Когда закончилась война

Рано утром забывшегося беспокойным сном Гарри разбудило жужжание на тумбочке у кровати. Он спросонья хлопнул ладонью по жужжавшему предмету, затем принялся искать в темноте свои очки и палочку. Пожар в Кокворте удалось погасить только к двум часам ночи, и к этому времени городок выгорел почти целиком. От дома в Паучьем тупике остались одни угольки. Авроры и дознаватели скрупулезно проверили каждый сантиметр площадки, но никаких следов погибших не нашли. Кингсли, которому Гарри лично сообщил о случившемся, от бессильной ярости почернел еще больше. Министерство стояло на ушах. Если к утру ничего не прояснится, придется готовить пресс-конференцию и давать сообщение в «Пророк». Что после этого начнется, Гарри боялся даже представить. Естественно, следов Кэрроу тоже не обнаружили. Спалив дом Адским пламенем, они попросту убрались туда, откуда пришли, оставив после себя лишь слабенький выброс характерной для них магии, которую и зафиксировали дознаватели. Нацепив очки, Гарри зажег свет на кончике палочки и уставился на монету, горевшую у него в руке. Живы. Прячемся. Не выдавай пока. Злобно выругавшись в полный голос, он ткнул палочкой в монету: Прибью тебя, Грейнджер! Где вы? Прячемся. Кто погиб? Никто. Пересменка опоздала. Все целы. Их поймали? Нет, ушли. Министр в бешенстве. Монета остыла. Гарри, нервно кусая губы, выждал несколько минут, затем написал снова: Что будем делать? План есть? Пока нет. Решаем. Напишу. Гарри бросил монету на тумбочку и рухнул затылком на подушку, чертыхаясь сквозь зубы. Хорошо хоть живы. Но как Снейпу удалось сбежать из полностью запечатанного дома, который, судя по рассказам дежурных, вовсю полыхал со всех сторон? Ведь из дома никто не выходил. Неужели это чудовище умеет еще и создавать нелегальные портключи?.. Гермиона, отправив последнее сообщение, посмотрела на своего мужа: – Их не поймали. Гарри говорит, что никто не погиб. Что-то с пересменкой. Опоздали они, что ли… Северус наморщил лоб: – Видимо, тот самый удачный момент, которого они ждали. Думаю, я не очень ошибусь, если предположу, что дневная смена ушла, не дождавшись прихода ночной, а ночная опоздала. – Но это значит, что они сидели где-то поблизости и следили, – ужаснулась Гермиона. – И их не обнаружили даже проверочные чары?! Он пожал плечами: – У любого темного мага есть свои хитрости, как избежать слежки и обнаружения. Я не стал бы особо удивляться этому. – Почему тогда ты всем этим не воспользовался, когда пошел за кровью? – Не подумал, – нахмурившись, ответил он, возвращаясь на кровать. – Еще совсем рано. Объясни мне, почему мы оба вскочили ни свет ни заря? – Я не могу спать, – пожаловалась она, распутывая одеяла. Палочкой призвала брошенную на стол сумочку и закопалась в нее по локоть. Северус с любопытством слушал, как внутри что-то звякает, шуршит и перекатывается. – Что еще там есть? – В основном книги. Всю твою библиотеку я бы не спасла, но самое ценное успела схватить. Он удивленно поднял брови: – Дом горел, а ты спасала мои книги? – Разумеется, – она подняла на него глаза и наградила его взглядом, в котором явственно читалось, что он полный идиот, раз решил, что она не станет спасать книги из огня. – Основные зелья для неотложной помощи тоже есть. Я сварила противопараличевое позавчера… на всякий случай. Еще тут где-то была смена одежды, – она вытащила руку из сумки и заглянула внутрь, морщась. – Но чтобы ее достать, придется вытряхнуть половину содержимого. У тебя здесь есть хоть какие-то запасы? – Есть и готовые зелья, и небольшой запас ингредиентов, и кое-какие книги. – А еда? – С голоду не умрем. Тем более, что долго мы здесь не задержимся. – Но куда мы пойдем? Неужели сдаваться на милость министра? – Это вряд ли, – он изучающе посмотрел на нее. – Я бы запер тебя здесь, а сам бы пошел разведывать обстановку, но по твоему лицу уже вижу, что ты скорей посадишь меня на цепь, чем дашь мне уйти одному. – И буду права, – огрызнулась она, впрочем, беззлобно. – Даже не думай уходить без меня куда-либо. Вдвоем у нас больше шансов отбиться, если они опять нападут. – Ладно. Но