ID работы: 7785308

Виселица / Gallows Pole

Джен
Перевод
G
Завершён
118
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
32 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
118 Нравится 36 Отзывы 31 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
В первый раз Дину казалось, что он тонет. Он был оглушен шумом, давлением, болью до тех пор, пока он не был вынужден открыть рот, чтобы набрать воздуха, пока не смог оттолкнуться от поверхности. А потом все начиналось заново. Он никогда не переставал бороться, никогда не переставал сражаться, зная, что, если у него получится просто справиться с непрекращающимся натиском, тогда он сможет прорваться сквозь воду и выбраться. Был выход, и он никогда не упускал его из виду, независимо от того, сколько воды вошло в его легкие или сколько раз ему приходилось начинать все сначала. Однако на этот раз ничего подобного не происходит. Нет ни звука, ни изображения, ни запахов или ощущений. Он тихо плывет в бескрайнем море черноты, не чувствуя ничего, кроме собственного жгучего гнева и скачущих мыслей. Он смотрит вокруг и не находит ни света, ни поверхности, и когда он открывает рот, чтобы дать этой пустоте частичку своего разума... ...воздух не попадает в его легкие. Он раскрывает рот, как рыба, как в чертовых мультиках, инстинктивно поднимает руки к горлу, но не находит ничего, что душит его. Он заставляет себя не паниковать, когда пытается перевернуть свое тело, подвешенное в невесомости, пока вокруг него высасывается воздух. Его разум лихорадочно бьется, пытаясь связно мыслить несмотря на шок и боль. Он старается почувствовать хоть что-то, найти любую подсказку, которая помогла бы определить, где поверхность, где Михаил. Когда он ничего не находит, он выбирает направление и перемещает свое тело, не получая визуального или тактильного отклика, и не зная, движется ли он вообще. Это отличается от утопления. Раньше его тело не было так сильно затронуто, только разум и воля, его постоянно отбрасывало в начало пути, его снова и снова били волны разочарования. Сейчас все по-другому. Он чувствует, как его мышцы борются с нехваткой воздуха, его легкие горят, и у него начинается головокружение. Он знает, что сможет прожить лишь пару минут без воздуха, а это значит, что у него есть лишь пара минут, чтобы найти поверхность и прорваться сквозь нее. Дин плывет. Он не знает, какую часть пути преодолел, его тело горит огнем, и он плывет, пытаясь достичь конца пространства вокруг него. Через несколько минут он чувствует спазм диафрагмы, открывает рот и не находит ничего, что могло бы принести облегчение. Он ничего не видит, но перед глазами начинают танцевать пятна. Он перемещается среди вспыхивающих точек, желая, молясь о поверхности. Он отчаянно напрягает свое тело, толкает его, пока его руки и ноги не замирают, непроизвольно делая прерывистые, резкие движения. Он открывает рот, чтобы дышать водой, кричать, что-то делать, но ничего не происходит. Ничего. Дин успокаивает свое тело, и единственное, что он может чувствовать, – это боль, которая распространяется внутри него, умоляющего о воздухе. Он понимает, что Михаил может спокойно убить его. У него нет причин оставлять Дина в живых. Он использовал его, надругался над ним, и удалился, чтобы чуть позже вернуться снова, чтобы просто поиграть с Дином, чтобы подарить ему эту иллюзию свободы. Если Дин умрет, Михаилу будет принадлежать только его тело. Может быть, если бы умер, Сэм и Кас смогли бы... им бы не пришлось... Боль пробивается под глазные яблоки, заполняя голову, и заставляя чувствовать ее близкой к разрыву. Он не может двигать конечностями, не может бороться за несуществующий момент освобождения. Дин непроизвольно дергается, когда его диафрагма снова сжимается, и ждет конца. Он готов, он уже давно готов. Если его смерть ускорит смерть Михаила, он будет рад этому. Ради этого он вынесет все. Дин ждет смерти. И ждет. Но она не приходит. Темнота вокруг него угнетает, она не увеличивается и не уменьшается, она вообще никак не меняется. Ее постоянство сводит с ума. В ушах Дина звенит от удушья и полного отсутствия шума, даже от самого себя. Вскоре, однако, даже это исчезает, и все, что остается, – темнота и боль. Боль, которая не собирается заканчиваться. Через некоторое время появляется новая пытка. Муки голода разрывают его, и боль жажды присоединяется к ожогам во рту и горле. Дин понимает, что делает Михаил – он целенаправленно пренебрегает своим телом, позволяя Дину почувствовать эффект. Нет возможности принять более удобное положение, нет успокаивающего голоса, чтобы помочь ему преодолеть боль. Все, что он чувствует – необходимость, все, что он получает – ничто. Он пытается не обращать внимания на боль, но ее постоянное присутствие не позволяет игнорировать ее. Он думает о своей жестокой мести Михаилу, но затем его разум становится рассеянным, и он забывает, на что же был зол в первую очередь. Он думает о Джеке, о войнах, в которых тот успел поучаствовать за такое короткое время. Он думает Касе, размышляя, та ли это Пустота: не мирный, тихий сон, а постоянное состояние боли и темноты. Он задается вопросом, видел ли Михаил Пустоту. Он думает о Сэме, о том, как тот был одержим Люцифером, как его вернули без души и снова собрали, но он уже никогда не станет прежним. Теперь он стал мягче. Он постоянно чувствует боль. Дин хочет плакать, но это только усиливает давление в груди, и он не знает, катятся ли слезы по его щекам. Дин цепляется за надежду, как за ниточку, уверенный, что рано или поздно боль прекратится. Либо его семья спасет его, либо он умрет. Он ждет, и продолжает ждать, даже когда его разум затуманивается, а мысли разобщаются, голод пронизывает его желудок без намека на успокаивающее онемение, его диафрагма и вспомогательные мышцы сжимаются и напрягаются от давления. Его трахея кажется сырой и кровавой, его рот сухой и покрыт волдырями. Он думает, что, может быть, это уже не Михаил. Раньше он насмехался над Дином, давал надежду на свободу, возможность взглянуть на внешний мир, прежде чем снова толкнуть его вниз. Теперь Дин не слышит ничего, не видит ни лучика света. Может быть, он уже мертв. Может быть, это то, что предназначено для него, после целой жизни боли и неудач. Возможно, это месть Билли, наказание за то, что он слишком часто обманывал смерть: проклятье никогда не умирать. Дин чувствует, как надежда медленно уходит из него и сменяется поражением, делая его конечности тяжелыми, а боль более выраженной. Времени нет, потому что боль никогда не кончается. Когда он тонул, были минуты покоя, прежде чем все начиналось снова. Даже в аду была отсрочка. Его пытали, его убивали, он умирал, и начинал снова, вновь созданный и переделанный. Боль с целью. Даже в аду... Он думает о Сэме с черными, как тьма, глазами. О Касе, из носа и ушей которого сочится черная жижа. Он думает о Михаиле и сжимается от боли и страха. Он думает о... Джеке, о… Он хочет помолиться, чтобы все закончилось, но не может сформулировать слова в своей голове. Боль выталкивает все остальное. И, в некотором смысле, она знакома. Она всегда была с ним. Всегда. Просто теперь он близок к краю. Если он позволит своему разуму остановиться, позволить боли затопить его, это будет почти утешением. Это почти как конец.

***

Дин вырван из темноты и бесцеремонно брошен на твердый пол, и весь его мир начинает кружиться и вращаться вокруг него. Его тело приземляется на бок, как тряпичная кукла, на полпути через круг, сформированный горящим святым маслом. Эхо боли рикошетит внутри него, когда все его чувства врезаются в него одновременно. Его глаза раскрываются, чтобы тут же закрыться, яркость даже тускло освещенной комнаты ослепляет его. Пламя начинает лизать его рубашку, но он не чувствует этого, он едва чувствует пол, на котором лежит. Слишком громко, и он понимает, что еще чуть-чуть, и его уши начнут кровоточить после внезапного перехода от абсолютного ничего к множеству голосов, криков, звуков стрельбы, звона ножей, каждый из которых оставляет след в его плоти. У него снова звенит в ушах, и он чувствует, что его сейчас вырвет. Он хочет потерять сознание. Слишком много, откуда все это взялось, слишком много… – Дин! – кричит голос, и затем его хватают, вытаскивают из священного огня, и одно только прикосновение заставляет его кожу дрожать, покрываясь болезненными мурашками. Просто ощущение рук на его плечах ощущается как ножи, воткнутые в его кожу и мозг. Он хочет оттолкнуть их, но когда он пытается пошевелить рукой, ничего не выходит. – Дин, о боже, – слышится тот же голос, но Дин не осознает его полностью. Чьи-то руки похлопывают по нему, тушат огонь, который начал прожигать его рубашку и кожу, и Дин с трудом справляется с этим. Он не может осмыслить ничего, что происходит вокруг, ничего, кроме боли, шума и присутствия всего, что хуже, чем темнота. Он беззвучно молится, чтобы сознание покинуло его, точно так же, как он молился о конце, и точно также ничего не меняется. Он давится, ощущая горячую желчь, что поднимается из его горла к губам и этого достаточно, чтобы снова отправить его к краю. – Кас! Дин, все хорошо, теперь ты с нами, открой глаза, все в порядке. Пожалуйста, Дин, прекрати, ты в порядке, мы отвезем тебя домой. Открой глаза. Остановись. Дин не понимает, что он должен остановить. Он хочет, чтобы все это прекратилось. Внезапно рядом слышится другой голос, другая пара рук. Ему кажется, что его голова вот-вот взорвется, и ее содержимое протечет через нос. Это хуже, еще хуже. – Дин, все в порядке, – говорит новый голос, но он не может различить, чей, они все звучат одинаково, они все причиняют боль. Прочие звуки борьбы притупились, остался лишь треск пламени и сгорающих тканей. Дин наклоняется вперед и упирается в тело, которое находится напротив него, и это ощущение осязаемой преграды на его пути поражает и подавляет. – Его больше нет, Дин. Мы убили Михаила, его больше нет. С тобой все будет в порядке. – Кас, почему, как... почему он... – Он напуган. Я думаю, что ему больно. – Нет, Кас, разве мы не знаем, что если... Мозг Дина работает над тем, чтобы понять, почему несмотря на то, что тактильная стимуляция стала меньше, шум по-прежнему травмирует его уши и горло. Он слышит хриплый, низкий вой, прерывистый от боли, усиливающийся, набирающий и теряющий объем с каждым неглубоким вдохом. Словно раненое животное, напуганное и близкое к смерти. Это ужасный шум, и он не прекращается. Ничто не прекращается. Но затем чья-то рука мягко касается его лба, и все уходит. Все, кроме боли.

