***
барнсу было пятнадцать, когда он впервые сломал ногу. его друзья смеялись, бормоча, что он припозднился, ведь сэм… джеймс кинул в них свой ботинок, и все убежали, громко смеясь. стив неловко выступил вперёд, готовый начать задавать бесконечные вопросы, хмуря свой гладкий бледный лоб. от него будто отражался ядовитый солнечный свет, и пришлось прищуриться. он внимательно осмотрел старшего парня и почему-то неловко улыбнулся ему. белая чёлка упала на глаза, и роджерс смешно заморгал. — тебе помочь? они стояли возле дома барнса, но его родителей почему-то не было рядом. за дверью слышались голоса его сестёр, и, казалось бы, стив мог струсить и убежать — девочки любили посмеяться над ним. джеймс промолчал, приподняв бровь, готовый к тому, что и сейчас он убежит, но стив поднял ботинок, который барнс тащил с самого госпиталя, пихнув его в ладонь парня, подошёл с другой стороны, закинув чужую руку себе на плечо, а сам приобнял его за талию. палку для опоры, которую ему должны были дать местные медсёстры, он, вроде, выкинул (другого можно было и не ожидать). когда они под дружные перешёптывания и девчачий смех добирались до комнаты джеймса, стив глупо морщил нос. толкнув дверь ногой, они ввалились в комнату, и стив практически толкнул его на кровать. тонкие и бледные руки уже дрожали от веса парня, но он, стиснув зубы, помог другу сесть ровнее. его пальцы задержались на шее барнса дольше нужного, но тот лишь из вежливости промолчал. — хэй, баки? — позвал стив, опускаясь рядом. — м? — он сделал вид, будто никак не заинтересовался присутствием мальчишки в его тесной и душной комнате. — можешь больше не ввязываться в такие драки? — сделав неуверенную паузу, будто собираясь с мыслями, он затем выдавил тихое «пожалуйста, я… я волнуюсь». джеймс какое-то время молчал, практически не дыша, а затем начал аккуратно двигаться к стене, освобождая половину узкой кровати. — ложись. поговори со мной, — шёпотом произнёс он, дёргая младшего за запястье. — джеймс? — боже, стиви, не называй меня джеймсом, — он поморщился, пытаясь удобно положить свою ногу. тот громко засмеялся (впервые за долгое время), выхватил ботинок из рук баки и кинул его к двери. — я… хорошо, но сначала обещай, — нахмурился стив. он забрался на бельё лишь коленями и аккуратно потянулся через джеймса, чтобы открыть грязное окно. затем он сел на пятки, с трудом балансируя на самом краю, и сложил руки на колени; нервно выводя на них узоры трясущимися пальцами, он заглянул в чужие карие глаза. старший перестал улыбаться, стыдливо опустив голову, и медленно кивнул. только тогда стив аккуратно опустился рядом, не требуя больше никаких слов. баки позволил себе посмотреть на расслабленное лицо друга только спустя несколько минут. — я плакал, — тихо сказал он. роджерс перевернулся на бок, уставившись в покрасневшие глаза парня. — окей. стив убрал упавшие на лицо друга волосы. его кожа красиво блестела на солнце, а закат игрался в его бледных ресницах, и джеймс отвернулся, чтобы не наделать глупостей.***
через два года мама стива умерла. с утра вокруг роджерса стояла мёртвая тишина; бруклин жил своей жизнью, но у джеймса в ушах звенело от пустоты. на похоронах было ещё тише. птицы не пели, женщина, сидящая у могилы неподалёку, бездумно гладила холодный камень, словно котёнка. такого чёрного, грязного и одинокого… но молчала. стив бы горько усмехнулся, увидев её. стоя неподалёку от могилы, уткнувшись джеймсу в плечо, он не издал ни звука за последние несколько минут. а ещё он не двигался. вообще. будто боялся что-то испортить, кого-то спугнуть. костяшки стива, белеющие от того, насколько сильно он вцепился в его пальто, заставили барнса чуть наклониться и положить свою ладонь поверх чужой ледяной, и она дрогнула, когда он прошёлся по мягкой коже пальцами. они были почти одного роста, и джеймс всё никак не мог привыкнуть к выросшему стиву, плачущему ему в плечо и хватающемуся за него, будто за спасательный круг. — я никуда не уйду, ты же знаешь об этом? джеймс сжал его ладонь и, дождавшись неуверенного кивка, обнял сильно дрожащее тело. у стива не хватало сил даже держаться на ногах — он практически повис на крепкой, покрывшейся мурашками шее друга. снег падал им на плечи, люди начинали уходить, но они так и остались стоять: молча, крепко держась друг за друга. — обещаешь? — всхлипнул младший. барнс кивнул. — обещаю.***
баки ушёл. не просто на прогулку — стив лёг спать и проснулся один. не в первый раз, но… ему почему-то казалось, что что-то было не так. он сел за пустой холодный стол, оставляя сторону баки нетронутой, и позавтракал в полном одиночестве и абсолютной тишине внутри квартиры, иногда поглядывая на входную дверь. пройдя в гостиную, он стряхнул снег с дивана — ему не хотелось закрывать окно. что-то неприятно скреблось внутри, и он попытался заткнуть свои навязчивые мысли. глупый-глупый стив и его глупые, тупые, идиотские идеи. он потёр раздражённые глаза ладонями и уткнулся в них горячим лбом, пытаясь успокоиться. вдох выдох баки же обещал. всё его тело задрожало, и стив не мог это контролировать — холод заставлял его чувствовать хоть что-то. он прикусил дрожащую губу, и, кажется, она даже лопнула… но боли не было. на удивление, везде было просто пусто… что внутри, что в квартире. и эту жуткую пустоту даже можно было почувствовать: огромная дыра в груди, по которой бы стив провёл рукой, если бы нашёл в себе силы её поднять. тающий снег стекал ему за горловину кофты, и, как только ледяная вода потекла по разгорячённой коже, его передёрнуло. плечи напряглись, он сдавленно вздохнул. посчитав его позвонки, капля остановилась у резинки его штанов, и стив вспомнил грубые пальцы баки на своей спине, вырисовывавшие тонкие узоры, легко касаясь его родинок ногтями. он сидел в одном положении, пока не насчитал ровно три полных круга, сделанных стрелкой часов, и заставил себя подняться на ноги. идя по коридору, стив почему-то зашёл в чужую комнату и остановился в дверном проёме, уставившись на скомканное серое бельё. кровать стояла прямо под грязным окном, на полу лежала кучка книг и бумажек, о которые стив почти запнулся, проходя глубже в комнату. он присел, чуть не падая от слабости в ногах, собрал весь хлам с пола и положил его на абсолютно пустой стол. на прикроватной тумбочке лежала ручка и что-то, напоминающее блокнот без обложки. бумага была потрёпанной, предложения находили одно на другое; стив увидел своё имя и не стал читать дальше. он поправил бельё баки и, обняв его подушку, свернулся в комочек, будто маленький котёнок. что-то издало жалобный писк. он не плакал, правда.***
— стиви? баки сидел на краю кровати промокший и потрёпанный, но почему-то мягко улыбающийся стиву. он аккуратно гладил его по волосам, чуть наклонившись, и морщинки в уголках его глаз почему-то показались младшему чем-то новым и очень красивым. — где ты- он покачал головой и провел пальцем по нижней губе стива — тот даже не заметил, насколько сильно она дрожала (то ли от холода, то ли от слёз). — сейчас я здесь, да? парень кивнул в ответ, поднимаясь на локте, чтобы неуверенно приобнять баки. раз глубокий вдох — от парня пахло гнилым деревом и костром. два досчитав до пяти, он готов был отстраниться, но джеймс аккуратно обхватил его спину, притягивая ближе к себе. стив замер и затем выпрямился, сел на кровати, держась за парня, и уткнулся носом в его плечо. стало спокойнее, но совсем расслабиться не получалось, будто все мышцы в его теле ждали подвоха (или удара). они оба знали, что этот момент был очень странным; барнс даже чувствовал что-то чужое в этом прикосновении, но впервые молчал… его мозг тоже. голосов не было. они сидели так несколько длинных минут, похожих на полные сутки, но боялись разорвать объятия по каким-то собственным неважным причинам. это всё было глупо, но правильно и хорошо настолько, что никто из них ещё ни разу не ощущал себя таким полным (?)… роджерс не знал, барнс — тем более. всё новое всегда пугало их обоих, но каким-то образом то чувство, что наполняло изнутри, было приятным и даже узнаваемым. напряжённое тело расстаяло в чужих руках, и было не совсем понятно, кто отдался этому ощущению первым, но баки определённо прошёлся губами по лбу стива, и тот мягко улыбнулся через стиснутые от холода зубы. его руки бы затряслись, не держи он старшего так крепко, будто какого-то упрямого ребёнка. джеймс дёрнулся, отстраняясь и делая глубокий вдох — этого всего было слишком. стив был везде: его крепкие руки, длинные пальцы, блондинистые волосы и запах его дурацкого шампуня. он испуганно смотрел на него из-под опущенных ресниц, явно скучая по прикосновению, но давить не стал. не стал тянуться как к спасательному кругу, не стал просить, не стал вмешиваться в его мысли. руки, неловко лежащие на плечах джеймса, стив уронил на свои колени, закусывая губу. — только не уходи, — еле различимо просипел он и тихо прокашлялся, — пожалуйста… я- прости. барнс нахмурился. джеймс метнулся взглядом по идеальному лицу напротив и возненавидел слёзы в уголках голубых глаз. быть причиной разбитости стива было физически больно. баки же наклонился, неуверенно положил ладонь на бледную щёку и вытер блестящую слезу большим пальцем. это было красиво, подумал он и прикоснулся своими губами к сухим и солёным от слёз. они замерли. стив вроде улыбнулся и даже попытался что-то сделать со своей ладонью (останавливаясь на комкании чужой футболки), но они оба слишком боялись двигаться дальше или останавливаться. просто сидя там, роджерс был напуган до смерти. стив пытался ровно дышать через нос. он приоткрыл рот и наклонил голову, позволяя пальцам баки пройтись по его подбородку, очертить линию челюсти, и поцеловать его по-настоящему. они больше не держали рты ровно напротив, сомневаясь в верности этих ощущений и желаний. джеймс прошёлся языком по нижней губе стива и положил свою ладонь на неуверенную хватку за ткань его футболки. это было странно, но по-хорошему странно. когда его спрашивали, почему он возится с маленьким и голубоглазым, барнс всегда отвечал, что стив забавный и интересный, (и красивый как отражение ночного мартовского неба в озере,) и по-своему странный, но это, правда, хорошая черта. это была та странность, в которую он влюбился, но слишком боялся это признать. страх, видимо, передавался по воздуху. забота, беспокойство и даже любовь, видимо, тоже. стив впервые улыбался так ярко и искренне, а джеймс впервые был по-настоящему счастлив. они больше не хотели прятаться и прятать; больше не хотели убивать, плакать ночами и вставать от скрипучего звона зелёного будильника — он больше не работал. они на самом деле доверяли друг другу.