Они

Твик сошел с ума. Твик убил себя. И вслед за этим сошел с ума Крэйг. Потом Крэйг пытался убить себя. Его остановили. У Крэйга получилось умереть со второго раза. Что связывало этих двоих? Кенни думал, Твик просто тусуется с Крэйгом в одной компании. Кенни не раз замечал, как Крэйг осторожничает с Твиком. Но сначала Кенни счел это лишь обычной заботой – заботой о душевнобольном Твике, слабом парне, которому действительно нужно было в чем-то да помогать – в некотором смысле он был беспомощен. Однако Кенни знал, Кенни ясно видел, что эту гребаную заботу Твик принимал лишь от Крэйга. Если бы Токен предложил Твику помощь, псих бы отказался. А отказать Крэйгу – он ни разу не отказал. Он не только не отказывал… Он ждал. Кенни видел, с какой надеждой в глазах Твик ожидал помощи от Крэйга Такера. И Кенни каждый раз удивлялся тому, что Крэйг, мать его, Такер бегает за Твиком как за младенцем, следит за каждым его шагом. Кенни не понимал, почему этот мудак делал исключение лишь для Твика. Раньше он никого никогда не жалел и уж тем более не помогал – ему было просто похуй на окружающих. В конце концов, Кенни подумал, что пора бы смириться с тем, что Крэйг – ебаный педик, пусть и звучало это абсурдно. Кенни не предполагал, что ледяной Такер мог оказаться настолько чувственным. Кенни не предполагал, что у Такера могли быть психические отклонения. Кенни не предполагал, что Такер способен на самоубийство. В голове не укладывалось. Кеннэт МакКормик не спит третий день. Лишь подпирает стенку, сидя на кровати. Мысли смешались. В глотке пересохло – очень хотелось пить. Не получалось надолго сосредоточиться на чем-то одном – голод не позволял. Иногда он невольно раскачивался вперед-назад, обхватив руками худое тело, пытаясь совладать с приступами дрожи и урчанием в желудке. В рюкзаке под кроватью была пачка сигарет. Но сил достать ее не было. Перед глазами мелькали картинки событий прошедших дней. Запомнилось все до последней мелочи. Шел уже четвертый день. В их смерти было нечто, не позволяющее здраво мыслить и спокойно заснуть. МакКормик отчаянно пытается собраться с силами и выстроить адекватную логическую цепочку. Найти зацепку. Понять, почему, отчего, из-за чего. И постараться не чокнуться самому. «Блядь. Я не верю, сука, как такое могло быть, а. Хоть сдохни на месте, но это нереально. Крэйг никогда не смог бы… Или смог бы?.. Блять. Смотря на это со стороны… Блять. Никто другой не воспринял его смерть так серьезно. Либо просто не подал виду… Один я третий день сижу как мудак и, сука, анализирую. Крэйг, ну как, а?, как?.. Такое вообще возможно? Это могло бы быть правдой? Я прав? Я, блять, действительно прав?..» Парень напряженно кусал ногти, едва не сдирая с пальцев тоненький слой кожи. Плечи било крупной дрожью. Три дня он отсиживался в своей комнате, пытаясь свыкнуться с произошедшим. Три дня он избегал друзей, решив сослаться на очередную собственную смерть и шутливо оправдать все тем, что смерти Кенни МаКормика никто никогда не запоминает. Три дня он был мертв для всех. На четвертый он должен был выйти. И пробраться в гараж Такеров. Кенни был одним из тех, кто знал, что в гараже дома Крэйга есть маленькая комната, предназначенная для хранения всяких инструментов. Эта каморка была пустая, потому как Крэйг каким-то чудом отвоевал ее у родителей и мог распоряжаться ею. Он часто звал Кенни к себе, и они запирались там, чтобы спокойно накуриться, то есть без риска попасться на глаза кому-либо. Только сейчас Кенни ясно осознавал, что был там не единственным гостем. Он готов был поклясться, что Твик тоже был там. Цель визита покойного невротика он предпочитал не обдумывать детально. «Если я прав, Крэйг, я обязательно что-то найду там. Я никому не расскажу, даю клятву. Клянусь своим ебаным бессмертным телом, Такер, я выясню, что с тобой случилось, но никто об этом не узнает». Парень нащупал в кармане немного мелочи. Он решил, что этого вполне хватит на какую-нибудь дешевую, но вполне годную жратву из супермаркета – иначе в очередной раз он подохнет от голода, валяясь в гараже Такеров. Кусок в горло не лез, но Кенни с усилием впихнул в себя дешевую булку и поспешил, чтобы добраться до дома Крэйга до того, как встанет солнце. Отмычка слегка царапала ему бок сквозь подкладку парки – Кенни рассчитывал, что придется покопаться с замком гаража, однако, на его удивление, он оказался не заперт. А вот комната – заперта, да к тому же еще и завещана старыми тряпками. Не зная ее расположение и вообще существование, можно было подумать, что здесь лишь стена, увешанная тряпками, никакой потайной каморки и в помине нет. Кенни скрипнул зубами. Крэйг действительно подготовился… Выругавшись, МакКормик приступил к делу. Когда с замком было покончено, он на миг зажмурился. Он будет первым и последним человеком, побывавшим в тайнике Крэйга после его кончины. Он включил свет. Лампочка тускло осветила комнатку. Стеллаж, стул, матрас, тумбочка. Кенни пристально осматривался. Он искал малейшие изменения. В