***

Когда он закрывает глаза, он тут же вспоминает темноту, но стоит ему открыть глаза, всего становится слишком много. Поэтому он старается смотреть на что-нибудь скучное и непримечательное, не пытаясь фокусировать взгляд, и игнорируя все, что вокруг него. Так чуть меньше боли. Звуки все еще причиняют боль. Он перестает издавать свои собственные звуки, потому что это тоже больно. Голоса, когда он может понять их, хотят, чтобы он заговорил, но мысль о том, чтобы напрячь горло, заставляет его грудь сжаться в панике. Он лишь делает небольшие вдохи и выдохи. Он отвык дышать. – Не знаю, что Михаил с ним сделал... – Он был там дольше, чем в первый раз, и может быть... – Ты помнишь, как Рафаэль... – Нам нужно серьезно подумать о повреждении мозга... Голоса пытаются заставить его есть и пить, но слишком больно смотреть на еду или тем более глотать ее. Иногда он позволяет влить в себя немного воды. Это тоже тяжело, и в то же время, приносит чувство не-боли. Правда, потом пару раз его рвало водой и горячей желчью, которая стекала с его губ на колени и пол. Один из голосов пытается расшевелить его, сдвигая ноги и пытаясь вытянуть руки, шепча себе под нос что-то о мышечной атрофии и пролежнях, но это слишком больно. Дин стонет, от чего голос становится напряженным и резко затихает. Дин довольствуется тем, что сидит и смотрит на место в стене, которое причиняет меньше боли, там, где один кирпич чуть темнее остальных. Иногда появляется другой голос и рассказывает ему истории, в более быстром ритме, словно обнадеживающе, вспоминая случаи, которые Дин не может воспринять. Они, кажется, не понимают, что слушать больно. Он не спит, потому что сон возвращает его в темноту, и тогда он вздрагивает, его мышцы трясутся в треморе, а его горло издает шум, громче и ближе к крику. Когда это происходит, приходит голос, на спине или голове появляется ощущения прикосновения руки. Голос шепчет что-то успокаивающее. Дин не засыпает, но голос остается с ним на всю оставшуюся ночь, исчезая лишь тогда, когда Дину кажется, что наступило утро, после того, как его заставляют выпить стакан воды. Иногда он дремлет, уходя в себя, когда освещение в комнате становится другим, или он вдруг оказывается в новом месте. Времени не существует, потому что ничто не заканчивается. Теперь он это знает. Он приходит в себя и понимает, что находится не в своей комнате. Он в инвалидном кресле. Один из голосов настаивал на том, что Дин не должен все время оставаться в одном и том же месте, но свет в комнате, в которой он обычно находился, был ярким, освещая пространство, но не ослепляя. В других местах были тускло освещенные углы или вообще не было света, что заставляло Дина дышать слишком быстро. Какой он жалкий: боится темноты. Иногда он хочет сказать об этом, но его голосовые связки работают неправильно, и он либо издает странный шум, либо вообще не издает ни звука. Однако на этот раз кто-то позаботился о том, чтобы вся комната была освещена, несмотря на отсутствие окон, и Дин сидит спиной к стене, чтобы никто не смог подойти к нему сзади. Голос говорит с ним, мягко и негромко, шаги по комнате отзываются легкой вибрацией. – Ладно, знаю, я же сам и пытался заставить тебя есть всякую легкую пищу типа скучного супа с сухариками, – кстати, ты отлично справился вчера с бульоном. Но знаешь, что я подумал? К черту. Я подумал: если Дин и съест что-либо, это будет что-то жирное и вкусное. Так что можешь посмеяться надо мной из-за того, что я так долго следовал указаниям с сайта здорового питания. Расплывчатый, разрозненный мир Дина начинает фокусироваться. Он моргает, оглядывая кухню и видя ее впервые. Он смотрит на банки, выстроенные на полке, прослеживает взглядом к шипящей сковороде на плите, и не чувствует подавляющего чувства боли от стольких изображений. Это все еще больно, но терпимо. Он снова моргает и смотрит на Сэма, который укладывает булочки на три тарелки, и, немного сгорбившись, кладет салат и помидор на нижние половинки булочек. Он поворачивается, поднимает сковороду с плиты и поддевает лопаткой котлеты. – Я приготовил один для Джека, но я отнесу его ему в комнату, потому что тебе пока тяжело, когда рядом с тобой находится больше одного человека. И это нормально. Скоро все наладится, я уверен, и мы все вчетвером сможем вместе поужинать. Кас тоже любит гамбургеры, но ест их только в том случае, если ты или я попросим его об этом. Особенно ты. Дин смотрит на руки Сэма, пока тот собирает гамбургеры, накрывает их верхними половинками булочек. Наблюдает, как он берет один из бургеров и разрезает его на четыре части. Смотрит на волосы Сэма и его заметно потрепанный вид, пока Сэм продолжает говорить что-то. – И я подумал, что, возможно, после обеда мы могли бы пойти погулять. Я бы отвез тебя в гараж, посмотреть на Детку. Потом нам надо будет заняться растяжками, но если ты съешь этот бургер, упражнения будут даваться тебе легче и ты не будешь так быстро уставать. Серьезно, тебе нужно съесть что-нибудь плотное, и тогда... Сэм оборачивается и замирает, глядя на Дина. Руки Дина слегка сжимаются и разжимаются на подлокотниках кресла, он моргает и поднимает взгляд, чтобы встретиться с Сэмом. Сэм кладет тарелку, которую держал в руках, на стол. – Дин? Дин сглатывает, слегка морщась от оставшейся шероховатости, и снова моргает. Когда он открывает рот, ком в его горле немного уменьшается. Он шевелит губами. – Сэ... Сэмми. Глаза Сэма расширяются, и он делает шаг вперед, стараясь не торопиться и не двигаться слишком быстро. Он присаживается на корточки перед Дином, не зная, куда деть руки, его лицо озаряется надеждой. Дин смотрит на брата. Под глазами у него синяки и красные пятна. Он снова отрастил бороду. Это ужасно. – Дин? – снова спрашивает он. Дин слегка двигает головой и дышит ртом. Его голос медленный и грубый, губы едва шевелятся, когда он говорит. – Сэмми. Сэм резко выдыхает и хлопает себя по колену. Его лицо светится, он почти не верит. – Да, Дин, это Сэм, это я. Ты меня слышишь, ты понимаешь, о чем я говорю? Ком снова подкрадывается к горлу Дина, поэтому он медленно кивает, не сводя глаз с лица Сэма. Он не знает, как выглядит со стороны, он даже не уверен, смог ли брат заметить его кивок, но Сэм на мгновение отворачивается в сторону, проводит рукой по лицу и издает тихий звук, нечто среднее между смехом и рыданиями. – Ты понятия не имеешь... Чувак... я... ты можешь сказать что-нибудь еще? Дин задумывается на секунду, а потом едва заметно качает головой. Ком в его горле снова вернулся, и он устал. Сэм хмурится, но кивает. – Все в порядке, просто мне очень приятно слышать твой голос. Тебе не нужно говорить, если ты не чувствуешь, что можешь. Хочешь что-нибудь съесть? Сэм действительно старается, и это первый раз, когда Дин видел его, и кто знает, сколько времени прошло, поэтому он кивает, и Сэм снова сияет. Он встает, чтобы взять тарелки, и ставит их на стол, затем подкатывает к столу кресло Дина. Все это время он рассказывает о том, что делает, практически на автомате, будто он занимался этим так часто, что это вошло в привычку. Он кладет одну четвертинку бургера перед Дином, а другую берет себе. – Ешь столько, сколько можешь, – говорит Сэм. Он кладет руку на свой бургер, но даже не начинает есть его. Его глаза прикованы к Дину, как будто тот исчезнет в любую секунду. Дин смотрит на свой бургер и пытается обхватить его рукой, но пальцы не слушаются, и четвертинка выскальзывает и падает на стол. Сэм откладывает свою порцию, встает, и, прихватив салфетку, вилку и нож, возвращается к столу. – Эй, не беспокойся об этом, – уверяет Сэм и нарезает гамбургер на мелкие кусочки размером с укус. Он вытирает руку Дина салфеткой, затем протягивает ему вилку. Дину требуется минута, чтобы обхватить ее рукой, и еще одна, взять ее как положено. Он ловит вилкой кусочки гамбургера несогласованными движениями, тратя на это половину времени, иногда промахиваясь мимо рта, но Сэм не пытается помочь ему или накормить его, и за это Дин испытывает особое чувство благодарности. К тому времени, как он проделал три четверти пути, он чувствует давящую усталость, зрение по краям снова начинает размываться. Вилка с грохотом падает на тарелку, рука опускается, запястье обмякает, и кисть жалко свисает с колена. Дин хочет переместить ее, немного стыдясь, но не может. Он смотрит на тщательно подобранные, не слишком яркие, белые тарелки и чувствует, как мир постепенно угасает. Он поел, и теперь ощущение пищи во рту медленно пробирается в горло. Это болезненно и отвлекает. – Хорошая работа, даже лучше, чем я ожидал, – с гордостью говорит Сэм, но затем он видит, что Дин потерял концентрацию, и хмурится. Дин смотрит на брата. Он словно с краю, хотя на самом деле находится в центре поля его зрения. – Подожди, Дин, не... Я просто... Ты хочешь пойти к Детке? К Касу? Не... не уходи, Дин, подожди! Дин ждет. Все, что теперь нужно делать – ждать.

***

– он говорил со мной, он посмотрел мне в глаза... – ты хочешь сказать, что есть шанс, что он не... – мы сможем вернуть его, мы сможем это исправить... – Дин? Ты можешь посмотреть на меня? Дин?

***

Он просыпается рывком, его руки дергаются в мышечном спазме. Кас уже здесь. Он осторожно кладет руку на затылок Дина, поглаживая большим пальцем по влажной коже. У Дина не было кошмара, честно. Он просто просыпается каждый раз, когда достигает достаточно глубокого сна и осознает это. Не сон. Он осознает тишину и мрак вокруг него. И все же, когда он спит, он видит лучик света, обещание спасения, которому он почти всегда верит. Он дышит, а Кас успокаивает его, тихо напевая что-то, почти неслышно. Дин не сводит взгляда с кирпича на дальней стене, и слушает, как Кас начинает новую песню. Руки Дина дрожат, и Кас кладет поверх свою ладонь, слегка поглаживая пространство между большим и указательным пальцами. Это хорошо. Все перед глазами начинает покачиваться, его зрение расплывается, и на мгновение он почти рад этому, рад тому успокаивающему онемению, которое приходит, когда размеры мира вокруг него становятся слишком пугающими. Словно мягкая ткань падает на веки... ...он трет лицо руками, перед глазами все плывет. Джек лежит на больничной койке. Джек мертв. Сэм рассказывает Дину о Кетче и о яйце. Дин предлагает им разделиться, Дин идет за копьем Кайи. Он выпрямляется и оборачивается. Он трет лицо руками, перед глазами все плывет... – Дин, – строго говорит Кас таким твердым голосом, словно он уже несколько раз произнес его имя. С силой, почти такой же, как раньше, Дин срывает с себя простыни, вскакивает на ноги и бросается за дверь. Все происходит так быстро, и так напоминает его прежнюю ловкость, что Кас остается на кровати с открытым от шока ртом. Дин дышит слишком быстро, его сердце заполошно бьется, паника пронизывает его тело, и он бежит по коридорам бункера. Ему нужно почувствовать что-то, что угодно, кроме боли и пустоты. Его рука скользит по деревянной поверхности двери, оставляя мазок холодного пота и страха. Он слышит, как Кас кричит ему вслед, слышит, как открывается дверь комнаты Сэма, но она уже далеко. Он сворачивает в ванную, чуть не падая у стены, и резким движением включает душ. Он прислоняется спиной к стене и медленно сползает на пол, когда ледяная вода падает на его волосы, пропитывая одежду. Его зрение снова плывет, и он, громко закричав, бьет кулаком в стену. Сэм и Кас вбегают в ванную и застывают на пороге, когда Дин снова кричит, на этот раз от страха. Он же вернулся, он выиграл, он видит и слышит, и теперь он не может, просто не может вернуться обратно, он не сможет вновь бороться с пустотой и нехваткой воздуха, и болью, он не может опять уйти. Он вернулся, и в то же время нет, он всё еще человек-калейдоскоп, кольцо-шифратор, смотровой глазок для тайн, разноцветный и предательский и этого всего слишком много. Слишком больно. Слишком много. Сэм опускается на колени и выключает воду, обхватив плечи Дина. Он осторожно берет его ладонь, ту, которой Дин бил о стену, и прижимает ее к себе. Дин берет брата за другую руку, хватает Сэма за предплечье, так сильно, что наверняка останется синяк, и смотрит ему прямо в глаза. – Убей меня, – умоляет он, и эхо его слов вторит ему в пустоте его разума, – пожалуйста, убей меня.

