С ветрами...

Полудракон, дымясь, стремительно падал вниз, глухой шлепок о землю и казалось сердце в этот миг остановилось... Он с трудом открыл тяжелые глаза и взгляд стал медленно проясняться, а контроль над телом возвращался... Он понял, что падал с небес вовсе не какой-то полудракон, а она, его единственная близкая душа, друг и любовь всей его жизни... Что-то внутри словно оборвалось... Он со страхом взглянул в тёмные, усмехающиеся глаза Драго, он понял... - Ну, посмотри, не вы ли оба клялись остановить меня? - с мрачным торжеством спросил мужчина. - Вы, мелкие клопы, жалкое отродье.- презрительно сплюнув в сторону, Блудвист убрал меч назад в ножны. Смысла добивать Фурию не было. Дракон сам наложит на себя руки, после того, как поймет, что действительно случилось.- Где же твой друг-викинг? Вы, сопляки, никогда не одолеете меня! - Что... Что ты с ней сделал!?- брюнет было подскочил, желая придушить этого мерзавца, но споткнулся, упав. Воздух в легких словно пропал, и он почувствовал, как обессилело всё тело, словно он долго и упорно дрался с равным по силе... Словно... Парень поднял зеленые глаза на Драго. Нет... Нет нет нет! Только не это! - Это не я убил её. Это. Сделал. Ты.- насмешка в глазах говорящего словно выбила землю из под ног.- Верный и преданный дракончик. - слова сказанные им ударили по брюнету, будто пощечина. Нет, пусть это будет ложью! Пожалуйста! Пусть это окажется очередным пустым блефом! - Я...я отомщу тебе. Клянусь.- из последних сил прохрипел брюнет, ненавидяще смотря на размытый силуэт говорящего перед собой, злорадный смех был последним, что он запомнил, после в глазах заплясали тёмные пятна, а сознание покинуло его окончательно. Очнулся он ночью. Холодный лунный свет безразлично накрыл поле боя... Искал её он недолго, не больше получаса. Мертвенно бледное лицо, синие губы и алый снег. Он подполз ближе, сел на колени и взял её на руки, как делал всегда, когда её мучили кошмары и она не могла уснуть. Крепче прижав к себе шатенку, он тихо убаюкивал, напевая старую, как этот мир, песню... Серым пеплом, развеянным ветром, Я понесусь, становясь твоим небом. Море бушует, поет ураган. Ты рядом. Я счастлив. На зло всем врагам. Согрею теплом, раны сердца твои, Я залечу силой нашей любви. Верные сердцем, храбрые духом. Пали в войне. Нет больше друзей. Мы остались одни. Во имя добра. Во имя всех тех, что мы любим, Порочный круг смерти с тобою разрубим. Мы не боимся отдать свои жизни Мы отстоим, защитим. Нас не станет. Но ветром свободным, тихо, украдкой, Я встречу тебя, среди ночи прохладной. Ты будешь морем, я - твоим ветром. Нежным туманом, пронизанным светом. Пусть потухнет вся жизнь, Пусть остынут светила, Я с тобой рядом... Ты не забыла... Слова, тихие и почти неразборчивые, сливались сейчас лишь в одно надрывное завывание, уносимое ветром в даль, и пропитанное в каждом своем звуке чем-то надрывным и несчастным, словно болезненная судорога рыданий захватила и песню и ветер, проливая слезы вместе с ним, тем, кто когда-то пошел против всех вместе с ней, со своим врагом и самым ценным для него существом. Фурии самые сильные драконы, они никогда не знают поражения, они никогда не дадут тебя обидеть, у них нет слабых мест. Они не умеют плакать и не чувствуют боли. Так гласили легенды, но сейчас он понимал - они бессовестно врали. Иначе она бы не погибла. Не умерла. Он знал, что она была больше чем просто полудракон, или друг, именно Хэддок сделала его не просто драконом, не просто Фурией, а чем-то большим, стала его слабым местом. Заставила плакать. Впервые в жизни. И сейчас ему было всё равно, что мужчины не плачут, потому что сердце болезненно сжимается от боли и он лишь продолжает судорожно напевать любимую песню девушки, совершенно не замечая, как слезы катятся по щекам, падая на торчаший ворот её рубашки. Нет, она не могла так просто погибнуть! Не имела права оставлять его! Она же обещала, говорила, что они всегда будут вместе... А он... Слабак! Не смог защитить, отстоять своё! Брюнет отстегнул пряжки плаща и укрыл их, восседая в центре ярко-алого, кажущегося почти черным ночью, пятна крови на снегу. Он не чувствовал холода, не замечал, что охрип, и теперь лишь сиплые, глухие звуки вырывались вместо слов. Судорожно прижимая к себе свое