Сказки Новолетья

«В связи с празднованием Новолетия немагами в ближайшие две недели объявляется режим повышенной осторожности. Настоятельно рекомендуем вам не передвигаться пешим способом по территориям, неподконтрольным Ведомству!» Прочтя официальное извещение, Семён только вздохнул. Он, немаг, ничего в ближайшее время праздновать не собирался. Да и грядущее празднование Новолетия непосредственно в Ведомстве через две недели не вселяло в него особо радостного предвкушения. Сотрудникам-немагам прибавят работы – все нужно будет прибрать и вычистить, но строго после того, как закончат свои дела маги. Мешать им ни в коем случае не следовало. Собственно, Семён и читал это дурацое объявление, потому что нужно было чем-то себя занять. Ему часто приходилось долго и внимательно что-то рассматривать, о чем-то размышлять, к чему-то невольно прислушиваться. Семёну казалось, что наводя порядок в кабинетах и коридорах, он наводит порядок и в своей голове. И в душе. И было там теперь стерильно чисто… В его обязанность входила уборка определенного числа помещений, но не во все он мог попасть легко и просто. Например, архивы и комнаты для заседаний запирались и отпирались исключительно магией и только лицами, имеющими доступ – «во избежание недозволенного проникновения». А поскольку здешний народ частенько работал сверхурочно, Семёну приходилось ждать окончания затянувшихся совещаний – ждать, чтобы кто-то открыл ему оставшиеся помещения, чтобы потом в свою очередь оставшийся дежурным чародей ждал окончания уборки, чтобы опечатать этаж. Но Семён был рад и такой работе. Конечно, и для немага можно было найти дело поинтересней, но – не на таком уровне. К тому же, Семён был рядом с братом. Брат и нашел для него эту должность, брат присматривал за ним, брат чаще всего и оставался дежурным, когда работал Семён. А сегодня день был особенно нервным и долгим. И дело было не в Новолетье немагов, а в нагрянувшей под конец года проверке «сверху». Человек из кабинета верховного чародея совещал их отделение Стражи весь день и под вечер, за четверть часа до конца рабочего дня, взялся и за группу Бахрушина. Когда час с лишним спустя двери открылись, человек из кабинета отправился в архив. Всю группу отпустил, кроме вечно дежурного Михаила, а сам остался что-то выкапывать. Двери короткой анфилады архива оставил открытыми. – Я недолго… – сказал он. Уборка вновь откладывалась. Семён зашел в комнату для совещаний единственно для того, чтобы выпить полчашки чая. Михаил как всегда тактично уткнулся в газету, надеясь, что брат сам все поймет. Не положено немагу распивать чаи в комнате совещания стражей. Особенно в день проверки сверху. Обычно Семёна не волновали и не интересовали ни совещания, ни проверки, ни какие-либо другие ведомственные дела. Он вычистил этот интерес. Не его дело… Но сегодня всё было чуть иначе. Человеком из кабинета Верховного чародея, отправленным в отделение с проверкой, был не кто иной как Александр Чижевский. Конечно, Семён знал имена руководителей магического сообщества, но имя Чижевского вызывало у него особые чувства. Досаду. Обиду. Зависть… Разом. Впервые это он испытал, когда только услышал о том, какую головокружительную карьеру в Ведомстве делает молодой человек из семьи немагов. Такое бывало раз или два в сотню лет. Магия это дар… Это Семён запомнил с детства. Нет, ему лично бабушка этих слов не говорила – только Михаилу, брату-волшебнику, талантливому брату, правильному, здоровому. Но Семён слышал. Дар… Ему, маленькому, представлялось, что дар падает откуда-то с неба, словно звездочка, и попадает в того, кому предназначен, и поселяется, и прорастает в нем. И когда Семён слышал о каких-то юных колдуне или волшебнице, рожденных в семье немагов, он злился и завидовал. Вот, думал он, его звездочка промахнулась, она досталась другому… Но другие не делали головокружительной карьеры в Ведомстве, они жили довольно скромно. Звезд с неба – самостоятельно – не хватали. А Чижевский всегда был на слуху. Он так врос в магическое сообщество… будто был рожден именно для этого. А теперь еще явился лично и не давал закончить уборку. Трижды Семён прошел мимо открытых дверей архива, будто бы невзначай бросая взгляд внутрь. Чижевский сидел над толстенной подшивкой дел. Два раза просто читал, а на третий раз он взмахом волшебной