сегодня сидим здесь. Лишний день относительного отдыха мне бы не помешал. Возможно, завтра мы действительно свяжемся с Шеклболтом и придумаем какой-то план. Раз уж мы не спим, давай, вытряхивай свою сумку, посмотрим, что ты там нахватала с перепугу. Гермиона ухмыльнулась и принялась выбрасывать книги на кровать. С каждым извлеченным из крохотной сумочки томом Снейп все более укреплялся во мнении, что его жена – неисправимый книжный червь и в своей страсти к печатному слову уж точно превосходит его в разы. Хорошо что у него хватило ума оттащить в подвал все книги, которые были нужны ему сейчас для работы – их она и схватила в первую очередь. – Ты сумасшедшая, – сообщил он ей, когда на кровати образовалась внушительная гора. – Но раз уж ты их взяла, то тебе в них и рыться сегодня. – И что мне искать? – она продолжала сосредоточенно копаться в сумочке. – Где же она… о, ну наконец-то, – и выбросила поверх кучи еще один тяжеленный том. – Это последняя. – Ищи какой-нибудь способ установить «следилку» на человека или предмет. В кладовке есть еще книги, если этих не хватит. – А ты что будешь делать? – А я поработаю. Она бросила сумочку и уставилась на него: – Мы едва сбежали от двух маньяков, а ты собираешься работать?! – Конечно, – Северус разгреб книжную кучу, выбирая нужные тома и перенося их на стол. – Зачем терять время? – Мы определенно стоим друг друга. Это то новое зелье для восстановления памяти? – Оно самое. – Ладно, – она окинула разбросанные по кровати книги обреченным взглядом. – Можно хотя бы открыть окно? Здесь нечем дышать. – Открой, если хочешь. И напиши Поттеру, что министру можно сообщить, что мы живы. Чтоб никаких некрологов в «Пророке». И вообще никакой информации нигде и никому. Гермиона кивнула и с видимым облегчением потянулась за монетой для связи. Они просидели за книгами несколько часов. Гермиона, давно уже наловчившаяся тратить на готовку минимум усилий и ресурсов, порылась в скудных запасах провианта и сварила овсянку с сухофруктами. Воду для чая закипятила прямо в кружках, применив согревающее заклинание. А после еды уселась на край стола со своей кружкой в руках: – Оторвись от своих исследований на десять минут и расскажи мне что-нибудь. Он поднял голову, глядя ей в лицо: – Эта твоя любовь к сказкам когда-нибудь пройдет? – Я бы на это не рассчитывала. – И что ты хочешь услышать сегодня? – Ну, не знаю, – она отпила из кружки и поморщилась – чай был ужасен. – Расскажи, какие зелья, не входящие в школьную программу, ты мог сварить на первых курсах. Северус усмехнулся и хотел было привычно откинуться на спинку стула, но вовремя вспомнил, что здесь были только табуреты, а заниматься трансфигурацией ему было откровенно лень. – В Хогварц я пришел вполне… информированным. В первую же неделю выяснилось, что всяческих проклятий я знаю куда больше, чем среднестатистический гриффиндорец-семикурсник. С зельями было сложнее, но к пятнадцати годам я варил все, что можно было найти в учебниках вплоть до седьмого курса. Примерно тогда же начал и экспериментировать. – И как, успешно? – Не скажу, что все получалось с первого раза. Бывало, что и с двадцатого не получалось. Но я был терпелив и упрям. И неудачи меня не пугали. К шестому курсу за зельями многие шли ко мне, а не в больничное крыло. – Даже так? – Качество моей продукции было выше. И я усиленно работал над усовершенствованием составов, потому что это приносило хорошие деньги. Других способов заработать не было. – Как ты стал Главой Слизерина? Я помню, ты говорил, что Дамблдор назначил тебя деканом почти сразу, как ты занял пост преподавателя зельеделия. Он чуть сдвинул брови, избегая смотреть ей в глаза: – Уверена, что хочешь это знать? – А что, в этой истории есть что-то плохое? – Нет, не то чтобы… Но Гриффиндору вряд ли будет понятно. – Северус, я знаю о тебе и твоем Доме достаточно, чтобы не удивляться. – Да неужели? – он ехидно поднял бровь. – На самом деле, в этой истории нет ничего особо удивительного. И особых моих заслуг в этом тоже не было. Просто после первого падения Темного лорда никто не хотел иметь с Домом Слизерина