сокровище, свой смысл жизни, которого в одночасье не стало. Он любил, любил её больше жизни, но вот только так и не сказал. Она умерла, умерла, даже не зная, что каждый день его сердце болезненно ухало вниз, когда она вновь говорила : "Лучший друг...". Его звали Нэтвир, его боялись, ненавидели, ему завидовали, его мощи, силе, неуязвимости. А она звала его Беззубик. Так просто, немного нелепо, и нежно... Она не боялась его, ничуть, скорее напротив, тянулась. Ингрин. Такая же странная и необычная, как и ее имя. Мягкое, нежное, тягучее, и чуть терпкое, совершенно не подходящее для той, что родилась и выросла в племени Викингов. Брюнет снова взглянул на ее лицо, бледное и безмятежное. Мягкие и обычно незаметные скулы теперь резко выделялись на левой щеке, глубоко оцарапанной и холодной. Парень осторожно провел ладонью вдоль пореза, судорожно втягивая воздух. Воспоминания накатили слишком резко, остро, ледяными иглами пронзая всё его существо и заставляя задыхаться от этой оглушающей боли. Он видел всё своими глазами, слышал, как она кричала, просила бороться с гипнозом, чувствовал, как тело, повинуясь чужому приказу нападает на неё вновь и вновь, а она чудом успевает уворачиваться от смертельно опасных ударов. Понимал, что это не может длиться вечно, рано или поздно, она не успеет. Отчаяние и мольба на её лице, снова крик и вот у неё в руках кинжал, она держит его перед собой на вытянутых руках, тихо и вкрадчиво снова просит опомниться, её мелко трясет то ли от бессилия, то ли от страха. Её голос дрожит, по щекам катятся слезы, а она вдруг почему-то замолкает на пару секунд, а после в последний миг уворчивается от острых когтей, отведя кинжал в сторону и тем самым позволив задеть лицо. Не смертельно, но больно. Просто не может поднять на него поднять руку, не сможет убить, хотя от этого сейчас и зависит её жизнь. Тихо, почти не слышно шепчет " Прости... Это всё моя вина...", а после, прямо в солнечное сплетение прилетает раскаленный, почти белый сгусток плазмы, выбивая из легких воздух и заставляя захлебнуться в немом предсмертном крике. Кто-то пролетает мимо, и его сдувает с края утеса, он падает быстро, не чувствует боли от жесткого приземления, лишь краем замечает, что там, на верху, она медленно оседает на землю, по подбородку течёт тонкая струйка крови, и закашлявшись, она заваливается на бок, не обращая внимания на тлеющую от огня одежду. Пробует снова шевельнуться, и срывается с края вниз. Крылья безвольными тряпками колышатся на ветру, она стремительно летит вниз, дымясь, подбитая ещё там, наверху. С глухим ударом падает на землю... А в голове у него в тот момент мелькает одна единственная мысль : " Это конец..." Конец всего того, что они вместе так долго строили, конец их отношений, которые были лишь дружбой, конец их жизни, потому что он не сможет без неё. Никогда. Никогда ему ещё не было так больно и горько, так пусто и тоскливо, словно душу вывернули наизнанку, оторвали от неё самые тёплые, лучшие части, а после небрежно вернули на место, не потрудивщись даже зашить рваную, кровоточащую рану на сердце. Он вновь провёл ладонью вдоль глубоких царапин, на которых темно-бордовой коркой замерзла кровь. Это было выше, сильнее чем он сам. Всепоглащающая, глухая ненависть ко всему, что медленно разливалась внутри. Нэтвир ненавидел себя за то, что не смог бороться, за то что его руками у него же отняли самое дорогое, что только было в его жизни. Он был зол на Хэддок, на свою маленькую звёздочку, за то что она не нападала, за то, что позволила убить себя, но помимо злости в нём плескалось какое-то запоздалое, грустно-горькое умиление, гордость, ведь она вышла на поле боя, где ей делать было нечего, она всегда смотрелась так хорошо в этом костюме, и наверно была бы рада знать, что теперь, умерев как настоящий воин, верный и преданный своему народу, будет похоронена в этом костюме... Но больше всего на свете он ненавидел Драго. Слишком много тот у него отнял. И сейчас он уже сто раз пожалел, что не оказался на месте своей Ингринвирии, которую все за глаза звали почему-то Иккинг. Она была прекрасной, ему до безумия нравились её каштановые локоны и задумчивый, хмурый взгляд, яркие искорки возле зрачка на радужке и веснушки, которые к девятнадцати годам окончательно