палочки заставил подшивку расстелиться в воздухе над столом. Семён поежился и, наконец, лег на обтянутую старой похрустывающей кожей скамью в коридоре, надеясь немного подремать или просто отдохнуть. Только в этот момент он понял как устал и как гудят его ноги. «Просто прикрою глаза, дам им отдохнуть, – подумал Семён. – Как вы мне все…» Семён не додумал. Семён уснул. Проснулся уже от того, что кто-то подошел и, встав у изголовья его случайной постели, деликатно кашлянул. «Миша… Сейчас будет прочувствованный монолог». Но над Семёном стоял Чижевский. – Если вы ждали только меня… – улыбнулся он. И вверх ногами его улыбка отдавала чертовщиной. – … то я закончил. – Что? – не понял Семён и спросонья чуть не упал со скамейки. – Прошу прощения, если зря разбудил. Но мне показалось, что вы ждали окончания нашей работы, чтобы закончить уборку. – Вроде того… – Семён наконец сел, поправляя очки. – Прошу прощения… – И все же решил уточнить: – Вы издеваетесь? – Конечно. Мне больше нечем заняться, кроме как издеваться над уборщиком, – ответил Чижевский совершенно серьезным тоном. Он развернулся и вновь направился в комнату для совещаний. И вдруг тоже решил уточнить: – Это ведь вы – брат Михаила Голицына, заместителя Алексея Бахрушина?.. – Я… – странным образом неуверенно ответил Семён. Чижевский ничего больше не сказал и не спросил. Кивнул и ушел. – Придурок, – буркнул Семён себе под нос и принялся за работу. *** Для украшения Ведомства к празднованию Новолетья не пожалели волшебства. Многие коридоры стали напоминать заколдованный лес. Помимо еловых лап, стены и потолки были забраны ветвями березы, вишни и тополя. Они были сохранены еще с лета и выглядели совершенно как живые. В тени листвы жили сами собой золотые теплые огоньки. То там, то тут на ветвях висели на лентах маленькие зеркальца или золоченые морские ракушки, в которых можно было увидеть и услышать предсказание своего будущего на грядущий год. Разумеется, то были шуточные оракулы и предсказывали они только хорошее. Зала для собраний превратилась в праздничную, там был накрыт большой стол, ждущий гостей. На нем вот-вот должны были возникнуть горбатые носатые осетры, жареные поросята, начиненные самым затейливым образом… На невысокой сцене пока слабо мерцал силуэт призрака мадам Ружецкой – эта эксцентричная дама и довольно талантливая артистка покончила с собой году в 1913-м из-за любви к юному офицеру-немагу. Пожилой дядя мадам, сотрудник Ведомства, настрого запретил ей не только помолвку и свадьбу, но и любые контакты с предметом страсти. Тогда мадам явилась в Ведомство и на глазах у грозного дяди и у всех его коллег выпила синильную кислоту… Но и умершая мадам никак не могла заставить себя перестать выступать на публике. Ее терпеливо слушали каждый праздник. Пела она и в самом деле неплохо (пусть и репертуар был несколько старомоден), а альтернативой могло быть только изгнание ее и упокоение. Но ни у кого бы рука не поднялась. Все это Семён успел заметить, пока они с Михаилом шли от портала входа. На участие в праздновании в большом зале Семён мог не рассчитывать. Официально первая половина праздничного дня была вполне рабочей и посвящалась завершению дел. По правде никто, конечно, делами не занимался. Кроме, может быть, чокнутых вроде Бахрушина и Михаила. Они сидели в кабинете, досматривая последние отчеты, силясь убедиться, что ничего не упустили и в новый год войдут с чистой совестью. Остальная группа занималась приготовлениями к празднику. Предпочтения отдавались, разумеется, традиционным нарядам. Мужчины облачались в сюртуки и фраки, дамы – в бальные платья. Платье в стиле эпохи ампир и выбрала себе рыжая Верочка, самый юный член команды Бахрушина. Редкостная стерва. Бабочек и стрекоз, шевелящих крылышками, будто живые, она прилаживала на свою прическу прямо в коридоре у зеркальца-оракула. Она могла бы это сделать и в кабинете, который делила с коллегами, и в дамской комнате, но в коридоре ее видело больше народу. А зеркало тихонько приговаривало: – Ты на свете всех милее… У Семёна мелькнуло в голове, что зря она так. Те, кто любит слушать комплименты от заколдованных зеркал, обычно плохо заканчивают. Но они с Михаилом просто прошли мимо. С Михаилом Верочка поздоровалась одним кивком – рот был занят шпилькой, – а Семёна просто не заметила. Это тоже