Укравший мою судьбу

Диклэйд никогда не пробовал таких потрясающе вкусных огурцов. Может, дело было в том, что мрачный волк, оказавшийся тем самым Рокотом Лютым, просто исчезнувшим после войны, растворившимся в неизвестности, умел эти самые огурцы отменно засаливать. А, может, потому, что он уже двое суток не ел. Наверное, идея с побегом все же была не такой удачной, как казалась вначале. Он определенно переоценил свои силы и понял это почти сразу, когда не просто не смог поймать даже жалкой мыши, но не сумел ее выследить. Да и вообще, казалось, что в лесу никакой живности не водится. А первая ночь? Диклэйда передернуло от неприятного воспоминания – все эти непонятные звуки, зловещие шорохи… Он почти не спал, так, проваливался в короткое забытье с тем, чтобы в страхе подскакивать от очередного пугающего звука. Вернуться обратно, к родителям, не позволяла фамильная гордость. Он просто не мог сдаться так быстро. Следующие сутки наглядно показали, что лес, оказывается, не похож на относительно ухоженный семейный парк – в нем можно потеряться. Скажи кому – не поверят – оборотень потерялся в лесу. Виной всему был несчастливый случай. Он просто не заметил обрыва, красиво поросшего кустами невестиной фаты и, продираясь через густые заросли, рухнул аккурат в неглубокую, но с шустрым течением речку. Нахлебался воды, кучу раз перевернулся в водоворотах, и, выбравшись на берег, понял, что потерял направление – речка-то была с многочисленными изгибами и ответвлениями – пойди-угадай, куда тебя занесло! Еще одна голодная ночь, а наутро чуткие уши измученного лиса уловили звуки, а нос обонял небольшую группу оборотней. Диклэйду и в голову не могло прийти, что вместо ожидаемой помощи он получит травлю. Повезло, просто повезло, что рядом оказался сам Рокот! Как он расшвырял их – словно слабых новорожденных щенят! Конечно, рука-то у него тяжелая – до сих пор в ухе звенит. Мальчишка украдкой бросил короткий взгляд на своего спасителя. Очень крепкий, если не сказать – мощный, с уверенными скупыми движениями и мрачным взглядом, он совсем не был похож на собственные портреты в учебниках. Там Рокота непременно изображали статным брюнетом с орлиным цепким взором и собранными в хвост черными волосами. А у этого – густая распущенная грива с обильной проседью. Хотя, назвать его старым язык не повернется. На вид этому, настоящему, не нарисованному Рокоту, было лет сто двадцать от силы. Нет, несложные арифметические подсчеты говорили, что он старше лет на двадцать, а то и тридцать, но выглядел он именно так – самый расцвет силы для оборотня. И – такая глушь. Что он тут забыл? Да кто угодно взял бы его командовать дружиной, даже сам отец - взял бы! - А можно спросить? – нерешительно прервал вязкую тишину мальчишка. - Ну? - А что вы тут делаете? Вы же герой, лучший из воинов? Взгляд Рокота потяжелел, и лисенок интуитивно вжал голову в плечи, опасаясь еще одной оплеухи. - Таких, как ты, по лесу вылавливаю, - все же ответил воин. - Правда? А зачем? – с облегчением выдохнул Дик. - Использую. В личных целях, - без малейшего намека на улыбку сообщил Рокот и отвернулся, разыскивая что-то на выдвижных полках секретера. С одной стороны, хорошо, что не улыбается больше. Улыбка у него какая-то… мертвая, что ли. Глаза пустые, а лицо, как резиновое, в улыбку растягивается – жутко. А с другой стороны – плохо. Пойди-разберись, серьезно он говорит, или шутит? А, если серьезно, то как использует? Лисенок невольно покраснел, потому что шаловливые весенние мысли сразу же нарисовали самый неприличный из всех возможных вариантов. Говорят, что раньше мужчины с мужчинами постель не делили, а после войны - нормой стало. Вот Диклэйд родился совсем