ничего общего. А мне терять особо было нечего, репутация у меня и так была хуже некуда. Кто-то должен был возглавить Дом. Слагхорн ушел на пенсию, и в замке не осталось никого, кто мог бы занять его место. А с учетом моего… прошлого… Я не напрашивался на эту должность. Мне был 21 год, я едва-едва избежал Азкабана и больше всего на свете хотел, чтобы меня оставили в покое и дали мне прийти в себя после… всего, что произошло. Гермиона прикусила губу, быстро высчитывая в уме временной период. – Это же был тот год, когда… когда погибли родители Гарри? – Да, – Снейп несколько помрачнел. – И говорить об этом я не стану. В моих воспоминаниях, которые я отдал Поттеру, было показано предостаточно. – Об этой части истории он почти ничего мне и не сказал, так что можешь быть спокойным на этот счет, докапываться я не буду, – ответила она чуть строже. – Так ты говорил Дамблдору, что не хочешь этой должности? – Мои пожелания на тот момент не учитывались. Дамблдор решил по-своему. Он буквально навязал мне это назначение, обосновывая это тем, что мне нужно отвлечься и принести какую-то ощутимую пользу. Давил на чувство вины, – он невесело усмехнулся. – В Слизерине все было очень плохо. Младшие курсы были потеряны, старшие – озлоблены и совершенно вышли из-под контроля. Вечные драки в коридорах. Постоянная травля со стороны других Домов. Доходило даже до того, что Дом хотели вообще устранить. Но этих детей не приняли бы больше нигде, так что вариантов особо не было – либо Слизерин остается, либо пришлось бы всех перераспределять по другим школам. Назначить Главой бывшего Пожирателя смерти… Возможно, в этом и была некая логика. Для остальных Домов и я, и весь Слизерин были чудовищами. – Но в самом Слизерине тебя наверняка приняли с распростертыми объятиями, да? Он качнул головой: – Да как сказать… На старших курсах были дети из семей других Пожирателей. И меня сочли предателем и там, потому что многих посадили в Азкабан или убили, а я – был на свободе, и с меня сняли все обвинения благодаря двойной агентуре. Но про агентуру, конечно, тогда знали только Дамблдор и министерство. Общественности об этом не сообщали. – И тебе пришлось отстаивать свой авторитет… – Пришлось, – он оперся локтями о край стола, сцепил руки перед собой и опустил на них подбородок. – Опыта преподавания у меня почти не было. Опыта взаимодействия с детьми – тем более. Седьмой курс был немногим младше меня. – Будь я на твоем месте, я бы, наверное, собрала старших в укромном уголке, продемонстрировала бы им парочку каких-нибудь сложных и страшных чар, чтоб поняли, что с тобой им не тягаться, а напоследок пугнула бы Смертным знаком, – протянула Гермиона, слегка поерзав на краю стола, чтобы сесть поудобнее. Северус смотрел на нее, прищурившись: – Любопытно, что ты это сказала. Я так и сделал. Ты уверена, что ты из Гриффиндора, дорогая? Она пожала плечами: – Гриффиндор до мозга костей. Просто, зная тебя и некоторых других бывших Пожирателей, это же самое логичное. И самый быстрый способ показать, что ты сильнее. Они были под впечатлением? – О, да, – он прикрыл глаза, вспоминая ошеломленные, вытянувшиеся лица подростков и их круглые от страха и благоговения глаза, которыми они смотрели на уродливую татуировку на его левой руке. Старшие курсы безоговорочно признали его главенство и власть. Еще бы, Пожиратель из ближайшего окружения Вольдеморта. С младшими не пришлось особо возиться – сплетни в пределах Дома распространялись быстро, и на уроках зельеделия дети буквально смотрели ему в рот. Напугать и впечатлить их мастерством и знаниями было просто. Куда труднее было завоевать их доверие, тем более, что его характер и умение мгновенно подавлять аудиторию своим присутствием не располагали к задушевным беседам. А главная проблема заключалась в том, что остальные Дома, вероятно, услыхав какие-то отголоски этих сплетен, почти сразу же возненавидели его вдвое сильнее. Но выступать открыто уже не решались. Все свелось к мелким пакостям и хулиганству, открытые противостояния и дуэли в коридорах прекратились в тот же год. Директора это устраивало. Отношения