потолке появились крюки. Назначение было неизвестным. В углу горой навалены тонкие цепи. Стеллаж и тумбочка – без изменений. Обычно чистый матрас заляпан краской. На спинке стула появились новые царапины, похожие на следы когтей или зубов. Кенни не придал этому значения – Крэйг любил играть с ножом. Пол был таким же грязным, как и матрас. Крэйг разбрызгал краску? Почему красную? Он не любил красный цвет. Кенни начал со стеллажа. Инструменты, болты, гайки, гвозди, веревки, провода, пыль, пыль, пыль. Ничего. Замок тумбочки оказался запертым. Обычно ящики были чуть ли не выдвинуты наружу, демонстрируя всякий хлам. Кенни открыл замок. Первый ящик. Прекрасно знакомая коробка с наркотой, тщательно замаскированная под коробочку леденцов, о, как это в духе Крэйга; еще одна коробка и папка с какими-то бумагами. В коробке оказались крюки. Похожие на те, что были в потолке, но меньше и тоньше. Серебристые, с острым концом, в них было отверстие если не для веревки, то для цепи точно. Кенни никогда раньше не видел таких. В папке он нашел фотографии. Первые фотографии были самыми обыкновенными. Одноклассники. «Команда Крэйга». Крэйг и Кенни, пьяные и накуренные, трезвые и смеющиеся. Фотографии серии «Крэйг и Твик» повергли Кенни в шок. «Крэйг. Ты… Иисус Всемогущий, скажи мне, что это нихуя не правда, что я чокнулся вконец». Он мгновенно понял назначение крюков в потолке. Крюков из коробки. Цепи в углу. И краска оказалась засохшей кровью. Фотографии помогли представить ему эту картину более чем ясно. Крэйг вгоняет под кожу Твика крюки. Крепит их на цепь. Цепь – на крюки в потолке. Тянуть цепи на себя. Тянуть, пока Твик не взлетит, не повиснет под потолком, жалобно умоляя о пощаде. Кровь по спине. Оттянутая кожа. Воздух под кожей. Запах страха. Возбуждение. Страх Твика. Лязг цепей. Хриплое дыхание. Сладкая боль. Вкус крови. Стоны. Изнасилование. Сладкая боль… Кенни зажмурился, уронив снимки на грязный пол. «Такер, ты при жизни совсем рехнулся… Подвешивание… Блядь, лучше я буду думать, что ты был под кайфом». Дрожащими руками он собрал фотографии в стопку и убрал обратно в папку. Он положил все на место и выдвинул следующий ящик. Пусто. В третьем ящике оказался только один конверт. Не раздумывая, Кенни разорвал его и развернул исписанную бумагу. «Здравствуй, МакКормик. Я уверен, что ты прочтешь это. Я знаю тебя. Ты попытаешься докопаться до правды. Обязательно. На деле я благодарен тебе за то, что ты делаешь это. Так я знаю, что я не один. Я помню твои смерти, Кенни. Сотни. Тысячи. Я смогу сделать это лишь раз, Кенни. Всего один раз, Кенни. Для Твика. Я ничего не смог сделать, когда ему снесло крышу. Раньше у него случались приступы, но я с этим справлялся. Не в этот раз. Этот раз оказался последним. Я не мог предполагать, что он покончит с собой. Я не стану рассказывать тебе, что я чувствую. Ты должен понять эти смерти, МакКормик. Все, что ты нашел, все, что ты понял – правда. Однако ты не посмеешь осуждать меня. Это все только мое, и ты не имеешь право на осуждение. Ты не станешь. Кенни, ты единственный человек, которому я могу написать. Я оставляю это письмо здесь, потому что знаю, что ты придешь. Спасибо, что ты придешь. Мне не будет больно, клянусь. А ты дай мне клятву посмертно – никто не узнает о том, что ты узнал. Спасибо, Кенни. Прощай. P.S. Комната твоя. Делай с ней, что хочешь. Только приведи ее в порядок. Письмо сожги. Цепи и крюки вынеси на помойку. Три фотографии можешь оставить. Остальные сожги. Не забывай меня». Кенни мрачно уставился взглядом в пустоту. Почерк, несомненно, был Крэйга. Все это принадлежало ему. Все это был он. Но письмо было не в стиле Крэйга. Совершенно. Это ли не означало смерть его души? В какой момент он умер, но при этом остался жив? В какой момент душа умирает, не оставляя после себя ничего, кроме тоски и гребаной боли? Когда Крэйг решил, что должен умереть вслед за своей любовью? Он был таким всегда? Просто скрывался? Скрывался за грубостью и эгоизмом? Кенни зажмурился, уронив голову на колени. Руки дрожали сильнее прежнего. «Прости, Такер, я не знал тебя таким. Я не смог увидеть». Кенни знал его грубым. Эгоистом с постоянной надменной ухмылкой. С трехэтажным матом. С искаженным мировоззрением. С пристрастием к садомазохизму. С зависимостью от курения, алкоголя и наркотиков. Как понимающего друга, черт его дери. Как человека, который помнил о смертях Кенни. Они были людьми, которые друг другу доверяли. Может, люди всегда меняются перед смертью? Кенни не менялся потому, что он уже привык. Поэтому он не знал. Он не помнил, что значит бояться смерти. Осознавать, что смерть – конец всему. Может, Такер и поменялся. Исключив на время эгоизм и несерьезность, он написал письмо. И все этим закончилось. Кенни не знал. Неловко шмякнувшись на бок, он свернулся калачиком. В полубессознательном состоянии он вспоминал Крэйга. «Я все сделаю, Такер. И не будь мудаком, не думай, что я о тебе забуду». В кармане парки была пачка сигарет. Но сил достать ее не было.