был ее дар – уметь не видеть Семёна не демонстративно, а по-настоящему. Словно здесь и в самом деле нет ни-ко-го. Когда она еще была стажером, а Семён только-только поступил на должность уборщика, она по незнанию заметила Михаилу: – Здесь же помещения с особым допуском. Какого лешего сюда взяли этого убогого?.. Михаил неловко признался: – Это мой брат… – А, – отметила Верочка. Как ни в чем не бывало. – Сочувствую. Семён в этот момент мыл пол в том же кабинете. В день празднования Новолетья работы для Семёна уже не было. Она, разумеется, предстояла на следующий день и в немалом количестве. В общем, в отделе Бахрушина ему делать было нечего. Михаил только убедился, что ему особых дел и поручений не предстоит и, вздохнув и вымучив из себя улыбку, обратился к брату: – Ну что, ты уже к своим пойдешь?.. «К своим» означало – к другим немагам, работающим в Ведомстве. Им полагалось праздновать отдельно от магов, при чем – в разных местах, чтобы не собирались в толпу. Например, в буфете – в центральном корпусе, а в корпусе Службы стражей – в небольшой столовой. К слову, в самой Службе Стражей сотрудников-немагов было целых девять человек – в основном уборщики и личные секретари, служащие при родственниках-магах. И почти все – значительно старше Семёна. Сам праздничный стол, говорили, в общем-то должен быть неплох. – Да, пойду к своим, – ответил Семён. Михаил кивнул. Секунду тщательно подбирал слова. Кошмарная догадка кольнула Семёна: «Надеюсь, он не спросит, не надо ли меня отвести? Убил бы…» А потом поймал себя на мысли, что ему почти хочется, чтобы Михаил сказал что-то подобное – чтобы был повод разозлиться. Но Михаил сказал: – Ну давай. Я за тобой зайду ближе к утру. *** Со «своими» Семён просидел ожидаемо недолго. Съев кусочек поросенка и бутерброд с рыбой, а также выслушав байки других отделов в изложении других «убогих», Семён ушел. Сказал, что пойдет на минуту пройдется, но возвращаться не собирался. Он пошел в сторону большой залы. Еще в первую неделю его работы Михаил показал ему низкую крытую галерею, которая опоясывала большой зал и в которой были полупотайные оконца… Первое время Михаил был счастлив как дурак от того, что брат работает теперь рядом с ним и хотел поделиться решительно всем, что знал и что не было засекречено. И вот теперь Семён решил впервые воспользоваться своими знаниями. Если бы он наткнулся на кого-то, кому в разгар праздника было бы до него дело, он бы просто сказал, что забрел не туда. Что возьмешь с «убогого»? Семён сам злился на себя за это детское желание, но ему отчаянно любопытно было хоть глазком глянуть на то, что происходит на большом празднике… На настоящем празднике. Никому до Семёна дела не было. Он встал у окошка в темной пыльной галерее, пахнущей театром, и глядел в узкое мутное окошко. Вначале был пир. Какая-то часть яств не вмещалась на столе и парила в воздухе, опускаясь по велению чьей-то волшебной палочки. Пело привидение – и неплохо пело. Заливались песней музыкальные инструменты, развешанные на стенах, поблескивающие латунью среди еловых лап и огоньков… Семён нашел глазами группу Бахрушина. Михаил был, похоже, совершенно доволен жизнью, наслаждался едой, общением с коллегами (даже с рыжей Верочкой), смеялся над шутками начальника. Ближе к полуночи двое стражей с трудом смогли убедить мадам Ружецкую замолчать и Верховный чародей обратился ко всем присутствующим с речью. Речь его в общем-то была малосодержательной и во время нее Семён просто немного сменил дислокацию – перешел на другую сторону зала. Оттуда ему хорошо был виден пустующий в эти секунды персональный столик Верховного чародея, а рядом – стол побольше, за которым расположились члены его кабинета. Среди них с невозмутимым лицом сидел и Чижевский, как всегда, в одежду оттенков вишневого и бордового, но на этот раз – в праздничном фасоне. Семёну вдруг подумалось, что тот только изображает вежливое внимание, а на самом деле ему просто смешно слушать эту речь… Еще несколько секунд – и год закончился. Чуть притих свет ламп и огоньков в ветвях. Воплотившиеся в воздухе, словно бы сами призрачные, часы пробили полночь. Звук колокола был совершенно явственным и, Семён знал, пробирает не только доски галереи, но и все здание. Новая веха жизни… Только чем она отличается от прошлых вех – никто не знал. Но почему