незадолго до мирового соглашения, потому тех, давних времен, не застал. А вот многочисленных любовных романов начитаться тайком от наставников успел вдоволь. Потому так ярко и сочно представилось ему, как они, вдвоем с Рокотом, любят друг друга… да вон, хоть на той медвежьей шкуре, что расстелена в полушаге от неразожженного сейчас камина. Мальчишка с опаской протянул поисковый щуп в сторону Рокота, проверяя, не обладает ли живая легенда особыми возможностями, позволяющими чувствовать эмоции окружающих так, как умеет это он сам. Но луч эмпатии легко коснулся чужого сознания, не опутанного защитными барьерами, и не уловил там ничего похожего – волк был магически иммунным. Обычное дело для очень хорошего воина. Говорят, это очень полезное свойство, когда чужие заклятия в бою отскакивают от тебя, словно удары тонкого прутика. Вот только Дик представить себе не мог, каково это – совсем не чувствовать магии и не уметь пользоваться даже простейшим. Но менее интересным от этого образ таинственно исчезнувшего героя не стал. - А я про все ваши сражения читал, - улыбнулся Дик, пытаясь вернуть собственным мыслям деловой настрой. Потому что представлять и дальше себя и Рокота героями горячей сцены из недавно прочитанной книжонки было удивительно приятно, так приятно, что даже тяжесть внизу живота образовывалась. Сам лис ничего постыдного в весеннем гоне не видел, но вот как отнесется к подобному мрачный волк? Нет, лучше уж думать о чем-то другом. Хотя, как же он красив… Тьфу-тьфу! Лучше об истории! - А это правда, что вас однажды люди в плен взяли и пытали почти двое суток, пока отряд разведчиков не отбил? Быстрое, едва заметное глазам человеческого облика движение - и Дик оказался прижат стальной хваткой к шершавым бревнам стены. Острый сучок больно впивается куда-то под лопатку, но мальчишка боится даже дышать, не то что пошевелиться. Сейчас глаза у Рокота бешеные, с вертикальным звериным зрачком частичного обращения. Горячее дыхание обжигает лицо. - Я тебе не сломанный меч в музее. Не лезь туда, куда приглашения не получил. Понял? - Понял… - почти беззвучно прошептал он побелевшими от страха губами. Вот, наверное, каким видели Лютого враги – страшным и беспощадным – одно только неверное движение – и шею свернет, не задумываясь. Это тебе не лощенные щеголи из внутренней охраны. Он таких горе-охранников с десяток одной рукой сделает. Сильный, вон, какой размах плеч. Наверное, у него потрясающе красивая спина… Тьфу! Да что же это такое?! Казалось, только что сердце в пятках билось, а уже через минуту опять мысли неподобающие в голову лезут! - Я уйду ненадолго. Из дома не выходить! Не оглядываясь, Рокот вышел, громко и раздраженно шваркнув о косяк тяжелой дубовой дверью, обитой широкими медными пластинами. - И нечего мне приказывать! – обиженно, но негромко прошептал вслед Дик. – Что, если спас, значит, уже и понукать можно? Впрочем, бурчал и возмущался он скорее по привычке, чем серьезно. Почему-то спорить с Рокотом не хотелось. То, что он приказывает, а сам Дик подчиняется, казалось удивительно естественным и правильным, как будто у волка было в отношении него такое право. Диклэйд решил подумать об этом позднее, а сейчас использовать свое одиночество с максимальной пользой и внимательно осмотреться на новом месте. Лазать по всяким закоулкам и полочкам так, чтобы следов не оставалось, он уже очень давно умел, потому совершенно ничем не рисковал. Самое интересное, конечно, оружие. Уж у такого известного воина оно должно быть совершенно особенным. Но тут Дика ждало сплошное разочарование – нигде и намека на оружие не было, только в старом сундуке нашелся покрытый эрозией обломок меча. Еще там нашлась очень старая и