, периодически целуясь и Димон почувствовал себя лишним. — Ладно, ребята, я домой, — потянув с пола сумку, он поднялся, перекидывая лямку через плечо. Апостол замычал, освобождая захваченный подружкой в плен рот. — Рисунки оставь, проглядеть всё хочу. И, малой, — он остановил его на пороге кухни, — держи мобильный при себе. В восемь я тебе позвоню и буду отправлять вопрос всё ли у тебя в порядке каждые пятнадцать минут. Отвечай без задержки. — И чтобы в десять был дома, — хихикнула Мальвина, обнимая бородача за бычью шею. — Папочка Апостол за этим проследит. — Именно, — подтвердил здоровяк без тени веселья. — Если этот хлыщ тебя задержит — оторву ему яйца. — Я передам ему твою угрозу, — пообещал Сенцов. Его уже не слушали, углубив телесное общение. Чужих глаз Апостол с Мальвиной никогда не стеснялись. По дороге домой Димон заехал на почту. Отослав матери денежный перевод, пополнил мобильный телефон и отправился в расположенный по соседству большой супермаркет. Следовало загрузить холодильник продуктами, не потратив больше, чем мог себе позволить, с учётом основательно «похудевшего» теперь карточного счёта. Двигаясь между рядов с тележкой, он, как заправская домохозяйка, останавливался у товара, обещавшего скидку. В результате разжился полудюжиной консервов на пределе срока использования и тремя пачками любимого галетного печенья. Завернув в очередной ряд, он едва не столкнулся с рыхлой полной дамой и, пробормотав извинения, вильнул в сторону. Смех за спиной, в сопровождении знакомого голоса, заставил его, вздрогнув, вскинуть голову. По спине прокатило холодом. Бросив тележку, он заскочил за пирамиду Новогодних подарков, вжимаясь в проём между полками прежде, чем осознал, что делает. Мимо его убежища прошли двое: молодой парень и женщина, но застрял взглядом Димон только на одном лице — холёного высокого блондина с голубыми глазами и блядскими ямочками на щеках. Его спутницу, ухоженную даму бальзаковского возраста в норковом манто, с руками, унизанными кольцами, проигнорировал. Подобных дамочек Егор Мстиславский менял, как перчатки, и «мамочки» у его бывшего со временем становились только старше и дороже. Димон протяжно выдохнул, унимая бешено заколотившееся сердце. Что Мстиславский перебрался в столицу, не знал, а ведь именно из-за него покинул родной дом, раз и навсегда отрезав от себя прошлое. Обрубить концы, похоже, не удалось — они вновь обитали на одной территории. К счастью, столица была велика, оставалась надежда, что оба в ней утонут. Сенцов закрыл глаза, унимая бешеный стук сердца. Следовало взять себя в руки и не вести себя, как истеричка. Он давно вырос из собственных страхов и научился ходить по улицам, не оглядываясь в ожидании брошенного в спину, унизительного как пощечина прозвища или глумливого свиста. Глубоко вдохнув, он выбрался из щели и завертел головой в поисках своей тележки. — Не ты потерял? Димон ругнулся сквозь зубы, оборачиваясь на каблуках. Мстиславский стоял у его тележки, выудив из её содержимого пакет с крекерами. Улизнуть у Сенцова не вышло. — Вижу, ты так и не избавился от своего детского пристрастия к этой соленой гадости, — блондин небрежно сбросил пакет обратно, поднимая насмешливый взгляд к его лицу. — Не слыхал, сколько в них синтетического дерьма пихают? — Хочешь, поговорим о твоих пристрастиях? — Сенцов, отодвинув его плечом, потянул тележку к себе. — Твоя дама тебя не заждалась? Синтетики в ней тоже хватает. Он сделал шаг, намереваясь уйти, но Мстиславский, не жалея дорогих ботинок, подставил ногу под колесо. — Три года не виделись, а ты всё, что для меня нашёл — упрекнуть меня моей дамой, — по губам Егора расплылась улыбка: хищная, злая. — Ревнуешь, Димон? — И в мыслях не имел. Лишь испытываю досаду. — Почему, сладенький? Сенцов скрипнул зубами. — Сладким никогда не был. Стоило догадаться, что рано или поздно ты здесь выплывешь. Мстиславский пожал плечами, сунув руки в карманы дорогого кашемирового пальто с песцовым бабьим воротником. — Ненадолго. Родная столица для меня — болото мелкое. Следующая остановка — Париж. Сенцов не отказал себе в удовольствии снисходительно выдать: — Ничего особого для себя не обнаружишь — город тесный, шумный, и прорва арабов. А Сена грязная и вонючая. Мстиславский уязвлено нахмурился: — Побывал, что-ли? — Только что вернулся, — увидеть разочарование на лице бывшего бой-френда было как ложка мёда во