***

Сэм знает язык жестов, потому что дружил с Эйлин. Дин никогда особо не увлекался этим, но он освоил пару простых знаков, которыми может показать, что хочет пить или вернуться в свою комнату. Это полезно, когда ком в его горле становится слишком большим, и он не может говорить, хотя он подозревает, что переврал жесты и просто придумал свою собственную систему коммуникации. Ему никто не отвечает на языке жестов, и это даже хорошо. Джеку пока сложно понять, но Кас и Сэм знают его достаточно, чтобы догадаться, насколько он ненавидит чувствовать себя слабым, даже если так оно и есть на самом деле. Кто-то включил музыку, и теперь она фоном доносится из динамика, что стоит где-то в зале. Она звучит тихо, чтобы быть успокаивающей, и в то же время ее без проблем можно услышать. Metallica сменяется на Black Sabbath. Сэм, должно быть, составил плейлист. Дин сидит в инвалидном кресле и его руки дрожат так сильно, что подлокотники почти вибрируют. Он маскирует дрожь постукиванием по ноге, быстрым, безо всякого ритма. Каждый раз, когда его зрение начинает размываться, он стучит немного сильнее. Иногда он делает это слишком заметно, и Кас или Сэм успокаивающе сдерживают его кисть, потом отпускают снова. В этот раз Сэм стоит рядом, зажав одной рукой стопку книг, другой раскладывая тома на полки и бормоча себе под нос. – Хорошо, Энмеркар и Энсухкешданна, их положим сюда. Енохианские заклинания, откуда это у нас вообще? Большинство из этих книг никуда не годятся. Я сказал Джеку, что Стивен Кинг – не самый надежный источник информации о сверхъестественном. Подумать только, он стащил «Цикл оборотня»* из библиотеки! А потом он прочтет «Сумерки» и решит, что теперь знает все о вампирах. Представляешь? Сэм поворачивается и кладет книгу на стол рядом с Дином. «Сияние». Дин поворачивает голову в сторону книги, слегка указывая на нее подбородком. Сэм пожимает плечами. – Просто интересная история. Подумал, ты захочешь услышать ее позже. Краешки губ Дина поднимаются вверх. Ему нравится эта книга, но он никогда не признается, что читает просто так, ради удовольствия. Сэм слишком хорошо его знает. Он похлопывает Дина по плечу, жестом предлагая ему наклониться вперед, и Дин выполняет его просьбу. Сэм снимает фланелевую рубашку с плеч Дина, заворачивает край рукава футболки, обнажая марлевую повязку вокруг левой руки. Он берет аптечку с другого стула и, установив ее на колене, один за другим снимает бинты. Струпья от ожога и заживающая кожа кое-где прилипают к бинтам, но Дин не замечает боли. Он продолжает постукивать рукой по ноге, пока Сэм работает, не сводит взгляда с дальней стены, лишь часто моргает. Его губы шевелятся, повторяя текст песни, тихо играющей на заднем плане. «Приятное онемение»**, – усмехается он про себя. Закончив с ожогом, Сэм помогает Дину размять ноги, фиксируя кресло на месте, затем плавно вращая его лодыжку. – Думаешь, теперь ты сможешь позволить Касу исцелить тебя? – спрашивает Сэм, – раньше ты был слишком напуган, и не позволял нам. Ты же не хочешь подхватить инфекцию. Дин продолжает бесшумно подпевать. Мне не больно, ты отдаляешься. Далекий корабль дымит на горизонте.*** Сэм осторожно поднимает ногу, и что-то щелкает в бедре. Это заставляет Дина закашляться, он моргает, оглядываясь на брата. – Раньше, – хрипло начинает он, и Сэм останавливается, глядя на него. Дин не может произнести слово «ад», поэтому просто указывает на пол. Кажется, Сэм все понимает. – Это было здесь. Дин указывает на центр груди, где, как ему кажется, находится его душа. Ад повредил его психику и душу, но когда его вытащили наверх, все заработало нормально. Его тело, его мозг, все они были в более или менее удовлетворительном рабочем состоянии. – На этот раз, – продолжает Дин, и Сэм пристально смотрит на него. Он показывает на свою голову, а затем широким жестом – на все тело, – все испорчено... здесь. Сэм меняется в лице, встает с того места, где сидел, и идет к концу стола. Он хватает пиво и опирается рукой о стену, глубоко дыша. Пальцы Дина продолжает постукивать, и он ждет. Сэму требуется несколько минут, чтобы заговорить. – Мы убили его, – говорит Сэм. – Мы убили Михаила. Я только жалею, что не смог сделать этого раньше. И медленнее. Прости, Дин. Дин слегка кивает, желая, чтобы Сэм не расстраивался из-за этого. Случилось то, что случилось, его вытащили, и этого уже было достаточно. Здесь не о чем жалеть и здесь нет вины Сэма, что Дин стал таким. Он хочет сказать, что все в порядке, и он понимает, что Сэм сделал все, что мог, но выходит только «Сэмми». Сэм поворачивается к нему и смотрит, не сводя взгляда в течение нескольких мгновений, и Дин уже начинает думать, что разозлил Сэма, когда на его лице появляется напряженная улыбка, и он возвращается к стулу. Он садится и поднимает другую ногу Дина, чтобы продолжить растяжку. После растяжки Сэм дает ему стакан воды, а затем берет несколько пистолетов и садится в свое кресло, чтобы чистить их. Дин слушает музыку и немного отключается, уходя в тусклый свет комнаты. Когда он приходит в себя, он по-прежнему в том же кресле, но теперь у Сэма в руках Сияние , и он читает вслух. Дин медленно моргает, раздраженный и испуганный тем, что снова потерял время. Он смотрит на свою руку, и по мере того, как его сознание возвращается, дрожь снова превращается в постукивание по ноге. Сэм, приподняв бровь, хитро смотрит на книгу, но не прекращает читать. Дин изучает свои колени, нахмурившись. В комнату входят еще двое, отчего волоски на его шее встают дыбом, но он не двигается с места. Сэм перестает читать, что делает его настроение еще хуже. Через минуту ему приходит в голову, что кто-то стоит перед ним и терпеливо ждет. Дин поднимает голову и видит Джека с кубиком Рубика в протянутой руке. Дин смотрит на нее, дыша через рот. Он изгибает бровь, что, очевидно, достаточный сигнал для Джека, чтобы начать говорить. – Я видел, что ты постукиваешь пальцами, – говорит Джек с полным отсутствием деликатности, – а еще Сэм и Кас говорят, что ты боишься, когда слишком тихо или темно. Я не знаю, что... Михаил сделал с тобой, но я подумал, может, это поможет тебе занять руки. Дин смотрит на кубик еще минуту, а затем раскрывает ладонь. Джек кладет игрушку в его руку. Требуется некоторое время, чтобы дрожь успокоилась настолько, чтобы он смог повернуть грани. Цвета, пожалуй, ярковаты, но простой акт поворота успокаивает. Он не чувствует себя способным понять это (он не знает, хватит ли у него терпения), но ему стало легче поднимать взгляд. Джек сияет, глядя на движения рук Дина, и за его плечом Дин видит Каса и Сэма, смотрящих на него. Внезапная потребность поражает Дина настолько сильно, что он на секунду перестает дышать; его руки падают на кубик, и Сэм вскакивает со своего места. Впрочем, все закончилось так же быстро, как и началось, и Дин продолжает крутить кубик, чувствуя, будто его облили ледяной водой. Кас хмурится, глядя на него – Как долго? – спрашивает Дин слабым, хриплым голосом. Брови Джека поднимаются до самой линии роста волос. Сэм возвращается на свое место, но смотрит в сторону. Никто не отвечает, и потребность возвращается, цепляясь за спину, между лопатками. Он заставляет себя дышать неглубоко, через рот, и закрывает глаза. – Сколько? Сэм вздыхает. – С тех пор как ты вернулся, или с тех пор, как… Дин не отвечает, просто открывает глаза и смотрит. Сэм и Кас переглядываются, и Сэм снова вздыхает. – Мы вернули тебя три недели и два дня назад. Михаил держал тебя шесть месяцев. – И четыре дня, – тихо добавляет Джек. Шесть месяцев. На этот раз он держал Дина шесть месяцев. Добавить месяц или около того, когда он был одержим в первый раз, и получится, что он был жевательной игрушкой Михаила в течение большей части года. На этот раз. Этот раз. Как насчет следующего раза? – Он мертв, Дин.– Говорит Кас. – Он не заберет тебя снова. Клянусь. Шесть месяцев темноты. Глухого, тошнотворного удушья. И ожидания, ожидания, ожидания. Он заставил Дина думать, что он уже мертв. Он заставил его думать, что это то, что его ждет, он заставил его думать, что он заслужил это. Кас слышал его, когда он еще молился? Или Михаил просто развлекался? – Как? – спрашивает Дин. – Ты уверен, что хочешь услышать все это сейчас? – Скажи мне, – говорит Дин медленным голосом, словно волоча стальную проволоку по гравию, – как? Он слушает, как Сэм начинает рассказ, начиная с того момента, когда Михаил забрал Дина в Канзас-Сити. Как город растворился в хаосе, и даже при экстренной эвакуации большая часть населения была обращена. Они были вынуждены бежать, пробиваясь через здания и города, оставив Дина. Кас был ранен, не в силах исцелить Джека и Сэма от их собственных ран, и им пришлось спрятаться в бункере, чтобы восстановиться. Гарт пытался помочь им узнать что-нибудь о Михаиле, но учитывая эксперименты Михаила над ним, было решено не идти на этот риск, и Гарт нашел себе убежище, чтобы спрятаться, пока все не закончится. После этого, была просто разведка и отчаянная, слепая надежда на подсказку, на любую помощь, на пусть маленькую, но победу. Кас и Сэм не говорят о том, как лично они справились с поражением от повторного взятия Дина. Дин не должен знать. Но он видит напряжение на лице Кастиэля, мешки под глазами Сэма, ужасную бороду, вновь появившуюся на его лице, и понимает. Он провел их через ад. В какой-то момент все его тело начинает дрожать, и Кас на мгновение исчезает, чтобы принести одеяло с кровати Дина. Кас оборачивает одеяло вокруг тела Дина, нежно прикрывая его тканью. Он уходит, чтобы принести Дину чашку чая, а затем присоединяется к Сэму. По-видимому, после нескольких месяцев исследований, Сэм и Ровена (заручившись помощью Чарли) нашли последнее невероятное заклинание, которое можно использовать, чтобы убить Михаила, если им удастся поймать его. К этому моменту монстры Михаила осаждали четыре крупных, и несколько более мелких городов, и эти города даже сейчас по-прежнему находятся на карантине, в изоляции от остальной части страны, границы которой контролируются военными. Теперь каждый знает о монстрах. Черт, их показывали в вечерних новостях. Через шесть месяцев они одержали свою первую маленькую победу, обнаружив информацию о том, что Михаил собирается появиться где-то за пределами Рено. Они поймали его в ловушку с помощью усиленного огненного круга из святого масла, пока Мэри, Бобби и некоторые другие охотники, в том числе беженцы из альтернативной реальности, держали оборону от головорезов Михаила. – Заклинание отделило Михаила от его сосуда, чтобы мы могли убить его, не убивая тебя, – объясняет Сэм, и Дин вздрагивает от того, как он произносит слово «сосуд». Это звучит так отстраненно, так безлично. Так неправильно. – Но это сохранило его телесность, чтобы его можно было убить. Честно говоря, я не думал, что это сработает. – С помощью Кетча я нашел клинок, который мы испытали в шумерской гробнице, – продолжает Кас. – Он был схож с клинком Архангела. Ровена укрепила его магией, хотя я не думаю, что он действительно чем-то нам помог. Думаю, нам... повезло. Повезло. Да, точно. – Вас было двое! – подхватывает Джек, – как в кино. Сэм выбрал, кто из них настоящий ты, и выбрал правильно, а потом убил Михаила. Убил Михаила. Так просто. Повезло. – После того, как Михаил был устранен, ты... не реагировал, – говорит Кас. – Мы привезли тебя сюда, чтобы выздороветь, а остальные отправились в Су-Фолс. Джоди, Мэри и Бобби начали перепрофилировать старую автосвалку Бобби в другую базу для охотников. С тех пор они живут там. – Мама? – спрашивает Дин, и это единственное слово, которое он смог произнести за все время. Лицо Сэма вспыхнуло несколькими эмоциями. – Мы можем позвонить ей, если хочешь, – говорит он. – Я не знал, будешь ли ты готов. Ты... ты был таким, после того, как все закончилось, и мы все подумали, что лучше будет подождать, посмотреть, если тебе станет лучше. Если ему станет лучше. Убил Михаила. Повезло. Дин громко дышит через рот. Сэм и Джек смотрят друг на друга, Кас хмурится. Дин смотрит на свои трясущиеся руки, кубик Рубика неподвижно лежит в его пальцах. Все начинает болеть. Он помнит тот факт, что провел шесть месяцев, не делая ничего, кроме как задыхаясь и умирая, пока его семья страдала и боролась. Дыхание покидает его горло. – Дин? – спрашивает Сэм и его голос дрожит, – ты позволишь Касу исцелить себя? Пожалуйста? Дин думает об ангельской благодати, текущей по его венам, вспоминает раны, сшитые вместе за миллисекунды, думает об узах, связавших его в абсолютном небытии и забравших его дыхание, его способность выбирать и умирать. Он твердо качает головой. Джек сводит брови над переносицей, остальные хмурятся. Никто не произносит ни слова. Они долго смотрят на него. Дин не знает, как долго, потому что нет времени, и ничто не заканчивается. В конце концов, он показывает, что хочет вернуться в свою комнату, и Сэм вздыхает. – Я принесу тебе чай, – говорит он, хотя они оба знают, что он уже остыл.

