(Не)возлюби ближнего своего

Стоило мне открыть глаза, как тело тут же налилось свинцовой тяжестью, а где-то на задворках сознания, качественно исполняя свои обязанности, пульсировал безотчётный страх. Крылья отказывались повиноваться, мёртвым грузом раскинувшись по обе стороны от моего тела. Сил хватило только для того, чтобы слегка повернуть голову набок и окинуть взглядом окружавшую меня действительность. Сквозь мутную картинку начал всё ярче проступать страх, с которым я пытался бороться с того самого момента, как очнулся. Я не мог понять, где именно нахожусь, но одно знал точно–это место явно не на Небесах. "Упал"–промелькнула мысль, но память услужливо подкинула свой вариант. "Сброшен"–набатом билось в голове жуткое осознание. Меня сбросили, разбили крылья...и, главное, за что? За то, что я чтил законы Его и свято следовал заповедям. За то, что полюбил ближнего своего. За то, что полюбил. Разве можно считать любовь грехом? Тем более таким, чтобы за неё разбивали крылья. Неужто ангел не может полюбить человека? "Одумайся"–твердили мне братья. Все вокруг говорили, что люди грешны и не способны любить. Но если это так, то почему я настолько привязался к нему? Почему стал оберегать его от всего на свете, а в ответ получал неизменное "Спасибо" и искренние любовь и благодарность? Возможно, люди и не способны любить. Но только, если это так, то Антонио Сальери–не человек. Хотя может ли он быть кем-то другим? Никто другой не верит в Него так искренне и так сильно, как люди. А Сальери верит и верит всей душой. Его музыка прославляет Создателя. Она окрыляет всех, кто слышит ее, и именно эта музыка сейчас лишила меня крыльев. И, сколько бы раз меня теперь ни сравнивали с Люцифером, я не стану жалеть о подобном сравнении. Мои мысли прервались скрипом двери и осторожно приближающимися шагами. –Ох, вы уже очнулись! Простите, что не был рядом в тот момент, когда вы пришли в себя. Просто...я увидел вас неподалёку от своего дома, с вами явно что-то случилось. Вот я и...и решил, что вам не повредит побыть в тепле, пока вам не станет лучше,–слегка напряжённо, сбиваясь и путая слова, произнёс вошедший мужчина. Если не это есть проявление добра и бескорыстной любви, то что тогда? Этот мужчина, абсолютно не зная меня, впустил в свой дом и помогает мне, в то время как Он сбросил меня с Небес за то, что я повиновался Его словам. Правда ли люди не способны любить?

***

С тех пор, как меня сбросили , прошло несколько лет. Как же сложно было привыкнуть к человеческим мерам времени....раньше я исчислял его тысячелетиями и целыми эпохами. Первые несколько месяцев Антонио не отходил от меня сутками–падение далось невероятно тяжело и бо́льшую часть этого времени я проводил в кошмарном забытьи. За это время он успел из обрывков моих фраз, брошенных сквозь пелену бреда, узнать всё обо мне, о Нём, о Небесах и о причине моего падения. Мне кажется, никто не смог бы принять такую информацию. Он же не только не отшатнулся от меня, но стал лишь ещё больше времени проводить в комнате, которая негласно стала считаться моей. Теперь он зовёт меня Моцарт. Вольфганг Амадей Моцарт. После падения я был ребёнком. Я был самым настоящим ребёнком и абсолютно ничего не знал. Я сам не раз был готов опустить руки, но только он ни разу не дал этого сделать. Ему хватило терпения научить меня всему, что знал он сам. Я всё ещё не слишком силён в манерах, но это никак не влияет на отношение ко мне окружающих. Как только я окреп достаточно для того, чтобы стоять, а моя спина стала вновь выдерживать вес крыльев, Антонио затеял невероятное–он решил восстановить их. Это была безумная затея, но и с этим он справился. Не знаю, какой силой воли и терпением надо обладать, но он собрал мои крылья, не потеряв ни единого кусочка. Даже самый маленький осколок–и тот был поставлен на своё место и каким-то невероятным образом надёжно прикреплен к остальным. Конечно летать я на них уже не могу, но могу управлять ими и контролировать их. Могу сложить за спиной, могу расправить а, если надо, то и использовать их как щит. Теперь мы с Антонио вместе сочиняем музыку. Его творения настолько прекрасны, что захватывают, заставляют полностью погрузиться любого слушателя. С первых нот ты забываешь, как дышать, и не вспоминаешь, пока не затихнут отзвуки последней нажатой клавиши. И при этом он хочет, чтобы писал я. Он стремится, чтобы люди знали и помнили именно мою музыку, ради этого умаляя все свои достижения и сводя свой талант в людских глазах к нулю. С момента моего падения прошло уже достаточно много времени и я много чего выучил. Но до сих пор я твёрдо знаю лишь одно: Если кто и способен искренне любить, то только человек.