Теперь уже можно

      В первую неделю было столько мыслей, что он стал скатываться на учебе. Родители, заметив это, решили не принимать участия в мозговых штурмах подростка, а просто обеспечили его репетиторами. И это действительно сработало, теперь у Никиты почти не было времени на размышления, хоть те и лезли в голову, стоило ему где-нибудь услышать или увидеть упоминание об Алишере.       После того, как они страстно целовались у него в комнате, без каких-либо словесных прелюдий об отношениях и симпатии, Кадников просто на стену лез. Ему было никак не понять, что тогда произошло. В физическом смысле все было более чем ясно, но вот на уровне отношений… Кто они теперь друг другу? Друзья, которые засосались просто так? Так ведь это даже не по пьяни было. Так что никаких оправданий Никита поведению Моргенштерна найти не мог. Да и себя он тогда тоже очень ясно и трезво ощущал, и когда за добавкой полез, и когда отпускать не хотел.       У них после этого было еще два занятия, но уроки прошли в дни, когда родители были дома. Мать Кадникова почти не отходила от них предлагая через каждые десять минут чайку или покушать. Алишера это не раздражало, а скорее умиляло, а вот Никита никак не мог поймать момент, чтобы остаться с ним наедине и поговорить. Говорить нужно было именно в живую, ибо юноша боялся, что по телефону просто не сможет, а через сообщения как-то глупо. Сам Моргенштерн словно бы и не спешил выяснять с ним отношения. А когда у них появилась спокойная минутка, Алишер отрицательно качнул головой, как бы намекая, что не время и не место. Конечно, Никите было и представить страшно реакцию родителей, застукай они их за обсуждением той ночи, ведь те сами запустили парня в дом и разрешили подождать.       По завершению последнего частного урока, Алишер просто пожал ему руку на прощание и ушел. С того дня прошло почти две недели. Он не писал и не звонил ему, они не пересекались на общих тусовках, Никита был погружен в учебу, а Моргенштерн вплотную занимался подготовкой к предстоящему туру. Кадников надеялся, что ему не придется всю оставшуюся жизнь делать вид, будто между ними ничего не произошло. Но ничего не происходило. И каждый день, просыпаясь, он придумывал новую причину, по которой у Алишера сегодня не найдется времени ему позвонить.       К концу второй недели, Никита уже по пояс погряз в депрессии. Идти на учебу и уж тем более после нее переться к репетиторам наотрез не хотелось. Открыв глаза в очередной такой день, он понаблюдал за статичным потолком и потянулся за телефоном. С тяжелым вздохом прочитав сообщение от репетитора, который перенес занятия на час позже обычного, Кадников нашел в себе силы скатиться с постели. Грохнувшись как следует башкой об пол, он страдальчески поморщился, но так и не поднялся.       Суббота начиналась и ничто не могло заставить ее придержать коней. За окном было еще темно, но мальчишка знал — там валит снег. Прикрыв глаза на секунду, он попытался найти в себе зачатки ОРВИ или чего-то похожего, чтобы заботливая мать оставила дома. Не сработало. Он был здоров, а время начинало поджимать. Никита уже слышал, как за дверью ходит отец, который обещал отвезти его, дабы тот не мучился на общественном транспорте. Поэтому пришлось отскребать себя от пола, натягивать улыбку, штаны и существовать еще один день.       Ближе к обеду Кадников более-менее приходил в себя и даже мог поговорить с кем-то из одноклассников или друзей, которым свою кислую мину старался не показывать. Их советы его проблемы не решат, да и плакаться в жилетку никому не хотелось. Эта суббота была бы такой же, как и прошлая, если бы у репетитора не выключили свет, а телефон Никиты разрядился, едва он успел сказать отцу, что доберется домой самостоятельно.       Когда Кадников вышел от репетитора на улице было уже темно, а снег хреначил так, что, вытянув руку, можно было уже и не разглядеть собственных пальцев. Была мысль вызвать такси, но Никита никуда не спешил и частично надеялся превратиться в ледышку. А так как до дома от репетитора около шести километров, то у него были все шансы.       