***
Решение явиться к ней снова возникло в голове спонтанно. Может, затуманенный хмелем мозг просто не смог выродить ничего умнее, но так или иначе, Телдрин вырос возле занавеси, отделяющей купальню от остальной части подвала. Венн нежилась, прикрыв глаза и уронив голову, в мутной от сапонарии воде, кажущиеся темно-медными в неверном пламени трех рожков-светильников, волосы распустила. Но даже тут сидела, обняв себя за острые плечи и подтянув к груди колени, на которые положила голову, сгорбившись. Закрылась в собственных мыслях. Вода плеснула через борт, когда данмер залез в купель. Гэрлиндвэн лениво открыла один глаз, усмехнулась и опять зажмурилась. — Я надеялась побыть одна, Телдрин Серо. — А я замерз и вымок, пока таскал воду. И вообще, вдруг на тебя нападут, пока ты тут откисаешь, — а после добавил совсем тихо. — Да и одна ты была слишком долго. Альтмерка усмехнулась снова. Повисла тишина. Он успел трижды рассмотреть во всех подробностях небольшое помещение, разглядеть руки алинорской певицы, которые она вечно прятала под длинными рукавами, нашел ранее незаметный ему узкий шрам на груди, между полос ребер чуть ниже сердца. И невесело улыбнулся. Ему нравились ладные девицы, с хорошей грудью, крепкими бедрами, такие, чтобы было приятно ладонью обхватить ягодицу. Такие, как та же Лидия, храпящая в комнате на втором этаже. Венн была другой. Почти изнеможенно-тощей, с узкими бедрами и грудью только начавшего созревать подростка, с выпирающими, как щитки на гребне рептилии, позвонками и узкими тонкими пальцами, как лапки насекомого. Но к ней, зарывшейся длинными узкими коготками в волосы, тянуло куда больше, словно простые и прямолинейные особы из таверн и постоялых дворов набили оскомину. — Гэрлиндвэн, — подвинулся ближе, хватая ее за кисть и укладывая щеку на сжатый кулак. Пальцы альтмерки разжались, ласково царапая ногтями по заросшему щетиной подбородку, проводя щекотливо по виску. Венн открыла глаза и повернула в сторону Телдрина голову, все еще покоящуюся на острых коленках. — Поговори со мной. Я все равно ничего к утру не вспомню. — О чем? — Почему ты влезаешь в голову и не хочешь вылезать? Почему стоит сделать шаг навстречу, как ты отворачиваешься и закрываешься? Неужели кто-то мертвый настолько лучше меня? Неужели я настолько плох, что не могу тебе понравится? — Сильно же тебя накрыло после всего выпитого, — усмехнулась, выдергивая ладонь и отворачиваясь. — Да, Телдрин, «кто-то мертвый лучше», как и любой первый мужчина у девушки. Хотя это не исключает того, что ты мне нравишься. Действительно нравишься, и сильно. — Как мужчина женщине? — Какой глупый вопрос, — вспыхнула, перекатилась, усевшись на колени, но по прежнему прячась за скрещенными руками, обнимающими плечи. — Как спутник, как мер… да, как другой мужчина… — В чем тогда твоя проблема, Гэрлиндвэн, — осторожно отвел от груди сперва одну ее руку, потом другую, сжал крепче запястья, которые она снова хотела вырвать, покачал головой. — Не закрывайся. Так ты мне еще симпатичней. Альтмерка сверкнула зло глазами, прошипела почти: — А ты не видел? — Что? — Притянул к себе, теперь уж крепко стискивая, чтобы не вырвалась, как бы не извивалась. Коснулся губами заостренного уха. — Тебя в посольстве Талмора? Твои манеры чистокровного альтмера и твою же чисто алинорскую внешность? Мне плевать на это, Гэрлиндвэн. Как и на то, что ты, вся твоя семья, весь город, откуда ты родом, давно и прочно стоите за идеалы вашей маленькой шовинистской фракции. Но когда-то данмеры были каймерами, а до того простыми альтмерами. Мы не хуже и не лучше вас, мы такие же. И мне все равно, что ты держишь у себя в голове, если верить твоим словам, здесь, — Телдрин ладонь положил ей на грудь, — мне место есть. Ты змея, Гэрлиндвэн Арана. Ничем не уступающая своим любимым драконам, змея. Но и у змей бывают чувства. Возьми пример с Рунила, к которому ходишь так часто послушать проповеди. Он избавился от своего шовинизма. Избавься и ты. До хруста в ребрах сжал ее, отчаянно сопротивляющуюся и пытающуюся вырваться, царапающую ему грудь, плечи и спину. Наконец, она сдалась, обвила его шею руками и уткнулась носом в сгиб собственного локтя, смирилась, что так просто ее не выпустят. Серо знал ее этот ход, она умела