Она была моей...

Та девушка с короткими волосами и карими глазами, она же когда-то была моей принцессой. Не веришь? Что же, это неудивительно, у такого дракона как я не может быть настолько прекрасной девушки. Я слишком жестокий человек, и не терплю слез. Не терплю слабых людей. Я не могу стерпеть, когда плачет девушка, но и успокаивать я не умею. Это не по мне, я придерживаюсь позиции — «Поплачет и перестанет». Я был безумно любящим женщин мужчиной, я не помню, не помню, сколько их у меня было. Точно сказать не могу, простите, но знаю одно: их было много. Брюнетки, блондинки, шатенки, русоволосые, рыжие; кареглазые, голубоглазые, зеленоглазые, сероглазые, черт подери, да даже черноглазые! Все они были разных возрастов: от совсем девчушек, наивных, незнавших жизни, до зрелых женщин, постигших свою участь старости. Женщины были прекрасны, ухожены. Мне было плевать, бедные они или богатые, красивые и не очень. Я просто очень любил женщин. Любил их тела. Безумно любил их тела. Той осенью я встретил маленькую девочку. Она гуляла с подругами по торговому центру. Я же шел за подарком для своей нынешней барышни. Она была русой. Русой и кареглазой. Я посмотрел на нее тогда и подумал: «Мне бы быть таким же беззаботным». В тот момент., когда я смотрел на нее, она обернулась и мы встретились глазами. Они были будто черная дыра, чертовски затягивали. Она мило улыбнулась и помахала рукой. Я уже хотел поднять руку и помахать в ответ, но просто отвернулся от нее. Я не видел ее лица, но мне казалось она немного расстроилась. Я уже купил духи для очередной девушки, как выходя из центра увидел ее. Она стояла с подругой у входа. Я смотрел на нее и не мог оторвать глаз. На улице шел дождь. Она стояла в тонкой вельветовой курточке, ее короткие волосы висели, словно сосульки на крыше. Мне стало жаль ее. Я снял с себя куртку и подойдя к ним, набросил ее на плечи кареглазой. Она обернулась и в ее глазах читалось недопонимание., но спустя пару секунд она улыбнулась и сказала еле слышное «спасибо». Я улыбнулся и ответил, чтобы она больше не ходила так осенью, когда очень холодно. Она кивнула и еще поблагодарила. За ее подругой приехала мама. Мы остались одни стоять под дождем. Пакет с подарком для женщины с которой я утоляю свои желания давно промок, да и мне было плевать. Мы стояли и разговаривали. Я думал, что за ней тоже вот-вот приедут родители и пытался узнать о ней как можно больше. И я оказался не прав. Она просто стояла и разговаривала со мной, думая, что я жду такси. Мы вместе немного посмеялись над этим. Она была довольно милой девушкой. Начитана, в разговоре не употребляла ненормативной лексики, и я тоже старался не прерывать разговор матами. Я предложил подвезти ее до дома, на что она смущаясь, согласилась. «Если вам не трудно» — вот ее слова. Такой нежный голосок, такой трепет вызывал он у меня. Но я молчал. Молчал, чтобы не задеть ее и не произвести плохого впечатления. Я подвез ее до дома и спросил, можем ли бы встретится еще раз, на что получил положительный ответ. Мы обменялись номерами. Она вышла из машины, забыв отдать мне мою куртку. Я сам забыл про куртку, видимо, она так сильно ей шла, что я разрешил ее мне не возвращать. Мы договорились встретиться в субботу вечером. И она пришла. Приехала ко мне домой. Я устроил у меня романтичный ужин, он ей очень понравился. Тогда она сказала, что словно в сказке. Мы танцевали медленный танец, пили вино, и просто наслаждались временем. Прошло полгода с того момента. Она до сих пор была в моем сердце, но я не мог насытиться только ею. У меня были женщины на стороне, и она прекрасно это знала. Я рассказывал ей о том, какие те женщины и девушки красивые, какие они опытные. Я говорил о них, а она слушала. Она слушала и даже давала советы. Я чувствовал себя прекрасно, не замечая, как тает на глазах, как тускнеет на глазах эта девочка. Мы не встречались, мы просто спали. Я наслаждался ее телом, а она моим голосом. У меня была гитара, и вечером, когда я звал ее к себе, я пел ей, а она слушала. она просила меня об этом каждый раз и я каждый раз пел ей одну и ту же песню, но она никогда не жаловалась, лишь говорила, что любит, когда я пою. И я пел для нее. Это все, что я мог сделать для нее, а не для себя. У нее была небольшая особенность — родинка прямо под нижней губой. Я любил целовать ее в эту самую родинку, а она все смеялась. Мне так нравилось, когда она смеется, но я ненавидел себя, когда она плакала. Я бил себя кулаки по щекам. Потому, что ненавидел себя. Один раз, когда она вышла из душа и легла рядом, я осматривал ее, как и всегда, но в тот раз с ней что-то было не так. С ее телом было что-то не то. и я заметил, шрам на ее ключице. едва заметный. Я провел рукой по всей его длине. Она опустила глаза. Я спросил откуда он, а она ответила, что кошка. И я поверил. Она долгое время не давала себя видеть, отнекивалась делами по дому. Что идет гулять с подругой. Что мама забрала в гости. В общем, разные отговорки. И я выцепил ее, когда она сказала, что идет гулять с подругой. Она была одна дома, и как оказалось — родители давно по командировкам. Я вошел в ее дом и прошел на ее этаж. Она сидела с маленькой бритвой в руках и сквозь слезы резала свои белоснежные руки. Я подлетел и выхватил бритву. Она зарыдала и закрыла лицо руками. Я прижал ее к себе и начал успокаивать. В тот вечер мы уснули вдвоем. А утром я ушел. Меня ждала другая девушка. она просила меня не бросать ее. А я взял и бросил ее в самый тяжелый момент. она позвонила тогда мне и трубку взяла моя «любовница». Моя малышка попросила передать мне, что… Она влюбилась. в другого. Это был удар ниже пояса. Я собрал вещи и приехал к ней. Она с криками и слезами все мне сказала. Сказала, что влюбилась в другого, да и устала от моих похождений. И я прекрасно понимал ее. Я ушел от нее. Ушел и бился головой об стену. Творил хаос в своей квартире. Рыдал. кричал до хрипоты. Мне было…больно? Да, мне было очень больно. Я потерял ее. Я не ценил ни ее рук, ни ее плеч, ни ее глаз, ни ее волос, ни ее губ… Я не ценил ее. Не ценил ее любовь. И из-за этого потерял ее. Я не мог представить, как кто-то другой касается ее родинки под губой. Как кто-то смотрит в глаза моей малышке, и обнимает за плечи. Как кто-то гладит ее по волосам. Не мог. А теперь… Я не подпускаю к себе женщин. Никаких женщин. Ни русых, ни рыжих, ни шатенок, ни брюнеток, ни блондинок; ни кареглазых, ни голубоглазых, ни зеленоглазых. Никаких. Она отрастила волосы. и ее глаза потемнели. и губы. они стали более бледными. плечи, она стала чудовищно худой. Я случайно коснулся ее руки. Она была ледяной. И я проронил слезу. Я заплакал из-за того. что не могу больше греть ее. Что ее греет кто-то другой. Теперь… Теперь я храню ее свитер и зубную щетку. и воспоминания о ней. Моя голова забита ею. Воспоминания — все, что у меня от нее осталось. Я потерял ее, потерял свою малышку. Она была моей, но я не ценил этого. И теперь…я поистине ничей.