исчезли. Но главное слово - была... Душераздирающий крик разнесся над полем, оглашая всё на многие мили вокруг, преисполненный боли и отчаяния, тоски и горечи. Все чувства выливались одним звуком, наполняли пространство и, казалось, оседали на земле, растворяясь под лунным сияньем. Он рыдал, захлебываясь от слёз и душивших его чувств, от безнадеги, от того, что уже не в силах был что-то изменить. Крепче обнял её, настойчиво отгоняя мысль о том, что теперь это всего лишь тело. Холодное мертвое тело когда-то живой и такой горячо любимой девушки. Казалось, будто в ней ещё теплился огонь, тот самый, благодаря которому живут фурии и который так же важен для их организма, как и кровь. Он наклонился чуть ниже, так что их лбы теперь соприкасались. Она словно спала, только вот кровь и многочисленные раны говорили об обратном. Нэтвир бросил взгляд на её губы и воспоминание о том, что свой первый поцелуй она подарила Астору прямо на его глазах, болезненно резанул по израненному сердцу. Медленно закрыв глаза, он осторожно, с затаённой в глубинах горечью, коснулся её губ. Это было просто касание, не более, долгое, холодное, но, как оказалось, такое нужное. Ему почудилось, будто на миг губы их вспыхнули блеклым голубым сияньем и тут же потухли. Но он не мог этому верить, по прежнему держа глаза закрытыми. По телу прокатилась волна мурашек и он отстранился. В наплечном кармане костюма что-то зашуршало. Письмо. Он знал, что она носила в нем только письма и послания. Рука непроизвольно извлекла небольшой смятый лист, с разводами, написанный явно второпях. Буквы разбегались перед глазами, образуя её имя. Минуту спустя, он наконец смог сфокусировать взгляд. "Дорогой Беззубик, если ты нашел это письмо, значит меня уже нет. Я знаю, что наверно поступила глупо и всегда так делала, но я рада, рада знать, что лучшие свои годы я провела рядом с тобой. Мы знаем друг друга уже несколько лет и этим я могу оправдать свой поступок, ты слишком дорог для меня, я не хочу тебя потерять. Прости, если сможешь. Прости, что не сказала о том, что у Дарго есть дракон, способный подчинять волю. Если бы ты узнал об этом, то оставил меня в убежище, а сам пошёл сражаться и он бы убил тебя. Я в этом уверена. И я бы не смогла простить себе это. Прошу похорони меня как викинга, отправив в последний путь огнем Ночной Фурии. Я была бы очень признательна тебе за это. Тогда будет как в песне : Серым пеплом, развеянным ветром, Я понесусь, становясь твоим небом..."- на этих строках он снова разрыдался, прижимая лист бумаги к сердцу и смотря мутным от слёз взглядом вверх, на небо, тёмно-синее, почти черное, с редкими проблесками звезд среди облаков. Лишь месяц был отчетливо виден, холодный и беспристрастный ко всему. Нетвир сжался, плотнее притянув к себе шатенку. Казалось, только сейчас он понял, что означало потерять её: больше никогда не увидеть ни её саму, ни её улыбки, не услышать больше того смеха, и того недовольного "Ну не будь букой!", не получить по затылку за любопытство и не сказать "Не отставай, мелкая!". Одиночество оказалось можно было потрогать, оно стало осязаемым в эти минуты, вот же, это холодное и уже совершенно равнодушное ко всему тело ещё утром живой и веселой Хэддок... Рвано втянул носом её запах, легкий и едва уловимый, почти напрочь перебиваемый сейчас резким и ярким запахом крови. Хотелось услышать её голос, прямо сейчас, в эту секунду, почувствовать, как её рука легко закрылась в его черные непослушные волосы, растрепав ещё сильнее, хотя он это терпеть не мог... Хотелось получить дурашливый щелбан по лбу, который она ставила при любом удачном случае и на который он обычно обиженно ворчал... Хотелось, чтобы она снова тыкнула ему в нос пальцем, со словами "Что дракон, что человек, а нос тот же.", хотя он был с ней полность несогласен и считал, что нос в разных формах у него совершенно разный... Хотелось хотя бы услышать "Лучший друг", хотя обычно после этих слов всегда появлялось желание пойти и утопиться в ближайшей луже... Хотелось снова взмыть с ней в небо, рассекая облака и пролетать сквозь радугу, которая оказалась совсем не волшебной... Хотелось. О, как же много он сейчас хотел, хотел того, что еще вчера было повседневностью, обыкновенными тихими и серыми буднями, а теперь - недосягаемо прекрасной мечтой... Дрожащей рукой расставил примятый уголок листа и продолжил читать, на этот раз забывая как дышать.