прикидываться покорной, чтобы ввести в заблуждение и снова взвиться, вцепиться зубами в размякшее тело или мозг, почти уничтожить ударом. — Нет, Венн, так не удобно, я сделаю по-своему, а ты не станешь противиться, — ладонью огладил женский зад, скользнул ниже, к колену, и усадил ее к себе на вытянутые ноги, почти жалея о задуманном, когда обтянутые мышцами и тонкой кожей кости опустились на него. — Завтра останешься в поместье, Рунил переживет несколько дней без благодарной слушательницы-землячки, — пальцами погладил-надавил на позвонки, заставляя Венн упереться ладонями в борт купели и выгнуться, губами приласкал шею, ключицы и грудь. Огладил тощие бедра, вновь сжимая пальцы у коленей. — Хороша ты, дивная… давно уже грезишься… Линдвэн не ответила. Но горькая полувымученная усмешка сказала все за нее. В поцелуях вырывались копившееся желание, выплескивающаяся боль ожидания, жажда обладания. Как и в движениях, резких, жестких и рваных, подчас граничащих с жестокостью, болью и стремлением поглотить полностью, сделать частью себя. Неотъемлемой без крови и пыток. Казалось, что в каждом жесте, прикосновении и взгляде было все. Все, кроме нежности. Нежность будет позже, если получится. Но получится ли? Будет ли он помнить на утро обо всем, чему дал волю сейчас? Венн рвалась и металась на нем, царапала с каким-то диким остервенением плечи и спину, дышала рвано и сдавленно стонала в ухо. Да и Телдрин устал думать, сколько синяков оставил на ее груди, бедрах и ягодицах. Путался в ее волосах, ощутимо дергая, при каждом движении. Отдавал себя без остатка, жадно забирал ее — запах, голос, даже выступившие в какой-то момент слезы, слизывал кровь с впопыхах рассеченной ее кольцом-когтем щеки. Наконец, она дернулась в последний раз, обмякла, почти ложась на его грудь и с шумом выдохнула. Телдрин последний раз качнул бедрами и вышел. Погладил мягко острое плечо альтмерки, губами с нахлынувшей внезапно теплотой коснулся ее спутанных, прилипших к щеке волос. И Гэрлиндвэн вздрогнула. Выпрямилась, руками упершись в злосчастный бортик купели, и склонилась снова, почти коснувшись его уха. — Запомни, Телдрин Серо, — голос ее казался совсем низким, но веяло от него спокойствием и мягкой угрозой. — Ни один мужчина, кем бы он ни был, «кем-то мертвым», тобой или кем-либо еще, никогда не сможет диктовать мне, что я могу делать, а что нет. И никто, слышишь, никто не сможет меня заставить отказаться от членства в Талморе. Соскользнула ловко и, встав в полный рост, спешно вылезла из купальни, прошлепала еле слышно по каменному полу, наскоро одеваясь, и скрылась за занавесью, чтобы вернуться и поставить на бортик пузырек с мутно-зеленым зельем. — Выпей. Иначе утром не выползешь из кровати от головной боли. Откинула рукой спутанную копну и ушла. Теперь точно отправившись к себе. Вода, в которой остался Телдрин, показалась тому почти ледяной.***
Затянувшийся дождь навевал ту же скуку, что и вчера. Телдрин долго рассматривал хмурый лес за окном, потом с не меньшей мрачностью длинные узкие полосы царапин. И не мог, хоть режь, вспомнить, откуда они. Линдвэн он нашел в башне, сидящей за книгами о драконьем культе. Та подняла на него глаза, красноречиво приподняла брови и кивнула на стул возле библиотеки. — Я хотел спросить… — Что было вчера? — Оторвалась от текста и внимательно посмотрела на данмера Венн. Змеиные, золотые глаза сверкнули нескрываемой насмешкой. — Ничего особенного. Но лорд Сангвин, должно быть, повеселился на славу. Редко даэдра разгула попадаются, полагаю, данмеры, которые, поспорив с нордками, пойдут сражаться с елками в лес. Ты даже принял ее за медведицу. — Не помню… — Я знаю, что ты не помнишь, — усмехнулась едко. — Мало кто помнит, что творил, когда выпивает больше половины винного погреба. Альтмерка потерла пальцами переносицу и снова углубилась в чтение. — Будь добр, оставь меня на время. Я хотела бы сосредоточиться на деле. А ты можешь помочь Лидии. У нее ужасно болит голова. Тебя это, как видишь, минуло. Додумался же, выпил экспериментальный образец зелья лечения. Хотя, судя по всему, тебе повезло. Улыбнулась тонко, так и не оторвавшись от чтения. Телдрин встал медленно и, почесав задумчиво себя за ухом, вышел. Лидии и впрямь надо было помочь.