между Домами его мало интересовали, лишь бы дети не дрались в пределах школы. Снейп отвечал презрением на презрение, безо всяких зазрений совести снимал баллы с учеников других Домов за малейшую провинность и всячески демонстрировал полную лояльность своему Дому и учившимся в нем детям, чтобы они знали, что он будет отстаивать их интересы в любой ситуации. У директора и здесь был свой расчет. Дамблдор прекрасно понимал, что Снейп, действуя таким образом, будет всегда в курсе всего, что происходит в Слизерине и в семьях этих змеенышей, и если где-то начнутся какие-либо поползновения или попытки объединить Пожирателей в отсутствие Вольдеморта – его зельевар будет знать об этом одним из первых. Так что напрасно все думали, что Снейп, спрятавшись в Хогварце от всего мира, забыл о шпионских играх. Шпионство, хоть и в куда более мелких масштабах, не прекращалось ни на день. И, наверное, отчасти поэтому преподавательская работа так тяготила его. Гермиона с нескрываемым интересом смотрела на него: – Мне всегда казалось, что ученикам Слизерина о тебе известно гораздо больше, чем все прочие Дома знали о своих деканах. Мы вот про Макгонаголл не знаем вообще ничего, кроме некоторых ее профессиональных навыков. И что она анимаг. – Ну, за столько лет подробности подзабылись. Но старшие курсы исправно доводили до сведения первокурсников, что со мной шутки плохи, но если есть проблемы – я помогу их решить, хоть и не потерплю истерик и соплей. – И при этом ничего не делал, чтобы наказать своих за драки в коридорах, – улыбнулась она. – Тебя все считали предвзятым и необъективным. Северус повел бровями: – Зато благодаря этому я всегда был в курсе всего, что творилось в Слизерине. – Уж не знаю, что там творилось, но такого уровня подхалимства я не встречала нигде. Смотреть, как Драко Малфой подлизывается к тебе на уроках, было просто противно. – Как будто в Гриффиндоре никто не подлизывался к Минерве Макгонаголл, – фыркнул Снейп, впрочем, без особого раздражения. – Не поверишь – к ней нереально было подлизаться, даже если кто-то и пытался. Это не поощрялось, она очень строга даже со своими. За провинности баллы летели только так. Она как-то сняла с нас целых 150 баллов, и сокурсники чуть не прикончили нас на следующий день. Бойкот был жуткий. А у Драко было явное привилегированное положение. – Было бы глупо думать, что его не будет. Люциус входил в попечительский совет школы. Если бы преподаватели не облизывали его драгоценного наследника – вряд ли бы я долго продержался на своей должности. О личных предпочтениях здесь не могло быть и речи. Иметь личное мнение в данном случае было непозволительной роскошью. Политика и долг, ничего больше. И разве Поттеру не дали такое же привилегированное положение, едва он переступил порог школы? – Да не сказала бы, – нахмурилась Гермиона, прокручивая в памяти школьные годы. – Баллы просто так ему никто никогда не начислял, даже профессор Макгонаголл. Оценки ставили вполне справедливые, в соответствии с уровнем знаний. А то, что он сразу попал в квиддичную команду вопреки правилам… Ну, не знаю. Мне это не казалось привилегией. Квиддич вообще нагонял на меня откровенную скуку, – она потерла ладонью лоб и слезла со стола. – Я понимаю ход твоих мыслей. Слизерин был фактически домом изгоев в те годы, насколько я могу судить. Тебе удалось более-менее держать их в подчинении и в то же время демонстрировать достаточную лояльность, чтобы тебе все доверяли и посвящали в планы. Но эта совершенно идиотская вражда с Гриффиндором мне все равно непонятна. Ведь другие Дома так между собой не дерутся, как мы. И то, что из Слизерина вышло столько черных магов… – Да дались вам эти черные маги! – бросил Снейп, мгновенно теряя благодушный настрой. – Гриффиндор, даже не практикуя черную магию, ухитрялся наделать столько подлостей и глупостей, сколько ни один слизеринец. – Я не отрицаю. Но ты тоже не можешь отрицать очевидное. Он уставился на нее своим традиционным тяжелым взглядом, в котором в любой момент мог начать полыхать так тщательно сдерживаемый огонь. – Гермиона, я тоже темный маг. То, что