Завтра еще не настало

mild orange - in the living room

Это могло быть так: им по девятнадцать – самое место в каком-нибудь студенческом общежитии, с миской попкорна, сделанным в общей на блок микроволновке, бутылками пива. Тесная складная кровать в комнате – сосед ушел отлить, ну, понятливый пацан – со Стайлза реферат про Континентальный конгресс. У Стайлза среднегодовая «отлично», Стайлз читает Оруэлла, состоит в клубе «Научные дрочеры» и помогает Малии с практической математикой. По выходным – сосиски барбекю в кампусе, истоптанная поколениями студентов лужайка. Малия в его рубашке с распродажи в «Томми Хилфигер», коротких шортах на лямках – плоский живот, ацтекские символы с переводных тату. Дешевые кольца – как второй ряд костяшек. Малия нравится всем так же, как фастфуд и бесстыдные, сияющие страницы старых номеров «Плейбоя». Они на втором курсе, и будущее представляется им подвальной квартиркой в каком-нибудь незнакомом мексиканском городке – с воздухом потеплее да сексом почаще. Это могло быть еще так: им по двадцать четыре. Лидия не хотела заводить ребенка до тридцати, но Стайлз был убедительным. Лет через пять они будут устраивать у себя во дворе детские пикники с гавайским пуншем и сэндвичами с арахисовым маслом, но пока только оформляют доставку на детскую кроватку с IKEA да едят овсянку с клубничным йогуртом – малышу нужен витамин B, Стайлз об этом где-то читал. Здесь Лидия покупает комнатные растения в их новый орегонский дом и готовит ему лапшу в сливочном соусе на ужин. У них стены в кухне цвета замороженного лимонного сока; подросшему малышу нравится рисовать на них вместе с Алишей МакКолл и ее кучерявым братишкой. Стайлз ест курицу по-гавайски у дальнего края бассейна в мотеле где-то во Флориде. Вокруг поблекшие от жары лаймы, вонючие, как дешевый крем после бритья. Сегодня ему двадцать восемь: водка с апельсиновым соком под утро, влажный хлопок трусов девчонки с заправки. Сегодня мелкому Скотта исполняется три. Стайлзу бы быть крестным и дарить мальчишке развивающие конструкторы. Стайлзу бы быть рядом с лучшим другом и по вечерам пить с ним колу в поселке в Кинтана-Роо, где воздух густой, как суп, а песок такой мягкий, что крабы с пляжа ползут к верандам домов прямо в детские ведерки. Стайлз не видел МакКолла с того паршивого года и последней, выпущенной в рощицы пальм в стороне от трассы на Даллас обоймы тридцать восьмого калибра – в руках и пистолет, и бутылка теплого вина. Тогда все пахло хлоркой: начинали чистить бассейны к лету. Его страховку уже отозвали, водительские права висели на волоске. Он уезжал налегке: стянутая резинкой для волос пачка долларов, обязательно – белесый полароид его матери. Он встречал людей: католиков, трясунов-сектантов и протестантов. Сборщиков персиков, рабочих консервных заводов и клерков. Ему пересказывали байки про сногсшибательные уголовные приключения по всему миру: торговлю оружием в Аддис-Абебе, хранение травы в двух-трех дорожных сумках на полосе «Без декларируемых предметов» на мексиканской стороне пропускного пункта таможни США между Сан-Диего и Тихуаной. С ним ели хот-доги, залитые сырным соусом, как со старым приятелем. Его бесплатно подбрасывали до мелких городов и поселков - первой была юная парочка: малолетка в тесных шортах целовалась с парнем так, чтобы Стайлз видел ее язык. «Хотели бы мы жить, как ты, - говорили ему люди. – Свободно и легко. Ездить всюду». А Стайлз рассматривал их розовощеких младенцев на фотокарточках или задних сиденьях и молчал о том, что «четверка» на сгибе его пальца – воспоминание о днях, когда они с Лидией в шутку выбирали имена для детей, сидя под одним пледом на веранде цвета кокосового мороженого, пока Скотт и Малия жарили кукурузу и на их раскрасневшихся лицах плескался свет все еще не снятой с Рождества гирлянды. К двадцати восьми Стайлз забывает Лидию под звон льда в бокалах мартини и плач наследника Уиттмора – по CNN транслируют что-то важное, мальчонка сидит на руках у матери, накручивает на палец волосы – цвета спелой хурмы. В двадцать восемь Стайлз перестает смотреть телевизор – в мотелях, в своем орегонском доме – там обои с блеклыми кустами лавровых деревьев, вместо пепельницы – консервная банка с русалкой. Стайлз чувствует облегчение: так бывает, когда сворачиваешь домой, на знакомую подъездную дорожку. Стайлз почти учится снова жить. Сегодня в запыленном поселке в Кинтана-Роо праздник жизни, на который Стайлза не пригласили. Сегодня Стайлз не вспоминает Лидию. В конце концов, это так: просторная футболка. По плечам расползаются темные пятна от мокрых волос. Маленькая девочка врезается с разбега в ее ногу – рубашка с желтовато-белыми пуговицами и вышивкой на плечах – выпуклые красные пионы. Отец зовет дочь посмотреть лягушек – там Тоби МакКолл собирает их в банку вместе с Лиамом. - Смотри за ней, - наказывает женщина отцу девочки. На футболке мужская безрукавка, в ушах серьги-кольца. Женщина раскладывает сырные палочки в миске, облизывает пальцы. – Тео! - Я смотрю, смотрю, - говорит отец девочки. – Где твой брат, Майя? Мальчик замечает его первым. Он читает комикс, свесившись с гамака вниз головой, грызет печенье с кругляшами шоколадами. - Мам! – зовет он. – Там пришел кто-то. Женщина оборачивается, вытирает пальцы о грязные «ранглеры». - Там никого нет, малыш. Мальчик вытягивает голову над комиксом, смотрит на крохотный участок земли перед домом. - Ну да. Ушел, наверное, - говорит мальчик. – Мам, ну когда уже есть будем? - Ну, если ты мне поможешь, то скоро. Иди возьми еще миску. Женщина отсылает мальчика в дом. Выходит на дорогу – она тянется, пустая, на семьдесят миль – даже ни одной заправки. - Кора, - отец девочки подходит к ней сзади, откидывает мокрые волосы с шеи. – Кора, ты знаешь. Его больше нет.