***

– Мы дали ему слишком много информации... – Он спросил нас, он хотел услышать... – Они до сих пор не знают, что он... – Он позвонит ей, когда будет готов...

***

Руки Дина дрожат, сжимая края раковины. Кажется, в последнее время это происходит часто. Тремор. Он спрашивает себя, дрожал ли он в темноте, но не может ответить на этот вопрос. Он и здесь иногда не замечает этого. Он смотрит в зеркало. Он выглядит не так, как ожидал. Ему кажется, что он должен выглядеть как человек, который провел шесть месяцев, прикованный цепями на дне черной дыры, без еды и воды, питаясь соками земли и разрушающейся атмосферой. Израненный, измотанный, с бородой, шрамами и отсросшими, длиной как у Сэма, волосами. Но нет. На его лице лишь малейший намек на щетину, и никакой грязи. Видимо, Сэм вымыл его, побрил лицо, кроме того, Михаил, вероятно, следил за его внешним видом. Оба осознания наполняют его стыдом. Он немного изможден, глаза запали, скулы стали ярко выраженными, лицо более худое, чем он привык. Его волосы не длинные, но и не короткие; в его голове мелькает образ того, как Михаил любил их укладывать. Он позволил бы им отрасти немного сильнее, чтобы он мог правильно их причесать, чтобы они стали идеальными. Дин отворачивается от зеркала и бросается к унитазу. Переживает сухие спазмы, прижимаясь к стене и фарфору, потом закрывает глаза и ждет, когда мир перестанет вращаться. Затем он возвращается к зеркалу, хватает электробритву и включает ее. Он вытирает рот и плюет в раковину. Все оставшееся время он прилагает максимум усилий, чтобы не сводить взгляда с собственного отражения. Закончив, он направился на кухню, целеустремленно, чтобы не дать себе возможности остановиться. Сэм сидит за столом перед открытым ноутбуком и держит в руке пиво. Дин шагает к столу, отодвигает ближайший к стене стул и падает на него. Сэм внимательно смотрит на брата. Мышцы его челюсти и адамово яблоко сдвигаются. Дин делает вид, что не замечает. – Привет, приятно видеть тебя на ногах. Дин кивает. Сэм поднимает бровь. – Хорошая стрижка, – говорит он. – Немного коротковато, не так ли? Дин проводит рукой по волосам. Он остриг их сильнее, чем ожидал. Не налысо, конечно, но они короче, чем были до этого. Или даже раньше этого. Он хочет объяснить Сэму, что ему нужно нечто иное, чем то, что он носил во время одержимости Михаилом, чем даже до Михаила, хочет показать, что это не просто его прихоть, но не говорит ни слова, только стискивает зубы. Волна разочарования захлестывает его, и он скрещивает руки на груди, указательным пальцем постукивая по противоположному бицепсу. – Мы можем избавиться от этого дурацкого кресла, если хочешь, – говорит Сэм. – Если ты думаешь, что можешь ходить. Если ты начнешь есть больше, то снова наберешь вес, и мы сможем приступить к упражнениям, чтобы нарастить мышцы. Возможно, и тремор тогда уйдет, кто знает. Дин кивает просто для того, чтобы сделать Сэма счастливым, наклоняется и крадет кусок бананового хлеба, лежащий на столе рядом с ноутбуком. Он откусывает большой кусок, и Сэм фыркает, не отрываясь от экрана. Через мгновение он снова переводит взгляд на Дина, который жестом указывает на монитор. Сэм ухмыляется. – Представь себе, – начинает он, откидываясь на спинку стула, – интересный случай в Монтане. Джоди считает, что это Вахила, а я обнаружил много общего с легендой о Шунка Варакин****... Дин хмыкает, прислоняясь к стене. Он наблюдает, как его брат читает и говорит, и чувствует, как на лице появляется небольшая улыбка.

***

Он звонит Мэри. Почти все время говорит только она, но Дину просто приятно услышать ее голос. Она рассказывает ему о ремонте автосвалки, о жизни с Бобби, о работе с Джоди и девочками. Она говорит, что скучает по нему, а он улыбается, поправляя свои простыни. Когда Мэри дает ему возможность вставить хоть слово, он говорит, что ему становится лучше, и он хотел бы снова увидеть ее. Говорит, что любит ее. Мэри отвечает тем же, потом извиняется, потому что ей надо идти. Через несколько дней он снова звонит ей. Звонок переходит на голосовую почту.

***

Он вздрагивает, просыпается, быстро садится и лихорадочно ищет глазами стену, чтобы ухватиться за нее. Кас рядом, бормочет что-то успокаивающее, массирует спину, но это не помогает. Слишком темно, он не может найти тот, другой кирпич в стене. Кровь пульсирует в ушах, и он не слышит, что говорит Кас, не слышит белый шум, который теперь постоянно звучит в его комнате, он ничего не слышит. Вообще ничего. Даже свет из-под двери начинает уходить в темноту, и он едва ощущает собственные руки, лежащие на простынях. Он весь в поту, но не чувствует этого, не чувствует ничего, кроме боли, и он снова не может дышать. – Ну же, Дин – раздается голос, но Дин не замечает. Его горло пересохло, и вибрирует от шума вокруг, но Дин не слышит его, и никто не слышит Дина. – Не делай этого, Дин, дыши. – Кастиэль, что... – Сэм, сейчас не лучшее время для... – Дин, посмотри на меня. Нет, смотри на меня. Остановись. Дыши со мной, давай, прекрати шуметь, мы здесь, с тобой. Теперь ты здесь. Ты больше не с ним. Ты в безопасности, обещаю, тебе уже лучше, посмотри на меня. Тьма начинает колебаться, кружась и распадаясь на части. Еще слишком темно, но уже проявляются очертания и формы, уже слышны самые маленькие звуки. Он резко выдыхает, и ужасный, напряженный шум уходит с воздухом. – Вот так, хорошо, теперь дыши вместе со мной. Дыши. Кас, что бы ты ни делал, это помогает, продолжай. Хорошая работа, Дин, давай. Он чувствует руку на спине, чувствует как его мягко потирают вверх и вниз между лопатками в такт голосу, который просит делать глубокие вдохи и выдохи. Дыхание начинает возвращаться, очертания становятся четче. За кровью в ушах он слышит, как волны разбиваются о берег. У него перехватывает дыхание, он, икнув, наклоняется вперед и кладет локти на ноги. – Дыши, Дин. Все в порядке. Тебя там нет, теперь ты в безопасности. Ты не вернешься туда, обещаю. Перед глазами все плывет, он трет лицо руками. Он выпрямляется, он оборачивается... Чувство безнадежности и поражения врезается в Дина так сильно, что мышцы его спины сгибаются, прежде чем снова напрячься. Он хочет, чтобы голоса не лгали ему. Темнота, ожидание, непрерывная смерть без передышки – вот что его ждет. Так было навсегда и это неизбежно. С Михаилом или без Михаила, это то, что в любом случае придет за Дином. Бесконечная боль, без надежды на свободу. – Дин... – шепчет голос, и Дин чувствует, как перехватывает дыхание в груди, как хрипы в грудной клетке перетекают в мягкие, беззвучные рыдания. Рука на спине останавливается, слезы начинают течь из глаз, падая на предплечья и на покрывало. – Боже, что... Дин, все в порядке, ты в безопасности. Посмотри на меня, пожалуйста. Дин пытается, но в конце концов снова сдается слезам, которые капают на простыни, растекаясь темными кругами. Голос становится напряженным. – Он... Что с ним, я ничего не могу сделать... – Сэм, – сурово произносит другой голос, но первый уже стихает, оставляя после себя хлопок двери и удаляющиеся шаги. Вскоре, однако, этот голос сменяется другим, звучащим откуда-то от дверного проема. – Что происходит, все в порядке? – Джек, может тебе стоит вернуться в свою... Дин чувствует, как мурашки бегут по его шее, как стремительно нарастает в груди ярость, заменяя собой горечь поражения. Он поднимает голову, рыча, а потом кричит, схватившись руками за голову в попытке укрыться от нескончаемого шума. Крик пронизан гневом, покрыт страхом, и голос у двери быстро уходит. Слишком много голосов, слишком много. Дин снова кричит, но звук резко прерывается дрожащим дыханием, все его тело трясется. Голос рядом с ним не произносит ни слова, когда Дин снова начинает дышать, находит кирпич в стене и цепляется за него взглядом, как за спасательную шлюпку. Голос не говорит ничего течение нескольких следующих часов, пока Дин успокаивается и дрожь его тела переходит в беспорядочные, но контролируемые удары пальцев по колену, пока исчезают мельчайшие покачивания и расслабляются мышцы. Только дышит ровно и глубоко, чтобы Дин мог подражать дыханию, не останавливаясь ни в ритме, ни в глубине. На рассвете голос поднимается и уходит, быстро возвращаясь, чтобы заставить Дина выпить стакан воды.