я больше не занимаюсь этим на практике, ровным счетом ничего не означает. – Я знаю, – она приблизилась к нему и провела рукой по его волосам. – Но между тобой и прочими темными есть разница. – И в чем же она заключается, по-твоему? – В том, что помимо склонностей к тьме у тебя есть совесть. Моральные принципы. И понимание того, где пролегает граница, которую нельзя переступать. Он вздохнул, прижимаясь щекой к ее руке: – Ты наивна, дорогая. И слишком хорошо обо мне думаешь. – А ты слишком любишь изображать из себя злодея, коим ты не являешься, – улыбнулась она. – Впрочем, если тебе это нравится, можешь изображать и дальше… для всех остальных. Северус обхватил ее за талию и потянул к себе. Она присела к нему на колени, обняв его за шею обеими руками. – Ты ведь понимаешь, что мне, возможно, придется в ближайшее время не только изображать злодея, но и действовать как он? – тихо спросил он. – По крайней мере, пока не поймают этих тварей. – Я знаю, – серьезно ответила она, пропуская пряди его волос сквозь пальцы. – Я уже привыкла, что твой образ на публике отличается от того, что вижу я, когда мы один на один. Ты только предупреждай меня, что собираешься переключиться… – Неужели я до сих пор тебя пугаю? – Иногда. Особенно когда я вижу, что ты много чего продумал наперед на случай каких-то критических ситуаций – и ничего не сказал мне. – Я не хотел тебя тревожить, только и всего. – Качество, совершенно не присущее злодею, – снова улыбнулась Гермиона, целуя его в губы. – М-да… твое умение вживаться в образ реально пугает. Где только ты этого набрался? Или это врожденный талант? – Жизнь заставила. Иначе я давно был бы мертв, – он заглянул ей в глаза. – Но ты ведь можешь отличить, когда я вынужден носить маску и когда я настоящий? – К счастью, чаще всего могу. Уже. Иначе меня бы давно здесь не было. Но ты все равно предупреждай, чтобы я могла подыграть, если нужно. – Надеюсь, до такого мы не дойдем. Все, дорогая, сегодняшний лимит историй исчерпан. Марш за книги. Тебе нужно найти следящие чары. А мне – додумать мысль, от которой ты меня отвлекла. Она встала с его колен и со вздохом отправилась к кровати и разбросанным по ней книгам. Снейп поднял брови: – А где же традиционная фраза «какой же ты зануда»? – Если бы ты прочел мои мысли – то как раз услышал бы именно ее, – последовал ответ с легкой ноткой лукавства. Он поборол желание бросить свое занятие и забраться к ней в кровать, с силой заставил себя снова повернуться к книгам и с головой погрузился в работу. По мере того, как снаружи постепенно темнело, в маленьком домике нарастало напряжение. Снейпу все труднее было сосредоточиться на лежавших перед ним книгах, а мысли неотступно вертелись вокруг того, что если он и впрямь хочет покончить с Кэрроу, придется идти на отчаянный шаг. Гермиона чувствовала его настроение. Она молча перелистывала страницы, иногда что-то выписывала, но больше не приставала с расспросами. Лишь все больше мрачнела с каждой проштудированной книгой. Когда на улице стало совсем темно, она выбралась из залежей книг, заварила немного травяного чая и снова присела на край кровати, держа кружку обеими руками: – Северус… Он поднял брови в знак того, что слушает, но глаза от своих записей не отводил. – Ты ведь собираешься запереть меня здесь, да? А сам пойдешь их приманивать. – Почему ты так решила? – Предчувствия меня обычно не обманывают. Ты продумываешь какой-то план. Ты уже больше часа смотришь в книгу, но не читаешь ее. И раз ты не говоришь об этом со мной, значит, меня в этом плане нет. Вот же… упрямая женщина. Пока он продумывал детали, усиленно изображая научную деятельность, она неотступно следила за ним. И ловила все, до мельчайших нюансов, вплоть до едва заметных вибраций, исходивших от него – все, кроме мыслей. В голову к нему она никогда не лезла. Но то, что она уловила, ей не понравилось. Он так и не решил, нравится ли ему такая чрезмерная чувствительность к его настроению или нет. Северус поднялся из-за стола и пересел к ней на кровать, касаясь плечом ее плеча: – Вообще-то, я обдумывал усовершенствования нового снадобья