На улице невероятно тихо, слышно лишь хруст снега под ногами. Это продолжалось не так долго, как хотелось бы. Вскоре снег поредел, хоть и не прекратил падать. Свернув в родной двор, он прошел по тротуару, вдоль засыпанных машин и подняв взгляд, замер. Дорогу к двери в подъезд ему преградила высокая фигура. Человек впереди стоял спиной к нему, в длинном черном пуховике и капюшоне, а его ноги были по щиколотку в снегу, так как дорожки еще никто не успел расчистить. Никита, шагнул вперед и хруст снега под его ногами привлек внимание темной фигуры. Мальчишка, вдруг увидев ярко рыжие волосы примерз к земле, удивленно вскинув брови.       — Че как? — приветливо произнес Алишер. С полуулыбкой он быстро приблизился к нему.       — Э… Ну… Я… — конструктивно ответил Кадников, тут же потупив взгляд. Он понятия не имел что сейчас происходит и как себя вести. Моргенштерн шагнул ближе и ткнулся носком своего кроссовка в его ботинок, где-то под слоем снега. Никита вздрогнул и словно очнувшись, резко поднял голову, собираясь высказать все то, что успел себе надумать за две недели молчания.       Не вышло.       Алишер словно был готов к такой эмоциональной атаке, потому стоило мальчишке поднять голову, он моментально поймал его взгляд.       — Я опять ждал тебя три часа, — парень вытащил руки из карманов и чуть потянувшись, взял пальцы Кадникова в свои большие теплые ладони. — Чем ты занимаешься после уроков?       — Я… — Никита внутренне поежился от прикосновений, но вздохнув, собрался и вспомнил все свои претензии. — Ты мог бы и позвонить. У меня репетитор. Моргенштерн перевел взгляд с его глаз на нахмуренные брови и тихо усмехнувшись, на секунду сжал его пальцы.       — Звонил. Выключено.       Кадников ощутил, как начинают гореть уши. Действительно ведь, выключено.       — Не хмурься так, а то я уже начинаю чувствовать себя виноватым, — неожиданно серьезно сказал Алишер.       — За что? — удивился Никита.       — За это, — шепнул парень и отпустив руки, натянул ему шапку на глаза. Возмущения растаяли прямо как снег на ладони, когда Кадников ощутил сухое касание губ. Ему пришлось поднять голову выше, открыть находившуюся в тепле шарфа шею, что не ушло от взгляда Алишера. Никита не двигался, боялся, что сейчас проснется. Касание прервалось вздохом. У него словно океан в животе разбушевался, когда он ощутил холодный нос, что уткнулся в ключицу и нежно потерся о края выпирающей косточки. Моргенштерн глубоко вдохнул и выдохнул через рот, опаляя бледную кожу. Он обнял его за поясницу, дабы тот не завалился назад, за что спасибо, так как ноги Никиту уже не держали. Снежинки падали ему на лицо, а сквозь закрытые веки и ткань шапки на глазах, он видел тусклый желтый свет фонаря, что был почти прямо над ними. Кадников сбился со счета времени и, если бы Моргенштерн сам не отстранился, напоследок оставив на шее короткий поцелуй, он бы так и стоял неподвижно, как статуя. Поцелуй был как удар в под дых, так что Никита не выдержал и тихо застонал. За что тут же получил второй поцелуй и запрокинув голову сильнее, открываясь и сжимая от удовольствия пальчики в кулаки, он вдруг увидел серое ночное небо. Шапка легко съехала с отросших волос и плюхнулась в снег, где-то за его спиной. Третий поцелуй был укусом, так что Никита моментально забыл про шапку, надеясь, что останется след на память, хоть и на короткую, но память.       — Тшшш… — протянул шепотом Алишер, помогая мальчишке устоять на ногах. Он слегка отстранился, подняв свои руки выше.       — Я… можно еще? — заторможено произнес Никита, не понимая, как попросить всего и сразу.       — У тебя шапка упала, надо поднять, а то замерзнешь, — ответил Моргенштерн, с манящей улыбкой глядя на парнишку. Ему явно было глубоко наплевать на шапку, но лишь благодаря ней, он смог отлипнуть от пацаненка. Ведь реальность вокруг никуда не делась, а он между тем зажимает подростка у его собственного подъезда.       — Мне не холодно, — уверенно ответил Никита, глядя на Алишера.       — Холодно, — кивнул парень в ответ, но больше своим мыслям о том, что пора прекращать, нежели словам Кадникова. Убрав от него руки, он обошел его и подняв шапку, отряхнул от снега.       — Мне не холодно, — уперто произнес Никита, но оборачиваться не стал. Моргенштерн вернул мальчишке шапку на голову и тут же крепко обнял со спины, прижав его руки к телу. Согнув их в локтях, Кадников все же ухватился за его рукава в ответ. Алишер на миг прижался к его макушке, а после, тихо произнес:       — Я знаю, но тебе уже пора. И мне тоже.       — Мы не поговорили, — напомнил Никита, хотя от этого разговора уже не было никакого толка, все понятно и без слов. Моргенштерн отпустил его и обойдя, с загадочной полуулыбкой, сказал на прощание:       — У нас будет еще куча времени для этого.       Кадников и представить не мог, о каких масштабных планах шла речь. Тогда он и не подозревал, что Моргенштерн с Кашиным снова помогут сделать его жизнь лучше.       Поднявшись в квартиру и отыграв для семьи безмятежного школьника за ужином, в родную комнату он вбежал уничтожающим ураганом. Шнур от зарядки куда-то запропастился, и он всю комнату с ног на голову перевернул, пока искал его. Никите было жизненно необходимо узнать сколько звонков сделал Алишер, прежде чем решил лично приехать к нему домой и выждать у подъезда.       Пропущенных было три. Первый звонок был днем, буквально спустя несколько минут, как телефон отрубился. Затем еще два, когда Никита уже возвращался домой. Но все это было неважно, ведь Моргенштерн еще и писал ему. «Почему ты не отвечаешь?»       Прочитав это, Кадников даже немного ощутил себя виноватым, ведь все это выглядело так, словно он решил игнорировать Алишера. В то время как он сам думал тоже самое о Моргенштерне. «Где ты?» «Я еду к тебе домой»       Перечитывая их каждый день, Никита прожил еще неделю. Каждый день он надеялся, что Алишер вновь резко заявится и начнет тискать его, но этого не происходило.       На дворе воскресенье. Никита проснулся ближе к обеду. Поднявшись, он в который раз поругал себя за то, что смотрел ролики на «YouTube» до последнего, пытаясь отвлечься от вновь настигших его плохих мыслей. Закрыв четверть более-менее терпимо, он все же ни на что не надеялся. А надеяться было на что, ведь вся его блогерская туса собиралась отмечать Новый год вместе. Его пригласили, но он даже не пытался отпрашиваться у родителей (все-таки возраст согласия и совершеннолетие — разные цифры). А ведь там могло произойти столько интересного, что потом бы можно было списать на алкоголь, например.       Проверив телефон и одевшись, он лениво выплыл из комнаты в ванную, а затем в кухню, где мама сидя за столом составляла список блюд для праздника.       — Не забудь ту вкуснятину… — пробормотал Никита, пытаясь вспомнить как назывался тот самый кулинарный шедевр на прошлый Новый год, что так понравился ему.       — Зачем? — удивилась мама. — Тебя же все равно до второго не будет, а к Рождеству я свеженькое приготовлю, специально для тебя.       Кадников с минуту перезагружался, застыв с кружкой в руке перед чайником, пытаясь понять куда это он денется на два дня.       — А куда я? — так и не сообразив, спросил парнишка, развернувшись к матери.       — Не проснулся еще что ли? — с улыбкой спросила она и поднявшись, налила в его кружку кофе, и чмокнув в лоб, вернулась за стол.       — Нет, видимо, — все еще не понимая, ответил Никита, сделав глоток.       — Ох! Неужели это был сюрприз? — вдруг спохватилась она. — Даня с Алишером утром приезжали, отпрашивали тебя у отца под свою ответственность, на вашу блогерскую вечеринку.       Он едва кружку не выронил. Быстро вытащив телефон из кармана, написал Моргенштерну: «Ты и представить не можешь, как я счастлив»       Почти сразу пришел ответ: «Поверь, малыш, представляю»       Вечером тридцать первого он забрал его на своей машине. Ехали молча и точно не на блогерскую тусовку. Никита сидел рядом, совсем не разбирая дороги, предвкушал их близость, мельком поглядывая на спокойного Алишера.       Он впервые был у него дома. Долго поднимались на лифте и, если бы не бабуля с собачкой в обнимку, все бы началось еще там. Они стояли за ее спиной, так что вряд ли она заметила, как Алишер взял его за руку и слегка потянув, заставил встать вплотную к своему плечу. После чего теплая ладонь нырнула под расстегнутую куртку и забравшись под свитер из его мерча, коснулась мягкой кожи на спине. Собачка неожиданно затявкала, глядя на парочку, упершись лапками в пушистую шубу бабули на плече. Моргенштерн усмехнулся, взглянув на покрасневшего Никиту, будто их застукали.       — Ну чего ты, Версаче? Мы уже почти приехали, — она взяла ее под лапами, чуть отдаляя от себя, чтобы, взглянув на пучеглазую мордаху Китайской хохлатой, прижать ее к другому плечу.       