- " Я знаю, что без меня ты не можешь летать, поэтому ты найдешь автоматический хвостовой протез в моей сумке. Ещё один - в комнате, где мы вчера читали, остальные четыре на Олухе. В моей комнате. Можешь злиться сколько угодно, боюсь, я уже не почувствую и не узнаю об этом. Возможно, мне стоило сказать тебе это раньше, но я не нашла в себе сил. О чём очень сожалею. Прости, но я люблю тебя, Нэтвир. Можешь ненавидеть меня за это, отрицать мои чувства, но это действительно так. С первой нашей встречи ты поразил меня, в тот день, когда я так и не смогла убить тебя. Это было слишком неожиданно. Твои глаза были полны того, что я никогда не видела в чужих. Ты был несломим и смерть не пугала тебя, а воспринималась как данное. Ты никогда не отталкивал меня, был рядом, оказался поддержкой в трудную минуту. Прошло меньше месяца и я окончательно увязла в этих чувствах. Я пыталась показать тебе их, но ты словно и не замечал этого. Я пыталась вызвать твою ревность, но ты лишь с холодным безразличием смотрел на это и на меня тоже. Я знаю, ты считал меня лишь другом, прости, но я отдала своё сердце тебе уже давно. И ты в праве разбить его. Раз уж я начала об этом, то должна извиниться перед тобой за то, что два раза поцеловала тебя, пока ты спал. После нашего возвращения на Олух с острова Драконов и в наш первый Сноглглот. Возможно неправильно целовать спящих, но знай, в этом есть и твоя вина - ты ни разу не сопротивлялся! Я мечтала о том, как мы вместе споём на Весеннем празднике, поженимся, станем семьёй. После нашей встречи ты каким-то необъяснимым образом вплелся в мои мысли и с тех пор, всё, о чем бы я не мечтала, так или иначе было связано с тобой. У нас бы родилось трое детей, два мальчика и девочка. Ты стал бы вождём, а я твоей прочной опорой. Мы могли бы быть самыми счастливыми на свете... Зная тебя так мало, мне кажется что всю свою жизнь я прожила только лишь ради этих нескольких лет, что ты рядом. Иногда думается, будто именно ради этих мгновений люди и рождаются - чтобы полюбить и быть вместе. Я полюбила, и мы были вместе, пусть не совсем так, как мне бы хотелось, зато ты был рядом, а это самое главное. Прости, что ушла ничего не сказав. Прошу, не вини себя ни в чём, помни, что я знала чем рискую и считаю этот риск абсолютно оправданным. Потому что в жизни каждого есть те, за кого не жалко умереть. Ты именно такой человек для меня. Я хотела, чтобы ты жил, не осуждай меня. Не зря ведь говорят, что влюбленные теряют голову от чувств. Я потеряла свою уже давно. Чего только стоят твои глаза. Уже ради одного твоего взгляда не жалко умереть. Будь счастлив, люби всем сердцем, защищай то, что дорого. Живи так, как хочешь ты." Он не мог понять, почему, за что она так с ним поступила. Ведь жить без неё ему совершенно не хотелось... Нетвир захлебывался отчаянием, охватившим все его существо. Они были так глупы, потеряли столько времени, а ведь она тоже... Любила... Она любила его всё это время, а он и не заметил, так же как и она... Сильнее всего хотелось уйти сейчас вслед за ней, но он не мог, не имел права, ведь тогда её жертва будет напрасной. Сердце словно пылало, обугливаясь в пламени боли и загнанным зверем ударяясь о ребра. В голове никак не укладывалось, что все это правда - она мертва... А он - причина её смерти... Ледяное, промозглое утро, небо затянуто тучами и лишь он стоит у берега и смотрит, как медленно качаясь на волнах отплывает корабль. Все слезы уже давно выплаканы за эти две недели, осталась лишь боль, не утихающая ни на минуту. Он поднял руку и на ладони начала формироваться огненная сфера, в каждую искорку которой он вкладывал свои чувства : боль от потери, любовь, нежность, тоску, горе, ненависть, страдание, отчаяние, безнадегу и сожаление. Казалось, можно было перечислять бесконечно. На руке полыхал черный шар. Он никогда не понимал в детстве, почему на похоронах горел не красный или синий огонь, а черные языки пламени. Но теперь он видел своё воплощение горя в этом огне, свою злобу и ненависть, свою любовь... Шар легко сорвался с ладони, в несколько секунд достигнув корабля. И в этот момент внутри всё будто