рту. Заметив усмешку во взгляде Сенцова, блондин оскалил зубы. — Неужто мецената на свои тощие прелести нашёл? — Окстись, Егорушка, не всем меценаты нужны, чтобы за границу ездить. Тебе к своей благодетельнице с бриллиантами бежать не надо? Поди, обыскалась уже, с поводка пуделёк сорвался… Димон резко выдохнул, впечатанный в полки крепкой рукой. О сказанном в накатившей застарелой обиде пожалел, когда на голову посыпались коробки с сухарями. Мстиславский протащил его вдоль ряда, огрызнувшись на закричавшую на них покупательницу и втолкнул не сопротивлявшуюся жертву в комнатушку хозяйственного помещения. — Ты что творишь?! — Сенцов с опозданием вспыхнул, вырываясь из хватки. — По роже схлопотать хочешь?! Мстиславский сощурился, отступая. — Драться научился? Надо же. — А ты сунься ещё раз, преподам пару фокусов! Руки при себе держи, — предупредил он его новый манёвр, отскакивая назад. — Иначе вывеску подпорчу. Давно себя, «милого мальчика», перерос, Гор. — Вижу, — Мстиславский неожиданно обмяк, сменив тактику. — Не такой я нашу встречу представлял. — Неужели искал? — Димон сместился в бок, намереваясь прорваться обратно в зал. В кладовке царил полумрак и пахло хлоркой. — Надо же. Знал бы, прислал письмецо, чтоб не озадачивался. — Не искал, но на встречу рассчитывал, — Мстиславский пас его пристально и шагнул вслед за ним, перекрывая собой выход. — Твой братец сказал, что ты в столицу перебрался. Димон поджал губы. — Я его об этом не просил, — буркнул, пообещав себе, что по поводу трепотни Михаилу ещё выскажется. — А он был рад от тебя избавиться. Сказал, что ты, педрила, его на весь район опозорил. Оскорбление Сенцов проглотил почти без боли. Для брата был педрилой, но деньги из него доить тот не стыдился. — С тобой позорил, Гор, — напомнил холодно. — Это тебя он из моей кровати за волосы выволок. И голого в подъезд выбросил, а мне потом навалял по первое число. — Хорошее было время. — Поганое, — Сенцов имел своё мнение насчёт «хороших времён». — Брат сломал мне нос. А ты растрындел, что я даю всем желающим в зад. Как ты меня там назвал? «Эмо-давалка»? — Так ведь мне дал. Димон заалел скулами, сжимая кулаки: — Потому, что влюблен был, как последний идиот. И гнили, в тебе сидящей, не видел. Уйди, Гор, меня ждут, а с тобой наши дорожки разошлись давно и окончательно. Он сделал попытку обойти его, но Мстиславский не позволил — толкнул обратно. — К любовнику спешишь? — выцедил враждебно. — А хоть бы и так! — в сознании Сенцова расплылся образ Вяземцева и его понесло «во все тяжкие». — Думал, я один останусь? Слёзы по тебе стану лить и преданно ждать, как Пенелопа Одиссея, пока ты по Европе раскатываешь в качестве альфонса? Нет уж, Егорушка, плакать я не стал. Свою жизнь в руки взял и, представь, нашёлся тот, кто меня, «Эмо-давалку», оценил да полюбил. Мстиславский мрачно слушал. На альфонса не обиделся, «профессией» гордился, задело за живое другое. — И кто он? — спросил сквозь зубы. — Трахаль твой, меня заменивший. — Хороший человек, которому не надо ломать голову над выбором, кто он таков и чего хочет. Ему бы за блондинистым змеем следить, да распелся во вранье самозабвенно, забыв, что Мстиславский не зря носил кличку «Месть». Потому бросок Егора пропустил и, вбитый в стену, ахнул, основательно приложившись затылком об кирпичную кладку. Зубы Гора сомкнулись на его шее, и тут же разжались, оставив на коже алеющую метку укуса. Отпрыгнув от обомлевшего Димона, Егор хохотнул, утирая мокрый рот. — Вот теперь узнаешь, такой ли твой полюбовничек восхитительный, когда объяснять ему будешь, откуда метку получил. — Ты всё-таки больной, Гор… — ошеломленный его выходкой, Сенцов смотрел на него, широко распахнув глаза. — Больной или здоровый, а сучка ты моя. Таким и останешься. Димон не ответил. Отпихнув его в грудь, вышел из каморки, держась за шею. Мстиславский останавливать не стал, прокричав вслед, что ему, Сенцову, от него не избавиться во веки вечные. статус кво* — точка равновесия. треш-полька* — новаторский стиль, что сочетает довольно мрачные сюжеты, основная гамма цветов чёрный и красный, частое присутствие черепов. Создан супругами-новаторами из Германии. стимпанк* — стиль, отражающий мир с множеством причудливых механизмов и необычных изобретений, что ложатся в основу тату. скетч* — стиль, похожий на карандашный набросок, динамичный и экспрессивный, простой, но весьма изящный.