***

Они сидят в кабинете под звук какого-то ужастика по телевизору, который Дин не смотрит. Джек шевелит большими пальцами, методично поглядывая на то, как Дин поворачивает кубик в руках. – На что это было похоже? – спрашивает Джек тихо, хрипло и испуганно. Дин сглатывает сухую слюну. – Как будто меня приковали к комете, – лжет он, глядя на экран и ничего не видя.

***

Сэм находит его в зале за столом с лежащей перед ним раскрытой книгой. Кубик Рубика тоже здесь, в руках Дина. Его ладони покоятся на коленях, но пальцы поворачивают грани – непрерывное, неконтролируемое движение. Дин настороженно поднимает взгляд, стараясь не привлекать внимания к книге, которую читает. – Решил от скуки позаниматься исследованиями? – спрашивает Сэм и Дин закатывает глаза. Как будто. – Когда-нибудь пригодится, так ведь? – отвечает он. Это не совсем те слова, которые он хотел сказать, но это заставляет Сэма хитро улыбнуться – верный знак, что теперь он больше сосредоточен на самоуничижении Дина, чем на том, что Дин на самом деле расследует. Его это устраивает. – Пошли, – говорит Сэм, жестом показывая Дину, чтобы тот встал. Дин встает со своего места, откладывает в сторону кубик Рубика и закрывает книгу об архангелах. Отодвигает ее к стопке разных книг в конце стола, чтобы она затерялась среди них. Следует за Сэмом в коридор. Сэм идет достаточно медленно, чтобы Дин мог идти с ним в ногу и не отставал. – Что ты там читал? – спрашивает Сэм. Вот сволочь. – Наверстываю упущенное по романам Николаса Спаркса, – быстро говорит Дин. Сэм обижается на очевидную ложь, но не настаивает. Это хорошо. Дин не собирается признаваться, что пытался изучать способы, которыми ангелы возвращаются к жизни или обманывают смерть. Сэм был бы расстроен, что Дин не верит всей их истории с убийством Михаила, а если и Кас узнает... Он еще не готов к такому уровню борьбы. – Куда мы направляемся? – спрашивает Дин. Сэм поворачивает и спускается по лестнице. Дин следует за ним, держась за перила. – Я подумал, что ты, судя по всему, начинаешь чувствовать себя лучше. Поэтому тебе, наверное, хочется вернуться к обычным вещам, – отвечает Сэм. – Завтра мы займёмся стрельбой и легкой боевой подготовкой. А сегодня моем машину. Он открывает дверь в гараж и пропускает Дина вперед. Детка стоит в середине помещения, ведра с мыльной водой, воском, губками и щетками ждут своего часа на брезенте, расстеленном на бетонном полу. Сэм уже несколько раз приводил Дина к машине с тех пор, как он вернулся, но он никогда не был в настроении оценить это. Дин смутно помнит разочарование Сэма из-за отсутствия ответа или даже признаков узнавания от Дина в первые несколько недель. Он решает компенсировать это сейчас. – Что ты сделал с моей машиной? – восклицает он, направляясь к Импале, – меня не было полгода, а ты на ней что, землю рыл? Сэм смеется. – Совсем немного грязи, Дин. Тебе не нужно так волноваться об этом. Это правда, и они оба это знают. – Конечно, я должен волноваться, потому что кое-кому, очевидно, все равно. Дин кашляет в локоть, слегка потирая шею. Несмотря на то, что говорить стало легче, он все еще не может избавиться от ощущения сырости в горле, как будто он действительно задыхался все это время. Сэм пытался заставить его пить чай с медом или что-то еще, но Дин решительно отказывался, останавливая свой выбор в пользу кофе или пива. Так более нормально. Он проводит рукой по капоту Импалы, затем берет губку и опускает ее в мыльную воду. Сэм улыбается и делает то же самое, приступая к задней части автомобиля. Музыка начинает играть откуда-то из гаража (Дин никогда не может понять, где Сэм прячет долбаные динамики, они должны быть размером с канцелярскую кнопку), и Дин погружается в ритм, методично водя губкой по металлу капота. Они смывают с Детки пыль и грязь, вытирают все брызги крови, а затем ополаскивают ее. Сэм спрашивает Дина, не пора ли сделать паузу, и, хотя руки Дина начинают дрожать, он отрицательно качает головой и продолжает. Он тратит время на то, чтобы покрыть воском поверхность автомобиля, затем проверяет давление в шинах и подкачивает их. Сэм уходит и возвращается с двумя бутылками пива. Братья прислоняются к верстаку в гараже, глядя на красивую, чистую машину. – Ты в порядке? – спрашивает Дин. Он знает, что Кас и Сэм что-то скрывают от него, и это касается того, что происходит за стенами бункера, того, чем заняты остальные охотники. Он знает, что, даже заботясь о Дине, Сэм по-прежнему сохраняет свою роль лидера, организуя людей и их работу. Он часто слышит, как брат разговаривает по телефону, то понимающе, то нетерпеливо и резко повышая голос. Иногда Джек проскальзывает в комнату Сэма, чтобы помочь. Дин остается не у дел. – Я в порядке, Дин, – отмахивается Сэм. Он замолкает на несколько секунд, прерываясь на глоток из бутылки. – Я очень рад, что ты вернулся, чувак. На это раз действительно вернулся. Это был тяжелый год. Дин подавляет свое беспокойство, хоть и понимает, что оно скоро вернется, и подталкивает Сэма локтем. – Мы всегда как-то справляемся, – говорит он, игнорируя тот факт, что он сам не верит своим собственным словам. – Скоро я вам всем покажу, кто тут главный. – Ага, – Сэм издает смешок, – возвращаемся к нормальной жизни, с нашей сетью охотников из альтернативной реальности и нашим получеловеком. – Как дела у Джека, кстати? – спрашивает Дин. Они почти не общались, кроме тех случаев, когда Дин молча сидел рядом с ним в зале или на кухне. Ему не по себе, но Джек выглядит уставшим, особенно после того, как у Дина случается очередной кошмар или флешбек. Он не говорит об этом Джеку, опасаясь, что тот подумает, что делает что-то не так. – Отлично, – говорит Сэм. – Очень помогает мне с другими охотниками. Они доверяют ему. Он стал лучше в бою, мы сейчас работаем с ножами. Он скучал по тебе. Он все еще скучает по тебе. Дин не совсем уверен, что сказать на это, и он уже много говорил сегодня, поэтому он просто кивает и пьет пиво. Он смотрит на бетонный пол гаража. Он хочет задать еще миллион вопросов, хочет, чтобы его снова ввели в курс дела. Хочет, чтобы его тело снова стало здоровым и работало правильно, чтобы он смог вернуться в бой и исправить то, что натворил. Он хочет узнать о Мэри, Бобби, Джоди, Клэр, темной Кайе, черт возьми. Хочет знать, кто из его знакомых погиб из-за него. – Что там, снаружи? – спрашивает он вместо этого хриплым голосом. Так бывает, когда у него заканчиваются слова. Он все равно ищет и произносит их. Он должен знать. Сэм молчит, не сводя взгляда с бампера Импалы. Потом делает большой, дрожащий вдох, встает, и, прихватив пустые бутылки, направляется к выходу. – Пойдем, – говорит он, – я приготовлю ужин.