обгоревшая по краям, с растрескавшейся масляной краской картина, изображавшая самого Рокота, красивую женщину с уставшими глазами и троих мальчишек-погодков. Наверное, это была его семья. Но, странное дело, сейчас вся обстановка в доме кричала об одиночестве. Куда же тогда они делись? Вряд ли женщина бросила такого мужчину, как Рокот… Дик отложил картину, потом потер подушечки пальцев друг о друга, готовясь к считыванию, и прикоснулся к рисунку… Огонь… удушливый, едкий, черный дым проникает в легкие с каждым вздохом, вызывая мучительный кашель… треск горящего дерева… жар, нестерпимый, от которого хочется кричать в голос… мама… мама!... испуганные детские крики… рушащаяся на голову огненная балка… боль… темнота…. отчаяние…. - Ну, что ты? Посмотри на меня! Холодная вода выплескивается на залитое слезами лицо, неприятными ручейками сбегает за шиворот. Дик начинает потихоньку осознавать себя и сначала только слышит – отчаянный тихий скулеж на одной, непрерывной ноте…Кто это? Похоже, это он сам… С трудом разлепив мокрые от слез и воды густые ресницы, вздрагивая от посмертных эмоций заживо сгоревшей семьи, мальчишка отчаянно вцепляется в единственного живого, удивительно надежного оборотня. Он вжимается в него всем телом, отчаянно всхлипывает, давясь невыплаканными до конца слезами. - Они… их всех… они сгорели… ааааа… Жесткая теплая ладонь, гладит его по вздрагивающей спине, по спутавшимся и мокрым от воды сосулькам волос. Рокот не говорит ничего, просто молча сочувствует. Много ли нужно эмпату? Лишь чуточку поддержки, лишь капельку понимания. Совсем скоро Дик успокаивается, но все еще не отпускает своей надежной опоры. Сейчас чувства Рокота читаются так ясно и четко, что ошибиться невозможно – он не сердится, как следовало бы ожидать, только старая и горькая, словно полынь, боль отголоском недавних ярких переживаний Дика рождается глубоко в душе. Давно… Это все было очень давно. Но от понимания легче не становится. У таких событий нет срока давности. Разве что боль со временем становится привычной и не такой острой, превращаясь в серую неизбывную тоску. Теперь Дик знает, куда и почему пропал великий герой войны. Спросить теперь хочется о другом – как он с этим живет? Кажется, глупый язык произносит мысль быстрее, чем разум успевает его остановить, потому что Рокот тихо отвечает: - Молча. Только трусы прячутся от осколков памяти в смерти. Я никогда не был трусом. Как ты? Неожиданная забота заставляет залиться краской стыда. - Прости, я не хотел лезть в твои вещи… То есть, хотел, но не в вещи, - признаваться ужасно мучительно, но совершенно необходимо. – Я оружие хотел посмотреть. Над головой раздается насмешливое фырканье. - Ну, смотри. Перед Диком на пол осторожно кладутся два коротких парных клинка в простых потертых ножнах. Он с осторожностью вытаскивает один из них и замирает в восхищении – эльфийская роса! Раны, нанесенные врагу таким оружием вообще не зарастают. - Да они же стоят целое состояние! – с восхищением произносит он. - Нет. Они бесценны. Оружие воина не продается и не оставляется без присмотра где попало. Рокот осторожно забирает обнаженный клинок из рук мальчишки и вновь прячет смертельно опасное лезвие в ножны. - Померяй. Под ноги Дику падает новая пара сапожек, сшитых из мягкой коричневой замши. Так вот, куда и зачем он уходил. Мальчишка с удовольствием надевает обновку и радостно сообщает: - Просто отлично сели! И без примерки? - Просто хороший глазомер, - ворчит Рокот, но по тонкой устоявшейся нити эмоций ясно, что ему приятно. «А не такой уж он и суровый, скорее, очень одинокий и несчастный!» - вдруг отчетливо понимает Дик. И еще отлично осознает, что жалость этот волк не приемлет.