опустело, оставив лишь холод. Он смотрел на горящий черным корабль, дыма не было, огонь пожирал действительно всё, стелясь тонким ободком даже вокруг корабля по воде. Судно уже давно исчезло с горизонта, на небе загорались звезды, а он всё стоял на берегу и смотрел вдаль. Прилив затопил часть берега и ноги стояли по щиколотку в воде, а он не замечал этого, только смотрел вперед, туда, где его ничего не ждет, туда, где исчез корабль и смысл его жизни... **** Деревянный гроб с резной крышкой невероятной красоты, с опалеными боками тихо ударялся о берег. Морская вода была не страшна, лишь дно снаружи поросло водорослями. Расписанные выжиганием и резьбой стенки ящика говорили сами за себя: в них похоронен великий и несравненно дорогой для кого-то человек, а цветы, вырезанные даже на днище, превращали обычный гроб в произведение искусства. Тонкие и изящные линии, мягкие и плавные завитки, словно вся любовь, какая только была у мастера, была вложена в это, для того, чтобы сделать лучшее для ушедшего, для того кто был бесконечно дорог. - Вождь, смотрите что я нашел! - в пещеру затащили гроб. Просторные своды родного острова над головой, где они теперь прячутся словно мыши в норах... - Зачем ты притащил это сюда? Мало тебе трупов соплеменников? - прорычал Стоик. За эти недели произошло слишком много: он нашел жену, которую давно уже считал погибшей, потерял дочь, которая казалось всегда будет рядом, часто дурачась со своим драконом, но последним ударом стало то, что их племя потеряло свой дом, потеряло свой остров. Драго, этот безжалостный и хладнокровный монстр, убивший половину людей и решивший сделать Олух сердцем своей империи. - Но вы только посмотрите, вождь, это принадлежало явно богатому человеку. Мы можем вскрыть его и посмотреть, что внутри.- вождь побагровел. Неужели так мало пролито крови? Неужели они не насмотрелись на трупы? Неужели их не тошнит от всего того, что происходит? Неужели им не хочется хоть на миг отрешиться от всего этого, почему же они сейчас готовы поступить как разбойники? - Как не стыдно тебе тревожить покой умершего! Не боишься меня, так побойся Бога и кары его небесной! - Вождь... Внутри может быть золото... Нашему племени сейчас нужны деньги. Мы не можем пренебречь этим подарком судьбы! - Открывай.- устало прикрыв глаза, согласился он. - Хуже нам всё равно уже не будет. Крышка снялась на удивление легко, стоило лишь снять несколько ажурных замочков. Вокруг резко воцарилась тишина. - Вождь! - Чего тебе ещё? - Вы должны это видеть! - Стоик никак не отреагировал на эти слова, только устало проследил за женой, которая бесшумно вышла из-за спины, торопливыми шагами направившись к столпившимся людям. Движения, немного резкие и нервные, словно она чувствовала что-то, но не могла понять или же объяснить... Перед ней расступились и стоило только подойти ближе чем на метр, как она резко упала на колени, закрыв одной рукой рот и сотрясаясь от почти беззвучных рыданий. Стоик подскочил, за несколько секунд оказавшись рядом, но взглянув на того, кто лежал в гробу, осел на пол. - Дочь, моя маленькая Ингрин...- лицо, такое же безмятежное, словно она спала, только с тоненькими полосками царапин на скуле. Руки, сложенные на груди, держали меч, а всё внутри было усыпано прекрасными, но уже совершенно сухими цветами. Её броня на костюме сияла блеском, вокруг, среди цветов, лежали золотые стрелы с серебряным луком, и кинжал, её любимый кинжал. Внутри, на крышке были начертаны черным слова: "Здесь похоронен великий воин, достойный своего имени и права носить этот меч. Воин, отдавший свою жизнь за товарища и павший в неравном бою. Смерть его не изгладит память о нем из наших сердец. Вечно помним. Вечно скорбим. Вечно будем любить тебя, Ингрин Хэддок. На веки твой Нэтвир." Стоик смотрел на неё, боясь прикоснуться. Он лишь мельком видел её, когда она падала вниз со скалы. Но только почему-то совсем не верилось, что она умерла, ушла из этого мира. Валка не смогла сдержать громкого всхлипа, когда материнское сердце не выдержало, и она всё же погладила дрожащей ладонью лоб, а после, посмотрев со слезами на глазах на мужа, улыбнулась впервые за эти дни, устало, измученно, но так счастливо. - Она жива... Жива... Это просто драконий сон... Просто драконья кома... . ...