***

На следующий день Дин чувствует себя отвратительно, но все равно встает. Он берет из рук Сэма кружку с кофе и постукивает ладонью по колену, пытаясь согреть больные мышцы. Сэм говорит «Доброе утро», но Дин просто смотрит на деревянный стол. Он не уверен, чем вызвано его молчание – плохим настроением или физическим побочным эффектом пребывания на пассажирском сидении Михаила, но в любом случае слова не выходят из его горла. Сэм поджимает губы и продолжает печатать на своем ноутбуке. – Хочешь сегодня потренироваться? – наконец, спрашивает он. Дин хмурится, но кивает. Сэм смотрит на него. – Сначала ты должен что-нибудь съесть. Он встает со своего места и идет к шкафу. Достает хлопья, заливает их молоком, ставит тарелку перед Дином и протягивает ему ложку. Дин вяло помешивает ложкой хлопья. Он хочет попросить мед, потому что пустые хлопья слишком пресные, но это будет выглядеть как каприз. Еда – это просто топливо. Он засовывает полную ложку хлопьев в рот. Закончив с завтраком, он снова встречается взглядом с Сэмом. Делает небольшое круговое движение головой, обозначая вопрос. Сэм усмехается. – Кас? Дин кивает. – Он уехал сегодня утром. У него встреча с Бобби и охотниками, будет помогать им с делом недалеко от Линкольна. Он вернется позже. Дин пытается проглотить свое плохое настроение, которое ухудшается еще сильнее после слов Сэма. Это утро не первое, когда он просыпается без Каса. Ангел остается с ним все реже и реже по мере того, как Дину становится лучше. Дин и не обвиняет его – у Каса есть более интересные дела, кроме как сидеть и подавать Дину воду и одеяла во время очередного срыва. Просто у него такое чувство, что Кас избегает его, особенно сейчас, когда большую часть времени Дин может вести простой разговор. Как будто он не хочет с ним разговаривать. Как будто он что-то от него скрывает. Кас не такой хороший лжец, как Сэм. – Джек присоединится к нам, – говорит Сэм. – Он хочет помочь тебе встать на ноги и проявить себя. Давай, нужно еще надеть спортивную форму. Дин закатывает глаза. Он и не собирался идти в спортзал в домашних штанах, халате и тапочках. Он вовсе не идиот. – Только сначала я должен сделать несколько звонков, проверить Мэгги и остальных, – Сэм встает из-за стола, закрывает ноутбук и засовывает его под мышку, – встретимся на месте? Дин кивает, следуя за братом. Он относит пустую тарелку в раковину и набирает воздуха, чтобы наигранно возмутиться по поводу кучи забытой Сэмом грязной посуды, но когда он оборачивается, его брат уже ушел. Он возвращается к раковине и моет всю посуду, расставляет ее на сушилке, затем губкой протирает столешницу. Сэму и так хватает забот. Он заходит в небольшой тренажерный зал, который хранители обустроили в одной из комнат. Джек уже там, делает растяжку на ковре. У Дина перехватывает дыхание от того, насколько молодо тот выглядит. Кажется, что Джек готовится к какому-нибудь школьному бейсбольному матчу, а не к новому бою, тренируясь с оружием под руководством опытных убийц. Джек улыбается и Дин возвращает ему улыбку. – Сэм сказал, что задержится, – говорит Джек. – Видимо, что-то случилось. Хочешь начать с рукопашного боя? Сэм научил меня основам. Дин кивает, немедленно принимая боевую позицию. Джек смеется и делает пригласительный жест по направлению к коврику. – Сначала растяжка, Дин. Ну и ладно. Без разницы. Он выполняет все упражнения, следуя примеру Джека и слушая, как тот без устали болтает о какой-то книге, которую он читает сейчас, о знакомстве с библиотекарем в Лебаноне. Если Джек и чувствует дискомфорт от того, что Дин не поддерживает разговор (хотя в последнее время ему гораздо легче говорить), то никак не показывает этого, что вызывает у Дина одновременно облегчение и беспокойство. Как только Джек объявляет, что они растянулись достаточно – по ощущениям, годы спустя – он вскакивает с коврика и принимает спарринг-позицию. Дин встает немного медленнее. Джек, кажется, ждет его, поэтому Дин усмехается и жестом предлагает Джеку начать первым. Джек нападает, Дин уклоняется, делает обманный маневр и наносит удар в спину. Джек разворачивается и позволяет Дину перейти в наступление, но тот снова обманывает его и оказывается позади, точным ударом в заднюю часть колена отправляя Джека на мат. Джек моментально восстанавливается, быстро и ловко вскакивает на ноги и получает возможность нанести Дину пару ударов. Он хорош, намного лучше, чем тот беспорядочный набор локтей и коленей, которым он был раньше, и Дин впечатлен доказательствами обучения и тяжелой работы, которую Джек провел над собой. Они входят в ритм, нанося удары руками и ногами, помогая друг другу подняться, когда один из них падает. Джек старается изо всех сил, его удары еще слишком мягкие, но Дину это нравится. Он не вернулся в идеальную форму, но у него все еще остались навыки и инстинкты. Спарринг с Сэмом был бы разочарованием, так как брат, очевидно, поддавался бы Дину. В своей нынешней физической форме Дин сейчас, пожалуй, на равных с Джеком, и теперь он особенно отчетливо чувствует, что должен восстановиться как можно быстрее. Может быть, он сможет переварить эти протеиновые коктейли, которые Сэм предалагает ему, чтобы восстановить мышечную массу. Он успел забыть, что спарринг, если он не означает борьбу за жизнь, может быть таким веселым. Если он будет регулярно тренироваться, он вернется в форму через пару-тройку недель. Тогда он сможет выйти из бункера, снова отправиться на охоту, возможно, снова почувствовать вкус нормальной жизни – спасать людей вместо того, чтобы причинять им боль, охотиться на монстров вместо того, чтобы... – Дин, – произносит Джек, и Дин, вырвавшись из своих мыслей, смотрит на него. Выражение лица Джека серьезное, осторожное, брови нахмурены, губы сжаты. Дин переводит взгляд и видит, что пальцы Джека сжимают его запястье. Его рука протянута, кулак остановился примерно в двух дюймах от лба Джека. Дин моргает. Он включил автомат, даже не думал, а потом... ...перед глазами все плывет и он трет лицо руками... – Дин, – снова говорит Джек, и зрачки Дина мечутся от лица Джека, к двери, к его руке, и обратно, непрерывные и беспорядочные. – Все в порядке. Тебя там нет, ты не у него. Я отпущу твое запястье. Мы можем продолжать. Ты в порядке. Дину хочется смеяться. Джек, наверняка, набрался этих фраз от Сэма и Холлмарка*****. Наверное, не стоит... наверное, не стоит позволять ему смотреть мыльные оперы. Он пытается очистить разум, но он, не смотря на все усилия, затуманивается от страха. Пальцы его руки, все еще сжатой Джеком, начинают дрожать. ...он трет лицо руками... Повезло. Ну да. Он вырывает ладонь из рук Джека, поворачивается и быстро идет к двери. Джек кричит ему вслед, бежит за ним из комнаты, но притормаживает, видя, что Дин продолжает идти, не разбегаясь и не показывая никакой внешней паники. Скорее всего, они прошли мимо двери Сэма, потому что Джек останавливается и стучит в нее, вместо того, чтобы следовать за Дином дальше. Дин продолжает свой путь, проходит мимо своей комнаты и ванной и спускается вниз на стрельбище. Хлопанье дверью не приносит утешения. Он хватает глок и заряжает его, дважды уронив патроны. Он поворачивается и стреляет в цель, не потрудившись надеть перчатки, беруши или защиту для глаз. Он выгружает целую обойму, закрывает глаза и дышит. Потом хватает еще одну обойму. Он стреляет до тех пор, пока его руки не перестают дрожать, а затем продолжает стрелять, пока дрожь не возвращается.