Макнейра. Завтра пойдем к Шеклболту. Их нужно поймать. А это возможно только при нашем непосредственном участии. Никаких планов помимо того, что мы уже обсудили, у меня нет. Гермиона посмотрела на него. В свете камина ее глаза показались ему совсем черными. – Тогда почему мне так страшно? – едва слышно спросила она, грея руки о кружку с чаем. Северус вздохнул, забрал у нее из рук кружку, поставил ее на пол у кровати, а сам потянул жену к себе на колени: – Не надо бояться. Им нас не достать. Ты же Гриффиндор – и боишься? – Принадлежность к Дому Гриффиндора не означает, что я ничего не боюсь, – ответила она, обнимая его за шею. – Думаешь, Гарри не боялся, когда шел против Вольдеморта? Что уж тогда говорить о тебе… ты не из Гриффиндора, но твоей храбрости можно только позавидовать. – Я не об этом. В ваш Дом отбирают тех, кто может справиться с этим страхом. – Как ты тогда попал в Слизерин? Северус усмехнулся, сцепляя руки на ее талии: – Дамблдор как-то сказал мне нечто похожее. Шляпа-Сортировщица отталкивается от доминантного набора качеств, которые выражены сильнее прочих. Храбрость не была моим базовым качеством. Но любое качество можно развить. Всегда было интересно, куда бы меня отправила Шляпа, если бы меня Сортировали сейчас… – Скорей всего, туда же, – улыбнулась она. – В любом случае, базовые качества Гриффиндора мне как-то не особо помогают. – Почему? – Наверное, потому, что мне есть что терять. Точнее… мне всегда было что терять, но раньше я этого не боялась. А теперь боюсь. О… Ему это было понятно как никогда. Он посмотрел ей в глаза. Она не закрывалась. И даже не прибегая к легилименции, он видел в ее глазах все, о чем она молчала. Он был бы счастливейшим человеком в этом мире, не будь этих обстоятельств. Но сейчас от всего того, что он видел в ее глазах, у него только сильнее болело сердце. Надо ее отвлечь. И успокоить. Единственным доступным ему сейчас способом. Впрочем, и единственным безотказным. Северус погладил ее по спине, снизу вверх вдоль застежки, дошел до воротника и принялся расстегивать крошечные пуговички одну за другой. – Ты ничего не потеряешь, – шепнул он, касаясь губами ее уха и разворачивая ее на своих коленях спиной к себе. – Давай-ка я лучше расскажу тебе кое-что… Обеими руками собрав волосы с ее плеч, он отвел их в сторону, расстегнул все пуговицы в ее платье и просунул руки внутрь, добираясь до ее кожи. Погладил губами шею, легкими поцелуями отмечая позвонки. – Когда ты поручилась за меня, и мы принесли этот обет, я был в ярости. Особенно когда нашел нужную информацию и узнал условия, – он медленно, сантиметр за сантиметром, стягивал платье с ее плеч и рук, время от времени оставляя поцелуи на ее шее и спине. – Это поручительство связывало меня по рукам и ногам, при этом оставляя тебе относительную свободу действий… кроме адюльтера, – верхняя часть платья теперь лежала у нее на коленях, а он поглаживал ее по бокам, слева и справа, словно не замечая обнаженной груди. – Как же меня это разозлило тогда… – И что изменилось с тех пор? Северус опустил ладони ей на плечи, провел по рукам, от плеч к запястьям и снова вверх, к шее: – Изменилось то, что в конечном итоге я увидел в такой привязке неожиданный плюс. Тебе интересно? – В крайней степени. – Хорошо. Во-первых… я не напрягаясь получил женщину, за которой неизбежно выстроилась бы длинная очередь претендентов, если бы она осталась свободна, а не ринулась в омут с головой, – он легко пробежался пальцами по ключицам, вычерчивая на ее коже замысловатые узоры и постепенно опускаясь все ниже. – Во-вторых… эта женщина может быть только моей… и получать удовольствие только от моих рук… Он накрыл ее грудь ладонями. Она выгнулась под его руками, чтобы прижаться теснее, но он тут же убрал руки и придержал ее за бедра: – Не двигайся. Гермиона прислонилась спиной к его груди, нетерпеливо покусывая губы. Северус выждал с полминуты, поглаживая ее талию, затем снова вернул руки ей на грудь и принялся гладить, едва касаясь, оставляя ей лишь распаляющую тень прикосновений: – В-третьих… этой женщине нравится быть со мной… и она, кажется, не