бы просто не повеселиться, не поесть повкуснее и не потанцевать, раз есть повод? Вскоре в зале внизу и вправду начались танцы. Столы и стулья взмыли под потолок (кроме стола и стула верховного чародея), освободив место. Свет остался приглушенным. Уже с трудом можно было различить конкретных людей внизу, но бабочек и стрекоз в волосах рыжей Верочки Семён заметил. Кажется, ее пригласил на вальс Бахрушин. Укрепляет команду, молодец. Семён уже подумал, что пора бы и вправду возвращаться в столовую к другим немагам, как вдруг из полумрака галереи раздалось: – Что, пришли постоять под королевскими окнами, чтобы хоть издали полюбоваться на праздник? Это был голос Чижевского. Семён выпрямился во весь рост, едва не ткнувшись макушкой в потолок галереи – такая она была низкая. Чижевский стоял в тени и тусклый свет от другого окошка очерчивал его силуэт. – Королевскими? – переспросил Семён. – Я прослушал и Верховный чародей принял титул короля? Чижевский рассмеялся. – Что вы! Не говорите такое в полночь Новолетья. Это всего лишь цитата из «Золушки». – Гриммов или Перро? – Шварца. – Не читал. Это какой-то немецкий сказочник? – Очень плохо. Два! Советский, мосье Голицын, советский. – Советский сказочник переписал «Золушку»? Страшно представить. – Зря боитесь. Это был хороший сказочник и писал он хорошие сказки, добрые. Кроме, наверное, одной. Про дракона. – Она вышла скверная? – Она была недобрая. И хотя он плохо разбирался в зле, сказка вышла неплохая. Только вот ему самому не повезло. Быть может, именно из-за этой сказки. Пойдемте-ка, я хотел кое о чем с вами поговорить… – Со мной? Я где-то оставил пыль или не дотер пятно на паркете? Чижевский снова рассмеялся, и Семёну отчетливо представилась его улыбка с чертовщинкой. – Смешно, мне нравится. О вашей работе, на самом деле, тоже пойдет речь. Но и не только. Идемте, мне, в конце концов, надоело быть здесь… Они вышли из галереи и пошли по коридорам Ведомства, похожим на мрачный зачарованный лес. Все дальше и дальше в чащу… Окончился их путь в кабинете Чижевского. – Проходите. Давайте выпьем в более узкой и теплой компании? Семён пожал плечами. Он не вполне понимал, что происходит, но всё лучше, чем столовая «убогих». Они сели на стулья для посетителей, по другую сторону от пустующего кожаного кресла и Чижевский разлил по серебряным стопкам коньяк. – За Новолетье! Они выпили, и Семён искренне порадовался, что подкрепился в столовой. Потому как из закуски у Чижевского были только шоколадные конфеты. Довольно неплохие… – Скажите, Семён, зачем вам магия? – У меня нет магии, – растерянно ответил Семён. Вопрос застал его врасплох своей внезапность и нелепостью. И бестактностью. – Но вы же хотите ею обладать? Иначе зачем пришли смотреть на обычный по сути банкет с танцами? Я же вижу, как вы смотрите – у вас взгляд голодного волка, вокруг которого бродит стадо овец. Чижевский налил еще коньяка, приподнял рюмку от стола. Но пить не стал. А вот Семён выпил. – А почему бы мне не хотеть обладать магией? Во-первых, я был бы полноценным… – Вы считаете себя неполноценным? – Все считают. – Плевать на всех. Что думаете вы сами? – Я сам?.. Жизнь стала бы проще. Интереснее. Я бы смог… столько. – Что например? Семён будто налетел лбом на стенку. Так было больно и обидно. – Да всё, что угодно! То, что другим дается по щелчку пальца. – Значит, вас убеждает в собственной неполноценности необходимость совершать несколько лишних действий? А знаете, я вот интересовался работами немагов о происхождении разума… Вы ведь в курсе, что магия появилась в мире до появления Человека – на это указывают примитивные магические способности у некоторых видов зверей?.. Но только разум превратил ее в мощнейший инструмент. Так вот немаги считают, что именно потребность постоянно решать сложные задачи и выполнять кропотливые действия в течение жизни и отточила наш разум – сделала из твари человека. Если бы нам все давалось слишком легко, мы бы остались тварями… Простота жизни ведет к стагнации и деградации. Повторяю – магия это инструмент. Не более. С ее помощью можно защищать других, можно создавать прекрасные вещи, можно совершать интереснейшие открытия… Так я повторю свой вопрос. Семён, зачем вам магия? Семён сжал стопку в руке. Со злостью представил себе рыжую Верочку и множество, множество довольных, спокойных