***

Он пользуется ноутбуком Сэма, потому что понятия не имеет, где его собственный. Его нет в спальне Дина, в подвале, в библиотеке. Скорее всего, он у Джека, либо его спрятали, чтобы Дин не делал то, что собирается сделать прямо сейчас. Он прокрадывается в комнату Сэма, и, пока тот принимает душ, просматривает новости на вкладке инкогнито. Быстро распечатывает их, а затем возвращает компьютер на прежнее место и спешит в свою комнату. Следующие три часа он проводит, изучая новые города, подвергшиеся нападению монстров Михаила, собирая факты о разных совпадениях, количестве смертей, влиянии на экономику, обо всем. Часть бумаг он прячет на своем столе, под старой газетой и парой фотографий. Затем берет оставшиеся и направляется в зал. К счастью, Сэм и Кас уже там, сидят за столом. Он бросает бумаги на клавиатуру Сэма и садится в противоположное кресло. Сэм поднимает бумаги и хмурится, глядя на него. – Что это? – спрашивает он. – Охота, – отвечает Дин, откидываясь на спинку стула, – меня тошнит от безделья. – Не думаю, что это мудрое решение, – говорит Кас. Дин поджимает губы. – Это простая охота в Глен-Элдере. Посолить и сжечь, – отвечает он, – приехал, сделал, уехал. – Дин, – Сэм с раздражением проводит рукой по лицу, – ты выздоравливаешь... – Я уже выздоровел, – перебивает Дин, не обращая внимания на то, что процесс разговора все еще доставляет ему неудобства, – я тренируюсь уже несколько недель. Пора выбраться отсюда. Кас и Сэм переглядываются, и от этого в груди Дина разгорается неприятное ощущение, которое заставляет его чувствовать себя как животное в клетке под наблюдением. Как будто его прячут. – Откуда ты это взял? – спрашивает Сэм. Он нервничает. – Я же не идиот, – говорит Дин. Кас хмурит лоб, но ничего не говорит, – я не обязан вас обо всем спрашивать. Мне не нужно ваше разрешение! Он встает со стула, собирает бумаги со стола. Никто не произносит ни слова. Он разворачивается и направляется в коридор, сжимая и разжимая кулаки. – Можете еще немного понянчиться со мной, если хотите, – ядовито бросает он через плечо, – я уезжаю через час. Он выходит в коридор, оставляя за собой тревожную тишину. Ни Сэм, ни Кас не разговаривали с ним в последнее время, с тех пор, как он выздоровел. Кас больше не остается с ним на ночь, Сэм сбрил бороду. Они даже больше не включают музыку фоном, позволяя тишине охватить бункер и сделать тени в углах более зловещими и подавляющими. Как будто уже не важно, что Дину это помогло, что он все еще нуждается в этом. Единственный раз, когда он слышит успокаивающий белый шум – из колонки в его комнате, когда он ложится спать, но теперь он включает его сам. Они разговаривали с ним чаще, когда он не мог ответить, но теперь он большой мальчик, и им уже не нужно угождать ему. Дин никогда не думал, что он стоил больше в глазах своей семьи лишь тогда, когда был гребаным инвалидом. Просто прекрасно. Он хлопает дверью своей спальни слишком громко и сразу же сожалеет об этом. Отлично, теперь они подумают, что он капризный подросток. Он, вероятно, пропустил самый бунтарский период взросления Джека, когда отсутствовал, но он и сейчас замечает, что Джек раздражается и упрямится, когда не добивается своего. Он помнит, как имел дело с Сэмом, когда тот учился в средней школе, помнит отторжение и недоверие, помнит, как понимание между ними убывало все сильнее и сильнее с каждым днем, пока Сэм, наконец, не ушел. Он помнит, как вскоре после этого Джон последовал его примеру, оставив Дина одного в мотельном номере с двумя кроватями. Он помнит, как засиживался в барах, как бесцельно бродил по улицам маленького городка, сидел у могил после того, как сжигал кости, как сам себе вызывал полицию. Он помнит, как чувствовал себя потерянным, испуганным и потерявшим надежду. Так же он чувствовал себя, когда Сэмми умер. И так же – когда плыл в море собственного тела с психопатом у руля. Так же он чувствует себя сейчас. Дин издает звук разочарования, но быстро останавливает себя, чтобы его голос эхом не разнесся по коридорам бункера. Он бьет рукой по кирпичной стене и мягко прижимается к ней лбом. Дышит минуту, потом поворачивается и вытаскивает из-под кровати свою сумку. Бросает туда одежду, на всякий случай прячет на дно пистолет. Идет на кухню, берет бутылки с водой и протеиновые батончики, делает бутерброд с арахисовым маслом и желе, который съедает по дороге в гараж. Он добирается до машины и бросает свою сумку на заднее сиденье, устало садится за руль. Кас уже ждет его на пассажирском сиденье. Сэма нигде не видно. Дин наклоняется вперед и заводит машину, медленно выезжая из гаража на грунтовую дорогу, ведущую из бункера. Дорога заросла высокой травой и сорняками. Это неплохо для сохранения секретности бункера, но совсем не хорошо для Детки и ее колес. Кас ничего не говорит, пока они выворачивают на шоссе, он даже не глядит на Дина. Он просто смотрит вперед через лобовое стекло, сильно сжав челюсти. – Какая у тебя почасовая оплата? – язвительно спрашивает Дин. Он пытается заставить левую руку оставаться неподвижной на руле. – Тебе разрешили смотреть телевизор и съесть бесплатную пиццу, если ты проследишь, чтобы я не лазил в банку с печеньем? – Ты выбрал самый простой случай из всех, что мог бы найти, – говорит Кас, – едва ли мстительный дух бабушки, чья воля в завещании не была исполнена ее семьей. Ты можешь обезвредить этот дух даже во сне. Тебе не нужно, чтобы я присматривал за тобой. – О, правда? Тогда зачем ты пришел? – огрызается Дин, понимая, что его тон сейчас пассивно-агрессивный и немного обиженный. Он не скрывал своих эмоций с тех пор, как вернулся. Он ничего не скрывает. Кроме некоторых важных вещей. Кас поворачивается и смотрит на него. Правой рукой Дин теребит изношенную серую футболку, которую носит под фланелевой рубашкой и курткой. Рядом с ключицей есть дырка, которую он раньше не замечал. – Ты выглядишь... одиноким, – говорит Кас, и тошнота скатывается по животу Дина. – И ты не выходил из бункера уже два месяца. Сейчас мир немного другой. – И какой же? – спрашивает Дин. Кас снова отводит от него взгляд и замолкает на несколько секунд. – Мы не будем выезжать за пределы округа, – говорит он. – Все будет в порядке. Это не ответ. Дин и сам не понимает, тошнота или гнев кипят в его горле, заставляя его тело гореть. Он думает о новостях, которые прочел в тот же день – смерть, смерть, монстры, население, объятое страхом. Ужас и смятение, все еще распространяющиеся по городам, как чума, военные удерживают невинных людей, которые были обращены по прихоти Дина. Фотографии в газетах, запечатлевшие ужасы, хорошо одетая, застывшая фигура, которую иногда видно на заднем плане, всегда не в фокусе, всегда вызывающая дурные предчувствия. Семнадцать городов, расходящихся от Канзас-Сити по всей стране, как болезнь, распространяющаяся от источника, как пульсирующая отравленная кровь по всему телу. Превращение Среднего Запада в чертову мертвую зону. Руки Дина начинают трястись сильнее, и он чувствует, как сжимает зубы. Он хочет кричать на Каса, хочет требовать правды, хочет пугать, угрожать, выпустить на свободу все слова, накопившиеся в его груди, но он молчит. Он протягивает руку вперед и включает музыку, позволяя тому, что находится в кассетном проигрывателе, заполнить машину. Песня оказывается знакомой. Это та же запись, что была в машине, когда он последний раз ездил на ней восемь месяцев назад. Он поворачивает на Шоссе 181. Подавляет гнев. Лучше выпустить его наружу, убив призрака, помогая семье. Если это не сработает, ну, тогда, возможно, он будет вновь требовать правды, стараться не замечать разочарования в глазах Сэма. Может быть, даже страха быть пойманным. Тогда он испытает лишь собственное разочарование. Музыка в машине сменяется на "Dazed and Confused". Если Кас и замечает заминку в дыхании Дина, он ничего не говорит. Глен-Элдер находится всего в сорока минутах езды, которые обычно пролетают незаметно, но сегодня Дин нервничает, и время тянется просто до бессмысленности. Дин постукивает пальцами по рулю в такт играющим композициям и постоянно смотрит на часы. Дом, в который они направляются, находится на берегу озера Ваконда. Старый, заброшенный, уже практически без мебели и имущества, раньше он принадлежал Джиллиан Уэббер, которая умерла от естественных причин полтора месяца назад. Никто из ее детей не выполнил ее последнюю волю – оставить дом семейной собственностью и не выставлять его на продажу. Не то чтобы он хорошо продавался. Джиллиан нападала на потенциальных покупателей и агентов по недвижимости, стоило им только переступить через порог. Она была кремирована, большая часть ее имущества была вывезена из дома, но нападения продолжались. Импала едет по каменистой дороге и останавливается около пустого дома. Дин с усмешкой поглядывает на Каса. – Ставлю пять баксов, что в подвале спрятано золото. Кас не улыбается. Вместо этого он протягивает Дину цепочку со связкой амулетов. – Надень, – говорит он. – Зачем? – спрашивает Дин, чувствуя, как его внутренний уровень любопытства и настороженности начинает зашкаливать, – за нами следят? – Просто предосторожность, – отвечает Кас, вытаскивая из-под рубашки точно такой же амулет и демонстрируя его Дину, – мы надеваем его, когда выходим из бункера. У Дина еще миллион вопросов, но Кас открывает дверь и выходит из машины прежде, чем он успеет произнести хоть слово. Он фыркает и следует его примеру. Первым делом он открывает багажник, поднимает фальшивое дно и на секунду замирает. Там все абсолютно так же, как он помнит. Неужели никто даже не прикасался к Импале, пока его не было? Он протягивает Касу канистру с бензином и железный прут, другой прут и обрез, заряженный солью, оставляет себе. Затем закрывает багажник и направляется к дому, жестом предлагая Касу следовать за ним. На улице поздний вечер, но солнце, как это бывает к концу лета, не спешит закатиться за горизонт. Однако Глен-Элдер – крошечный город, и единственными звуками вокруг, по крайней мере, в радиусе мили, являются сверчки и лягушки в озере. Дин вскрывает замок, позволяет двери распахнуться в темное пространство дома и чувствует волну спокойствия. Если он закроет глаза, он почти поверит, что он на двенадцать лет моложе, пробирается в заброшенный дом вместе с Сэмми. Он почти слышит шутки, которые они больше не говорят друг другу. Вместо этого он слышит скрип лестницы, ведущей наверх, и почти бесшумное дыхание Каса позади. – Мы ищем вещь, к которой может быть привязан ее дух, – говорит Дин, как будто это не очевидно. – Просто хватай все, что выглядит... подозрительно. Кас кивает, но не делает ни единого движения, чтобы разделиться с Дином. Дин стонет себе под нос и поднимается по лестнице, стараясь не слишком сильно раздражаться, когда Кас идет следом, не отставая ни на шаг. Они собирают все личные вещи, оставленные в доме, и это мало что им дает. Место очищено практически идеально и после двадцати минут поиска все, что у них есть, – это несколько фарфоровых тарелок, чайник, уродливый подсвечник и причудливого вида старинная заколка. В подвале тоже ничего нет, в том числе золота, только бетон и древняя стиральная машина. Когда они снова поднимаются по лестнице, Дин смотрит через заднее окно на двор. Вдоль газона протянута веревка для сушки белья. Она слегка покачивается на ветру. Солнце еще над озером, его лучи пробиваются сквозь деревья. Если Дин посмотрит достаточно внимательно, то увидит пыль и пыльцу, попавшие в поток света. Это спокойное место. Кас сваливает все находки в пустой кирпичный камин в гостиной, открывает заслонку дымовой трубы и заливает все бензином. Дин отрывается от окна и идет к нему. На запылившемся столике осталась свеча, неподалеку стоит торшер, раньше здесь, видимо, было кресло. По дороге Дин прихватывает торшер и в этот момент холод омывает дом, делая их дыхание морозным. Дин закатывает глаза. – Чертова лампа? – рычит он, – серьезно? Джиллиан, очевидно, не согласна с критикой ее выбора, потому что в следующую секунду кожух камина отделяется от стены и летит Дину в лицо. Он уклоняется от снаряда и быстро возвращается в стоячее положение, когда мерцающий призрак появляется в дверном проеме, ведущем из кухни. Боже, эта женщина была такой миниатюрной. Дин стреляет в нее каменной солью, но она успевает исчезнуть, чтобы через мгновение появиться рядом с Дином. Он бросает лампу Касу, который ловит ее и разбивает пополам, бросая к подготовленным к сжиганию предметам. Призрак рычит, двигаясь к камину, но Дин пронзает ее своим железным прутом. Затем хватает свечу с бокового стола и, на всякий случай, бросает следом, подбирает с земли канистру, и наливает на кучу вещей еще больше бензина. Джиллиан появляется снова. На этот раз ей удается схватить Дина за рубашку и швырнуть в ближайшую стену. Он почти теряет ориентацию в пространстве, прут отлетает куда-то в сторону и болезненный звук вырывается из его горла. Когда он поднимает взгляд, Кас взволнованно смотрит на него, все еще сжимая в пальцах зажженную спичку. Он даже не замечает призрака, материализовавшегося за его спиной с серебряным лезвием руке. Серебряный клинок, подозрительно похожий на ангельский. Точно такой же, как и тот, что Дин носит в куртке. Тот, которого теперь Дин не может найти на своем обычном месте. – Осторожно! – кричит он. Или пытается крикнуть. Вместо этого выходит непонятный шум гнева и предупреждения, и Кас, успев уклониться, бросает спичку в камин. В тот же момент Дин стреляет из обреза. Удар соли подхватывает Джиллиан и уносит ее прочь, пока пламя спички соединяется с бензином. Куча вещей загорается, отблески пламени мерцают на стенах дома, болезненные крики старой женщины отдаются эхом и, наконец, окончательно стихают. Дин и Кас ждут еще минуту, чтобы убедиться, что охота завершена, а затем Дин поднимается на ноги, и, почти рыча, приближается к Кастиэлю. Он хватает ангела за лацкан, притягивает к лицу и трясет. – Присматриваешь за мной? – шипит он, – лучше за собой следи! Он отталкивает от себя Каса и направляется к двери. – Сделай что-нибудь полезное и позвони в полицию, или куда-нибудь еще, скажи им, что здесь был дикий зверь, но теперь его нет, и они могут продать дом. Убийство призрака не улучшило его самочувствия. Бросать оружие обратно в багажник тоже нельзя. Он включает стереосистему, когда они выезжают на главную дорогу и едут обратно в Лебанон. Начинает играть Communication Breakdown и Дин в расстройстве ударяет ладонью по кассетнику. Кассета отправляется на заднее сиденье, вместо нее Дин включает ACDC. Кас, по крайней мере, имеет ум, чтобы выглядеть смущенным, он сидит, ссутулившись и опустив голову, не сводя взгляда с пейзажа за окном. За всю дорогу они не произносят ни слова. Солнце окончательно уходит за горизонт, Импала въезжает в гараж как раз в тот момент, когда звезды начинают показываться на небе в свете луны. Дин не хочет возвращаться в бункер. Он хочет дойти до ближайшего кукурузного поля, дышать свежим воздухом и смотреть на небо, пока не перестанет бояться пространства. Он хочет слышать шум ветра, а не удушающую тишину и стук сердца в ушах. Он вваливается библиотеку, Кастиэль следует за ним. Сэм и Джек сидят за столом в той же позе, что и с утра, как будто за весь день они не сдвинулись с места. Сэм разговаривает по телефону. Взглянув на лицо Дина он быстро заканчивает разговор и прощается. – Похоже, охота прошла хорошо, – сухо говорит он. – Просто замечательно, – огрызается Дин, – пришлось делать все самому. – Дин... – вздыхает Кас. Джек приподнимает брови. – Я не хрустальный! – кричит Дин, чувствуя, как закипает ярость. Он хочет усмирить ее, успокоиться, но она бурлит у него в горле, яростная и сосредоточенная. Лицо Сэма сразу же становится серьезным. – Перестань обращаться со мной, как будто я вот-вот разобьюсь! – Что случилось? – спрашивает Джек. – Этот придурок, – Дин тычет пальцем в Каса. Теперь Кас тоже выглядит злым. Ну и хорошо. – Этот придурок чуть не погиб, потому что присматривал за мной. Когда в этом не было необходимости. – Я уверен, что он просто прикрывал твою спину, – Сэм скрещивает руки на груди, – знаешь, как это обычно делается. – Тихо! – рычит Дин, и Сэм меняется в лице, – ты послал его приглядывать за мной! – Мы выходим на охоту по двое, – отвечает Сэм, – всегда так делаем. – С каких пор? Извините, я не присутствовал на инструктаже Сэма по основам охоты. – Ты давно не был на охоте, – спокойно говорит Кас, – я просто хочу, чтобы ты полностью и надлежащим образом восстановился... – Я не смогу этого сделать, если ты будешь висеть у меня на спине на простейшей охоте. Я не могу этого сделать, когда вы от меня что-то скрываете! Дин переводит дыхание. Ну вот и все, слова сказаны. – Скрываем что-то от тебя? – растерянно переспрашивает Джек. Может, он тоже в неведении. Это имеет смысл. Несмотря на весь его опыт, он просто ребенок. Они все это знают. – Мы ничего... – Тогда что же там происходит, снаружи? – спрашивает Дин, повышая голос, – почему вы не хотите, чтобы я знал? Не даете мне выйти из бункера? – Дин, мы ... – вздыхает Сэм и прикрывает лицо рукой. Он встает, следуя примеру Дина и Каса, – мы пытаемся защитить тебя. – От чего? – Теперь страх пульсирует в горле Дина. Неуверенность, ужас. Он срывает с себя цепочку с амулетами и потрясает ей, – для чего это все? Чего я не знаю? – Дин, это просто... – Не надо мне врать! – кричит Дин. Он бросает цепочку на землю и отпинывает ее ногой. Это настоящая истерика, он понимает, но уже не может прекратить ее. Внезапно он останавливается, все его мышцы замирают. Есть одна вещь, которую он боится больше всего – если он сам опасен для всех. Он смотрит на свою семью. – Почему вы меня здесь держите? – Держим тебя? – тут же отвечает Сэм, – Дин, ты не заключенный. Мы никогда не будем удерживать тебя против воли, ты должен это знать. Но сейчас мы все так живем. – Но ты скрываешь меня, – говорит Дин, – ты не хочешь, чтобы я зашел слишком далеко, держишь меня на коротком поводке. – На поводке? – удивленно переспрашивает Кас. В его голосе звучит уже знакомая Дину обида, – Дин, нет. Воздух замирает в легких Дина. Он чувствует, как страх сковывает его плечи, поднимаясь вверх по позвоночнику, прячется в каждом позвонке. Если он скажет об этом вслух, его страх начнет существовать, по настоящему. Но он знает, страх все равно придет, что бы он ни делал. Он медленно, судорожно сглатывает. – Просто скажите мне. Признайтесь, что вы прячете меня, потому что Михаил все еще жив. Шок, ужас и непонимание отразились у всех на лицах. – Что? – хрипло переспрашивает Сэм. Он моргает несколько раз, пытаясь прийти в себя, – Дин, нет. Михаил мертв. Мы убили его. Ты это знаешь. Убил Михаила. Так просто. Повезло. – Если Габриэль смог подделать свою смерть, то Михаил тоже может, – утверждает Дин, – ты должен быть честен со мной. Ты держишь меня здесь, в Импале, с амулетом, чтобы меня не нашли. Чтобы держать Михаила подальше от меня. Чтобы он не поймал меня снова... – Дин, – говорит Кас, подходя ближе к Дину. Сэм сглатывает. Джек выглядит растерянным. – Михаил мертв. Я обещаю. Я не буду лгать тебе. Боже, как бы он ни старался, Дин ему не верит. – Да, мы скрывали что-то от тебя, – говорит Сэм, и Джек согласно кивает, – но я обещаю, тебе больше не грозит опасность от Михаила. Мы трижды проверяли. Он мертв. Но есть... люди, которые узнают твое тело, твое лицо, которые знают, что Михаил стоит за тем, что происходит снаружи. Они думают, что это был ты. Мы просто хотели подождать, пока все не уляжется. Там... там все очень плохо. – Я знаю, – говорит Дин. Он нервничает, очень нервничает. Сэм выглядит грустным, под его глазами залегли тени. Они никогда не исчезают. – Я... я изучал новости. Весь город. Люди. Больше, чем ты сказал. – Мы не знали, как ты отреагируешь, – снова раздается спокойный и низкий голос Каса. Дин хочет разозлиться на него. Он ему хочется спорить с Касом, раздражать его. Так проще. – Мы не знали, когда ты будешь готов узнать. Мы даже не знали, будешь ли ты снова охотиться, Дин. – Это мое решение, – голос Дина дрожит. Краем глаза он видит, как угрожающие тени снова вылезают из углов, снова слышит свой пульс, – я должен сам сделать выбор. Не... не решайте за меня, не держите меня в неведении. Такое чувство, будто... я не могу дышать. – Дин? – теперь и Джек поднимается с места. Он выглядит озабоченным. Дин прижимает ладони к глазам. Находит дыхание. – Я не знаю, что он сделал во второй раз. Но я чувствовал... В комнате стоит тишина. Дин чувствует себя больным. – ...все. Я не мог ни видеть, ни слышать, ни ощущать запахи, но он заставил меня почувствовать это. Как я не мог дышать. Не мог есть. Пить. Спать. Он не позволил мне умереть. Я не мог умереть. Дин убирает руки от глаз, чтобы увидеть обеспокоенные лица вокруг себя. Он прерывисто дышит. До сегодняшнего дня он ни разу не говорил ни слова о своей второй одержимости Михаилом, о том, как это повлияло на его разум, на его тело. В первый раз его тело было в порядке, но это случилось только потому, что Михаил хотел, чтобы Дин вновь нашел надежду, прежде чем разбить ее вдребезги. Тогда он смог рассказать Сэму о чувстве утопления, но теперь, каждый раз, когда он пытался выговорить эти слова, он терял воздух. Каким-то образом он смог найти его сейчас. – Если он все еще там, если есть шанс, что он все еще может быть там, вы должны дать мне знать. Он использовал меня, чтобы шпионить за нами, чтобы опередить нас. Он. Я не могу... это не может повториться. – Михаил мертв, – едва слышно отвечает Сэм, – я знаю, тебе нужны доказательства. Хотел бы я, чтобы ты видел, как это происходит, что бы ты сделал это сам. Но тебе придется просто поверить нам на слово. Просто поверь мне. Кастиэль делает шаг вперед, мягко положив руку ему на плечо. – Дин, мне... так жаль, что он сделал это с тобой. Дин моргает, отбрасывая эмоции, отгоняя сомнения, которые все еще терзают его грудь. – Тогда позвольте мне что-нибудь с этим сделать. Это моя обязанность – выбраться отсюда и исправить то, что натворил Михаил. Это дерьмо, и оно на мне. Сэм хмурится. – Нет. Это не так. Дин, ты не должен ничего делать. Разве ты недостаточно сделал? Дин мрачнеет и быстро отворачивается. – Да, наверное, так и есть. Кас крепче сжимает его плечо. – Дин, подожди. Сэм не это имел в виду, и ты это знаешь. – Я тоже хочу что-то сделать, – говорит Джек. – Я пытаюсь что-то сделать. Но даже если мир знает о сверхъестественном, это не значит, что они готовы позволить нам решить проблему. Особенно, когда они думают, что мы виноваты. – Мы уже слышали это, когда случился первый апокалипсис, – говорит Дин, – и мы нашли способ. – Почему именно ты должен это делать? – Сэм кладет руку на стол, мышцы рук напрягаются. – Дин, мы работаем. У нас есть люди, которые следят за ситуацией и работают на местах, мама, Бобби, другие. Мы разберемся с этим, и ты можешь помочь. Почему ты не можешь просто отдохнуть? – Я отдыхаю уже два месяца, – упрямо отзывается Дин. – Люди со сломанными костями восстанавливаются дольше, – говорит Кас. – Ты сам себя подталкиваешь. Я не понимаю, почему. Я не хочу пытаться, я знаю, что все равно не пойму. Но ты должен позволить себе остановиться. Остановиться. Мысль о неподвижности вызывает панику, вновь затрепетавшую в его животе, но он понимает, что несется на полной скорости, или, по крайней мере, так быстро, как может в данных обстоятельствах. Он не знает, как этого не делать. – Мы рады, что ты вернулся к нам, Дин, – Джек улыбается, глядя на него влажными от набежавших слез глазами. – Я не знал, смогу ли когда-нибудь снова поговорить с тобой. Смотреть вместе с тобой фильм. Выпить пива. – Ну что ж, теперь я здесь, – Дин кашляет, испытывая внезапный дискомфорт от такого явного проявления любви. Вся его сущность требует бежать. – Я постараюсь быть потише, хорошо? Но я не остановлюсь, если смогу помочь. Мне... мне нужно прогуляться. – Можно мне пойти с тобой? – спрашивает Сэм. Дин кивает. – Хорошо. Будь на связи, Джек. Можешь выбрать фильм, посмотрим его вместе, когда вернемся. Джек улыбается, исподтишка показывая Дину странный, вероятно, поддерживающий жест, и уходит к себе. Кас крепче сжимает плечо Дина и тот поворачивается к ангелу. Кас смотрит прямо в глаза. – Дин, прости, если я заставил тебя чувствовать себя слабым или запертым с нами. Если бы тебя с нами не было... в общем, я очень рад, что ты исцеляешься. Я осторожен в прогнозах, но уверен. Мы все исправим. Спасибо, что вернулся. Дин коротко улыбается, уклоняясь от пристального взгляда. – Ну, ты же знаешь. Как я могу вас оставить. На это раз они с Касом смотрят друг на друга менее напряженно. Дин еще помнит ощущение утешающих поглаживаний по спине во время приступа, и теперь он чувствует себя спокойно. Сэм засовывает руки в карманы, ожидая, когда Дин будет готов, потом они поднимаются по лестнице и выходят из бункера. Уже наступила ночь, на небе видны звезды. Дин сразу же находит Орион и Большую Медведицу и подталкивает Сэма плечом. – Помнишь, как я учил тебя искать созвездия, Сэмми? Сэм обижается. – Готов поспорить, что знаю больше созвездий, чем ты, Дин. Дин пожимает плечами. – Это просто потому, что я выбираю только самые крутые из них. Они идут через лес к краю близлежащего кукурузного поля, останавливаются на тропинке между кукурузой и деревьями. Теплый ветер пробивается сквозь них, напоминая коже Дина о простых ощущениях. Маленькие напоминания, что он здесь. Он переводит взгляд на Сэма, но брат задумчиво смотрит на просторы поля, на звезды за его пределами. Дин следует за его взглядом, чтобы понять, на что можно так долго смотреть, и в этот момент Сэм поворачивает голову к нему. – Люцифер не делал этого со мной, – начинает Сэм, и Дин хмурится, глядя на него. – Он не... запирал меня. В основном это были просто игры разума. – Думаю, у них разные стили, – пытается пошутить Дин. Шутка не выходит. – Я пытаюсь сказать, что не могу понять. Как и ты не сможешь понять мое заточение с Люцифером. Но я не хочу, чтобы ты чувствовал, что не можешь доверять мне, – продолжает Сэм, – или Касу. И я понимаю, что это было тяжело, что это отличается от всего остального. Ты не умер и не воскрес снова, как я. Ты не ангел, как Кас. Я не ожидаю, что ты будешь таким, как прежде. И мне жаль, что я солгал. Я просто... я не хочу потерять тебя снова. Дин чувствует, как нервозность ослабляется и рассеивается в его крови. Ночь черная как смоль, освещенная лишь тонкой сетью звезд на небе. Созвездия как маяки, к которым он может подплыть. – Я верю тебе, Сэмми. Сэм закатывает глаза. – Мне тридцать шесть лет, Дин. Думаю, пора бы уже называть меня Сэмом. – Даже не Сэмюэлем? – подмигивает ему Дин, и Сэм усмехается. – Затухни. Они идут по полю, прислушиваясь к звукам ночных сверчков и ветра, пиная камни, которые попадаются под ногу. В какой-то момент Дин наступает Сэму на пятку, тот спотыкается и пихает брата в ответ. – Думаешь, мы сможем все исправить? – спрашивает Дин. Он кашляет в локоть, и Сэм ждет, пока он закончит. – Думаю, да, – Сэм потирает затылок, – у нас сейчас неприятная бюрократическая работа, и я вроде как изображаю адвоката для всего охотничьего сообщества, мы движемся вперед. – Наконец-то тебе пригодилось образование, верно? – Ты же знаешь, что я так и не доучился на юриста. – А я в таком случае должен играть секретного агента под прикрытием? – Дин смеется, лишь в этот момент понимая, как давно не смеялся по-настоящему, – я всегда знал, что из меня получится отличный Бонд. Сэм снова толкает его, и он спотыкается о камень. Он слышит, как звенят амулеты на груди Сэма, и не чувствует своих собственных. Звезды кружатся во тьме от резкого движения, перед его глазами все плывет. Его грудь сжимается, и он кашляет, снова кашляет и утыкается в сгиб локтя. Он трет лицо, тяжело дыша. В ушах звенит. Как глупо. Он всего лишь споткнулся о камень. Такого не случалось раньше, на охоте, когда он был за пределами бункера. Он чувствует, как шутка, которую он собрался произнести, опускается в горло, душит его. Сэм неподвижно стоит за ним. – Дин? Ты в порядке? Дин моргает и видит, как мерцают звезды в поле его зрения. Он пытается дышать, пытается вспомнить, как это делается. У него трясутся руки. – Дин? Он выпрямляется и оборачивается. конец
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.