Moonlight Gaullin
У Греко чертова тысяча несказанных вовремя слов вперемешку с доброй сотней подростковых комплексов. У Греко совсем нет вкуса, все платья выбирает ей мать; неудивительно, что модными они были не меньше двадцати лет назад. У Греко лучшая подруга, которая только подруга, и четыре неправильные буквы на левой лопатке.Л И Л А
Лену думает, что это явно ошибка, и ее Лила с именем на спине ничем не связаны, и, вообще, Лила — это глупое прозвище какого-нибудь мальчишки. Обманывать себя выходит прекрасно. Но Лила в мыслях всегда ее и ничья больше (будь она хоть трижды обвенчана, замужем или что-то там еще); это все можно опустить за ненадобностью. От этого даже скулы сводит так, что улыбаться становится невыносимо больно — репетиции перед зеркалом больше не помогают. А на лопатке все то же. Свадьба у нее в начале весны, в марте. Для Елены это мантра и проклятие под одной оболочкой радости за подругу. Кожа под школьным свитером жжется до искусанных щек стоит завидеть вычищенный красный капот; это не имеет значения, у ее Лилы свадьба в начале весны, в марте. А еще в марте начинает дуть теплый ветер, от которого потом на губах и лице соль; море в четырех часах ходьбы, а они так и не дошли. Потому что буквы не те, что надо. Она ходит на пляж не с ней. В кабинке синий слой облупился, потрескался; раздевалка старше Лену лет на шесть-семь, и сколько её не крась от этого не уйдешь. Крупинки старой новизны (или новой старости, как больше нравится) под ногти впиваются. Взрослые говорят, что так во время войны пытали евреев. И Греко никак не может решить, от чего всё-таки ей противней, от одобрения в голосе старшего поколения или от рук, гуляющих про ее телу. Она закрывает глаза, лишь бы не смотреть вперед, и видит Лилу. Но у той свадьба в начале весны, в марте, и Лену открывает глаза. Синий цвет выжигается в памяти вспышками удовольствия. Лену думает про свадьбу, которая в начале весны, в марте, и этот март приравнивается к где-то в пятом тысячелетии нашей эры, пока однажды Греко не просыпается в этом самом марте, понимая, что свадьба сегодня, и эта самая весна в самом расцвете. И губы у нее соленые, потому что ветер недели две как переменился. Но Элене думать о себе и о чувствах своих некогда, её уже ждет Лили; а буковки на лопатке горят-горят-горят при ее упоминании. И Лену всерьез задумывается — не пройдет ли это, если пририсовать перед л, и, л и а аккуратную не. Она и так знает ответ — нет. Лила сейчас перед ней полностью обнаженная; Греко чует страх в каждом чужом вдохе. Ноги Черулло тонут в солнечных бликах остывшей воды. Лену не написано ни на одном милиметре ее кожи, и коснуться — это что-то запретное (она не твоя, не твоя, не-тво-я, н-е-т-в-о-я, н е т в о я, пойми же); ни на одном милиметре ее кожи не написано ничего. Она чиста. Лену улыбается.