Дама с собачкой покинули их на этаж раньше, так что Никита вновь успел наглотаться неуверенности и стеснительности. Алишер открыл дверь квартиры и пропустил его вперед. Из темного коридора было видно цветные огни гирлянды, что висели в зале.       — Проходи, — мурлыкнул Моргенштерн, стягивая с себя обувь. Свет не включали, да он был и не нужен. В зале стояла настоящая ель, у него дома тоже была настоящая, только елка и более скромных размеров. Вскоре к нему присоединился и Алишер. Никита обернулся и улыбнулся ему, понимая, что они наконец одни. Парень приблизился к нему. На фоне сияющей ели и мерцающих игрушек, Никита был для него самым ярким и красивым.       — Это странно, да? — тихо спросил Кадников, глядя на Алишера, что стоял очень близко к нему, но при этом не пытался касаться, ждал приглашения.       — Что странного? — он неосознанно напирал, так что Никите вновь пришлось задирать голову, чтобы смотреть в его глаза.       — То, что я хочу тебя, — честно признался парнишка, и чтобы подтвердить свои слова, подкрепил их действиями. Под пристальным взглядом, он снял с себя куртку и потянувшись к Алишеру, встал на носочки и коснулся его губ своими. Моргенштерн с удовольствием получил его поцелуй, после чего, поцеловал сам, так, что мальчишка тут же застонал. Он задыхался, хватаясь за его плечи, тонул и тянул Алишера за собой. Парень дал ему послабление, чуть отстранился и прижавшись губами к щеке, прошептал:       — Дыши носом, глупый, — после чего вновь захватил его ротик. Никита не мог нормально думать, слушая его дыхание, звук их мокрого поцелуя и собственный жар внизу живота. Очень скоро стало ясно, что пора переходить в другую плоскость, но добраться до спальни казалось Моргенштерну чем-то невозможным. Алишер жадно целовал своего мальчика, попутно укладывая его на пол, а тот и не думал сопротивляться.       Одежда улетела куда-то под ель достаточно быстро, но Моргенштерн все еще мог соображать здраво, потому не забыл вытащить из кармана презервативы. Ему нужен лишь один, чтобы благодаря его смазке, пальцами растянуть девственную дырочку. Это произошло быстрее чем он рассчитывал, видимо Никита мысленно был готов к вторжению, но увы, не к капитуляции.       Алишер уложил его на спину, развел его ножки, заставив согнуть их в коленях и придвинул к себе в плотную. Нависнув над ним, он взял свой член и приставил к дырочке. Никита под ним закрыл лицо ладошками, не до конца осознавая происходящее. Он начал медленно входить. Головка вошла тяжело, Никита болезненно сморщился, зажимая свой собственный ротик руками. Алишер проник глубже, почти до конца. Мальчишка перекинул ноги, согнув их на его бедрах, не давая двинутся с места. Он тяжело дышал под ним, совсем сбивчиво, часто сглатывал и сильно сжимал Алишера в себе. Парня сдерживало лишь то, что это был его первый раз и он должен был ему понравится, потому что Моргенштерн не собирался останавливаться на одном лишь разе. Иначе бы он давно силой развел его ножки шире, заставил бы отпустить и тогда бы точно порвал его. Вместо этого пригнулся и опершись локтем у его головы, принялся целовать ладошки, что преграждали путь к губам. Никита убрал руки и обняв его за шею, вновь послушно разомкнул зубки получая новый поцелуй. Это расслабляло Кадникова, поцелуи Алишера отвлекали от боли, на них очень хотелось ответить, пусть даже и неумело, лишь бы продлить это удовольствие. И Моргенштерн смог толкнуться глубже, выбивая из мальчишки новый возглас. Дав ему пару секунд, вновь исследуя языком его горячий ротик, Алишер, не выходя из него, начал слегка покачивать бедрами. Никита сжимался от каждого короткого движения, плотно запирая в себе, явно не понимая, что именно это делает ему больно.       — Никита, — шепнул Моргенштерн, отстраняясь от его губ. — Малыш, ты не пускаешь меня, и я делаю тебе больно, — он спустился к шее, и сделав несколько коротких поцелуев, оставил засос чуть выше ключиц. Кадников переложил ладошки с шеи на плечи и сильно сжав, постарался расслабиться, насколько это было возможно, потому как Никите казалось, что Алишер просто занял собой все возможное пространство в нем.       — Умница, — он тут же немного вышел, толкнулся и его вновь сжали. Парень застонал, это было хорошо, но недостаточно, для того, чтобы кончить. Кадников стонал с ним в унисон, так как член задевал чувствительное местечко, а он уже был на грани. Заерзав, Никита вновь дал ему слегка выйти, а затем толкнуться до конца, вышибая из него оргазм. Его член зажатый между их животами, излился, почти сразу возвращаясь в форму. Никита наконец расслабился и Моргенштерн не стал ожидать, когда мальчишку отпустит, а сразу начал двигаться. Он приподнялся и придерживая его одной рукой за талию, а второй под коленкой, трахал, глядя как в карие глаза возвращается осознанность. Бледные щеки мальчишки вновь заливает румянец, снова возвращается смущение и стыд.       — Держись за меня, — жарко выдохнул Алишер, вновь пригнувшись к Никите. И тот послушно впился пальчиками в его плечи, чувствуя короткие плавные толчки в себе. Вскоре Моргенштерну захотелось больше, и он начал брать больше. Толчки стали жестче, так, что мальчишку выгнуло от удовольствия и вскоре он вновь кончил. Все тело дрожало, перед глазами были яркие пятна, а во рту стало неожиданно сухо. Алишер остановился, замер, войдя на половину. Пригнувшись, он прикусил припухшие от поцелуев губы Никиты, а затем, протолкнул свой язык в его ротик. Он заполнил его своей слюной, чувствуя, как Кадников сглатывает ее, облизывается и тянется за его губами снова. Моргенштерн вновь целует, но коротко, спускается на шею, толкается глубже в него, в это же время прикусывая кожу на сгибе шеи. Никита сладко стонет под ним от каждого движения и поцелуя, чем распаляет сильнее, не понимая, что творит с Алишером его возбужденный вид. Моргенштерн отстраняется, делает несколько резких, больных толчков и кончает, успев вытащить, пачкая живот Кадникова. Затем он переворачивает его, заставляет упереться коленями в пол и вновь проникает. На этот раз легче, а мальчишка падает вперед, ладошками проехавшись по ковролину. Алишер глухо стонет, на периферии сознания борясь с желанием во второй раз кончить уже в Никиту, дабы окончательно сделать своим. Он крепко держит его за ягодицы, безжалостно вдалбливаясь во все еще узкий проход, а Кадников скулит под ним, перемежая тихие просьбы остановиться со стонами. Алишер гладит его по спине, зарывается пальцами в волосы, сжимает плечи, оставляя свои отпечатки на бледной коже. Ему очень хорошо, и он понимает, что не сможет сдерживаться и впредь, когда можно и вот так. Никита оборачивается и жмурясь от очередной волны, хрипло шепчет:       — Алишер… — и Моргенштерн уронив его назад на пол, вбивается до основания и кончает, оставаясь глубоко в мальчишке. Кадников пачкает ковер, понимая, что если Алишер сейчас поднимется с него, то он точно улетит, окончательно потеряв связь с реальностью. И тяжесть с его тела действительно исчезает, оставляя следом лишь несколько поцелуев на спине.       На утро ему было болезненно хорошо. На теле расцвели синяки с лиловыми вкраплениями, спина болезненно тянула, а сухие губы щипало, стоило их облизнуть. Он был под елью, замотанный в бежевое махровое одеяло, словно подарок. Приподнявшись, Никита разглядел на белом ковролине следы их вчерашних прегрешений. Тут же ощутил неприятное жжение на ладонях и коленях, кожа там была стерта. Особенно досталось коленям, за их разглядыванием он не сразу заметил Алишера, что стоял в дверном проеме, который судя по всему вел на кухню.       Моргенштерн тихо наблюдал за ним, пытаясь прочитать его эмоции по лицу. Ведь теперь ему нужно четко расставить все точки, чтобы парнишка вдруг не надумал встречаться с какой-нибудь девушкой или не начал бы вести себя так, будто ничего не было.       — Сильно болит? — тихо спросил он, чуть наклонив голову в бок. Кадников резко метнул взгляд к нему, машинально запахиваясь одеялом. Но спустя пару секунд, выдохнул и попытался подняться. Ему жизненно необходимо было прижаться к Алишеру. Только ноги совсем не держали и заметив его попытки, Моргенштерн подошел сам. Он опустился рядом с ним и протянув руки, затянул его на колени, прижимая к себе. Никита тихо сопел, сжимая пальчиками футболку на его груди.       — Мы пропустили салюты, но я кажется, видел их даже с закрытыми глазами, — произнес Кадников, чувствуя как Алишер ласково гладит его по спине.       — Я сейчас вижу пред собой куда более красивые вещи чем салюты, — прошептал Алишер касаясь губами его волос. — Люблю тебя, — добавил он чуть тише, но Никита прекрасно все услышал, ощущая, как в животе все сжимается. Он поднял голову и коснувшись губами его подбородка, шепнул, зажмурившись:       — Я тоже люблю тебя.