против получать удовольствие только от меня… Она вдохнула сквозь зубы и накрыла его руки своими, требуя более тесного контакта. – Ты меня слушаешь? – он скользил губами по ее шее, стряхнув ее руки обратно ей на колени. – Я слушаю. И если есть в-четвертых и в-пятых – говори быстрее, – она заерзала у него на коленях, комкая в пальцах подол платья. Северус оставил одну руку у нее на груди, другой погладил живот, кончиками пальцев рисуя круги по шелковистой коже и опускаясь все ниже. – В-четвертых… мне самому безумно нравится это делать, – он забрался под тонкое кружево и принялся ласкать ее, вынуждая ее сильнее выгибаться под его руками. Кажется, то, что он нашептывал все это ей на ухо, только заводило ее еще больше. Ну да… она ведь сама говорила, что ей нравится слушать его голос. – Делать что? – выдохнула она, закидывая голову ему на плечо. – Доставлять тебе удовольствие, – шепнул он, то ускоряя, то замедляя поглаживания, чем доводил ее до исступления. – А теперь скажи мне… – Что сказать? – Скажи, чего ты хочешь… Обет обоюден. Ты принадлежишь мне, но и я так же принадлежу тебе, – Северус убрал руки от самых чувствительных мест и опустил ладони ей на бедра. – Скажи, чего ты хочешь. – Тебя, – она извернулась под его руками, ловя губами его губы. – Я хочу тебя… сейчас… Он ссадил ее со своих колен и уложил на кровать, посреди разбросанных книг. Раздел ее и разделся сам, улегся сверху и склонился над ее лицом: – И в-пятых… я хочу делать это и впредь… я мотивирован донельзя… и поэтому все твои страхи абсолютно беспочвенны. Я не Гриффиндор, но когда я чего-то хочу – меня не остановить. Сегодня ему не хотелось торопиться. Северус занимался с ней любовью, стараясь в каждое движение вложить все то, о чем он обычно не говорил ни слова. Неспешно, плавно, тягуче, выпивая прерывистые вздохи с ее губ и растягивая удовольствие. До звезд в глазах и пьянящей сладости по всему телу. До головокружения и щемящей боли где-то в груди. До края небес и выше. Сорваться в пропасть и на несколько мгновений разом утратить все ощущения, чтобы они тут же вернулись, но уже острее и ярче. От стихийных выбросов магии гаснет и снова вспыхивает огонь в камине, а комнатка наполняется ароматами трав, которых здесь нет и быть не может. Горячие руки на его спине, пламенеющий взгляд из-под темных ресниц. Не есть, не спать, не дышать. А если дышать, то только ею. Будь на то его воля, он не расставался бы с ней ни на миг. И пусть бы снаружи мир взорвался, пусть бы небо упало на землю, а солнце погасло – для него существовал только этот крохотный клочок безвремения, границей которого были ее объятия. «За что мне это?.. Чем я это заслужил?» – запоздало мелькает в голове. Глубокой ночью Гермиона умиротворенно уснула под его поцелуями и ласками, и Северус ненадолго забылся сном рядом с ней, но тот страх, что покинул ее, стремительно проник в его сон – и выбросил его обратно в реальность. Он не помнил, что именно ему приснилось и почему вызвало такой ужас. Словно откуда-то из-под земли поднималась живая, дышащая тьма, грозившая вот-вот поглотить его целиком. Огонь в камине почти потух. Северус склонился над спящей женой, нежно погладил ее по щеке, смял в пальцах мягкие каштановые локоны. Мысль о том, что у него могут все это отнять, разом выжгла истому из его тела и разогнала туман наслаждения, проясняя сознание. «Ну уж нет. Я не дам этому случиться. Не дам. У меня уже столько раз забирали все. Это у меня не отнимет никто, и будь я трижды проклят». Несколько слов на обрывке пергамента, наглухо застегнуться на все пуговицы и черной тенью прочь из этого домика, окруженного всей мыслимой и немыслимой защитой. Сигнальные чары снова вибрируют в груди будто туго натянутая тетива. За год он привык к этому ощущению. И окончательно свыкся с мыслью, что без этой необходимости постоянно кого-то защищать жизнь кажется ему пустой и бессмысленной. Его гнала вперед только эта необходимость. Осознание того, что он кому-то нужен. А теперь – еще и невыразимое словами чувство, от которого так сладко сжималось сердце и неимоверно, отчаянно хотелось жить.