рож, проплывающих мимо него по коридорам. Не замечающих его. И прежде чем он успел спохватиться, слова сами сорвались с его уст: – А им зачем? – Вот! – воскликнул Чижевский. – И я все чаще задаю себе этот же вопрос! Он подлил коньяка Семёну, выпил сам. И продолжил: – Вы ведь в курсе, что я из семьи немагов? Когда я только узнал, что мои способности мне не мерещатся, что я не схожу с ума, что где-то есть целый иной мир – как же я был счастлив! И что я увидел, уйдя из мира людей? Что я нашел? Болото! Натуральное болото. Ох… Вы читали Салтыкова-Щедрина, Семён? Он творил в девятнадцатом веке? Наверняка читали… Сказка «Богатырь» такая гадкая, но очень точная. Увы! Там речь идет о невероятной силе богатыре, который лег спать и спал долгие годы, а никто его не тревожил. И в итоге что? Он во сне умер и сгнил. И всё. Не стало огромной, полезной для общества силы. То же происходит и с магическим сообществом. Сколько можно сидеть в тени? Нас по инерции тянет ко дну масса злобных, закостенелых в своей тупости элементов – они как жир, как раковая опухоль… – А вы чего хотите? Вы хотите к людям? К немагам?.. – Понимаю, что сейчас это невозможно. Но вы подумайте о перспективах… – Они не поймут и не примут нас, – сказал Семён, и ему вдруг подумалось, что его голосом Чижевскому ответили бабушка или Михаил. – Кто «они»? Кого «нас»? Вы только подумайте, чего человечество могло бы достичь совместными усилиями, объединив науку и магию. Это уже не Шварц и не Перро, и не Салтыков-Щедрин. Это уже целый Фрэнк Герберт, мосье Голицын… – Вас понесло, господин Чижевский. Не пейте больше, хватит. И мечтайте о таком потише. Ладно я, но есть некоторые личности… Чижевский расплылся в улыбке. – Благодарю за заботу. Но я смею предположить, что кроме меня имеются в Ведомстве и другие мечтатели. Что есть даже несколько магов, которые также полагают, что нынешнее положение дел губительно. В конце концов, когда же еще мечтать, как не в праздник Новолетья, мосье Голицын? А еще нам, мечтателям, очень бы пригодилась помощь одного скромного уборщика, который так удачно работает в Отделении Ведомственной Стражи… Семён сидел в легком ступоре, силясь понять, не слишком ли много выпил он сам и правильно ли понял услышанное. – Вы растерялись? Прошу прощения, что вывалил на вас столько информации разом. – По тону Чижевского нельзя было сказать, что он действительно сожалеет. – Понимаю, вам надо собраться с мыслями и подумать. Но у вас будет много времени, чтобы подумать – ваша должность не предполагает тяжелой умственной нагрузки. Ах, и я чуть не забыл главное! – Чижевский подскочил со стула и выудил из ящика рабочего стола подарочную коробку. И протянул ее вконец растерявшемуся Семёну. – С праздником. Семён облизнул след шоколада с большого пальца и вытер о рубаху. На вес коробка была довольно легкой. Внутри оказалось два предмета. Один был Семёну не вполне знаком – какой-то маленький металлический брусок с окошечком из темного стекла. Второй предмет Семён видел и в магическом мире, как деталь особых поисковых устройств, и у немагов, когда еще совсем маленьким ходил в первые классы немагической школы. Это были наушники, большие, серебристого цвета. – Это плеер, – терпеливо пояснил Чижевский. – Музыки я набросал туда на свой вкус, уж извините. И пару аудиокниг. Захотите чего-то особенного – скажите. Немагическое радио в стенах Ведомства, к сожалению, не ловит. – С-спасибо… – пробормотал Семён. – Пожалуйста. – У меня нет ответного подарка. – О, не беспокойтесь! Как-нибудь сочтемся… Кстати, наушники без шумоподавления. Это еще одна их полезная функция, на мой взгляд. Самое интересное можно услышать, когда окружающие думают, что ты их не слышишь. – Спасибо, – вновь кивнул Семён. – На здоровье! Надеюсь, понравится. От чистого сердца! А теперь, прошу извинить, мне придется вернуться в зал. Было очень приятно пообщаться с вами… Они вышли в коридор. Прежде чем уйти, Чижевский легонько коснулся зеркала-оракула, висящего на алой ленте напротив окна, и лишь затем скрылся за поворотом. Словно сгинул в чаще. Только коробка в руках Семёна напоминала о том, что произошедший разговор ему не привиделся. Опомнившись, он подошел к зеркалу. Поймав его отражение, зеркало назидательно и ласково произнесло: – Очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь…