Мне плевать.

17 апреля 2013 7:30 Для того что бы вскипятить воду, требуется 2 минуты, при условии, что воды будет не менее одного литра. Для того, что бы умыться, нужно затратить 6 минут. Для того, что бы одеться около двух минут, с учетом того, что ты будешь делать это сильно торопясь, но если нет, то все 5 минут. Лежа на кровати, я рассчитываю, пытаясь уточнять все с точностью до минуты. Сегодня нет ни какого особого дня или чего-то в этом роде, мне просто не хочется никуда идти. Не хочу. Просто не хочу. Сегодня мне хочется думать, что подниматься с кровати, это вообще бесполезная вещь. Со мной, наверное, многие согласятся. Но какие бы мысли не были, это всего лишь мысль и идти все же придется. Что вы думайте, когда просыпайтесь? Какова цена вашей мысли? Ставлю все на зеро, что вы никогда не задумывались, а точнее и не улавливали ее. А если и улавливали, то это было что то вроде «блять». 8:25 Я снова опаздываю. И снова и снова. Как всегда. Еще эта пробка, которая выбивает пассажиров из колеи своего терпения. «Гораздо лучше было бы, если из них еще и все дерьмо выбили.» думаю я, смотря на них снизу вверх, тем временем как маршрутное такси продолжало свое движение со скоростью раненой, старой кобылы «хорошо, что хоть успел место у окна занять, пока это стадо не заперлось». Хотя даже в такой ситуации я радуюсь что хотя бы у окна, а не с краю, потому что там, эти приличные и образованные люди, которые дома учат своих детей этикету и игре на фортепьяно, тычут своим задом тебе в лицо. А это, знайте ли, доставляет не больше удовольствия, чем пьяная проститутка на дороге, которая блюет под дерево, в то время как ты идешь рассуждая о своем и поедаешь гамбургер из неподалеку стоящей забегаловки. «Хотя..-я перебираю мысли в голове- шлюхам уже все равно. Все равно кто трахает, как и где. Главное чтоб платил, да побольше. Но судя по таким суждениям, каждую женщину что не за мужем и с ребенком, можно назвать шлюхой, так как она часто меняет мужчин». Тем временем, пока я блуждал в своем мирке, я много не замечал. К примеру то, что мы давно выехали из пробки, и на первом крутом повороте сбили какую то бабку. И, о чудо! Воскликнул бы любой, кто поклоняется культу смерти, ее дряхлое, морщинистое тело, лежало прям под моим окном, и на стекле были небольшие капли крови. Видимо у нее артерия лопнула под давлением колес, что кровь аж брызнула. И теперь взгляд пассажиров метался между двумя объектами. Меня и вот того тела. Мне пришлось немного вытянуть шею, что бы улицезреть всю картину. Кажется, ее еще било в легкой предсмертной конвульсии. Ну это когда уже у мертвого тело дергаются конечности, бывает даже звуки издают. Хрипящие такие. Я мысленно представил эту картину, как старушка, которую только сбило выползает из под колес, и лежа на асфальте начинает биться в конвульсии словно при эпилепсии, а люди все орут в ужасе и особо впечатлительные дамочки падают в обморок. Представив это, мои губы, невольно, растянулись в довольной улыбки. И видимо это был не мой день, потому что и без того ошарашенные пассажиры заметили это, прежде чем я успел изобразить на лице гримасу испуга, или ужаса, или хотя бы отвращения. 9:40 Ну и что я здесь забыл? Сижу в ГАИ, оперев локти о стол, положил голову себе на плечо, гуляю взглядом по кабинету. Не густо, скажу я. Интересно, у всех в ГАИ такие кабинеты? Ну в смысле, давно не видавшие ремонта. Передо мной садится невысокий, пухлый мужчина с форма. На голове у него небольшая залысина, на которой играют расплывчатые лучики света. Брови густые и сведены так, что создается ощущение словно межбровная морщина прорезана далеко в глубь. Щеки пухлые, они и второй подбородок покрыты небольшой щетиной. Он глухо плюхается на свое место. Я продолжаю сидеть в этой позе, остановив безразличный взгляд на нем. Прошу заметить, что в уголках рта у него скопилась слюна, и когда я это замечаю, у меня это вызывает единственную эмоцию- отвращение. У меня невольно дергается вверх лицевая мышца брезгливости, и не в силах прийти в исходное положение остается такой., но лишь до того момента, как я заговорю. -Мне обязательно здесь находится? – я задаю ему вопрос, от чего он поднимает на меня взгляд и смотрит так, словно и вовсе не знал о моем присутствие. Зависает небольшая пауза, я приподнимаю бровь, переваливая голову на другое плечо. «оно вообще говорит» проносится у меня в голове. -Можем и в обезьянник посадить- неожиданно раздался его голос с легкой издевкой и он тихо усмехнулся. «Это ты типа шутканул?» мысленно говорю я. -Скажите когда мне смеяться- все так же продолжаю на него смотреть. В кабинете снова повисает тугое молчание. Он продолжает копаться в каких-то бумагах, и я опять для него растворен в воздухе. -Отстой- неожиданно произношу я. Настолько неожиданно и четко, что слово словно прорезало воздух. -Что простите?- Он наконец обращает на меня внимание и теперь смотрит исподлобья, приподняв брови. -Я говорю, кабинет у вас отстой. –я вижу как его ноздри раздуваются, захватывая воздух- Сколько вам пришлось на него корячится? –По новой пробегаюсь взглядом по стенам кабинета, краем глаза замечая как он начинает бесится, это вызывает ухмылку. -Дмитрий Дьяк, я так полагаю?- Он сверлит меня взглядом, словно я только что на его глазах изнасиловал его жену и оттрахал анально его сына. -Собственной персоны- Выдыхаю я, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. -13 июня 1994 года рождения?- он читает с какого то листка. Я чуть киваю.- вы оказались очевидцем несчастного случая. На ваших глазах была сбита гражданка Волошина -Вера Волошина что ли? Та самая?- перебиваю его я Он кашляет, но продолжает -Нет, молодой человек, Екатерина.- пристально смотрит –Что вы можете сказать по этому поводу? -Это точно не я.- Резко отрезаю, не давая ему выдержать паузу.- Если бы это был я, тут одной сбитой старушкой не обошлось бы. Он швыряет на стол мое дело. -Тут сказано, что два года назад вы сбили соседскую собаку, и на вас был подан иск в суд. После чего вам был назначен психиатр из-за повышенной агрессивности- Он держит ручку в руках, то и дело трепля ее. -Собаку мне реально жалко. – я продолжаю гулять взглядом по кабинету. -Вы прошли его?- повисает молчание, затем я неуверенно киваю. Так и быть, каюсь, был на мне такой грешок. Мы у того соседа машину угнали и тут же, прошу заметить случайно, сбили его пса. Жалко конечно. Хорошая была собака. Но тогда выскочил сосед, начал на нас орать, и я, не зная что делать и полностью растерянный, расколошматил его машину, ну и пытался его сбить. Случайно. Собственно по этому я чуть не попал в колонию для несовершенно летних. Не понимаю, чего это все перекипешивали, не сбил же. -Дак прошли или нет?- Уже более требовательнее и громче спрашивает он -Да- так же громко как и он произношу я.- Какое это имеет значение сейчас? -Это был просто вопрос. –Выдыхает он.- Как произошло ДТП? -Неожиданно- кратко отрезаю я. -Выши шуточки здесь неуместны, тут человека переехали, а вы насмехайтесь. - А я думал, воздушный шарик лопнул, вот вы и допрашивайте всех. И вообще, я то тут при чем, если какая та старушенция попала под колеса?! -Вы знайте подробности аварии? -Сказал же, что неожиданно. –он поднимается и идет к зеркалу поправляя галстук- из за их толстых задниц я ничего не видел- поворачиваюсь к нему. Он злости он стал багровым, видимо комплекс. Я невольно улыбаюсь- извините, не хотел- едва сдерживая смех, выдаю я -Свободен- Рявкает он мне, и я с наглой самодовольной улыбкой и ехидным смехом, удаляюсь. 12:10 Ну вот, я потратил в пустую два часа. Смысла идти куда то уже нет, ну ладно, могу и дома посидеть, тут уж точно не будет ни сбитых старушек, ни пухлых упырей с погонами. На улице капель, все тает. В этом городе не пахнет весной, в этом городе пахнет машинным маслом, бензином, парами от заводов и проплывающем по всему этому дерьмом. Все предельно просто, грязный снег тает- дерьмо плывет. Вот так и живет это город и эти недо-люди. Я распахиваю по всей квартире окна, прохладный ветерок тут же охватывает все уголки комнат. Перья от подушек, пыль, сухие листья. Все это разлетается от легких порывов ветра, и танца моих босых ног на холодном полу. Я кружусь в пустой квартире, босой, в одних джинсах и распахнутой черной рубахе. Без музыки. Лишь издали, с улицы, до меня едва доносится шум моторов проезжающих по дороге машин. Я запинаюсь о спутанные провода валяющиеся на полу. Я кружусь. Быстрее. Быстрее. Быстрее. Мысли в моей голове невесомы и едва уловимы. Чем быстрее я кружусь, тем легче мысли. Да, я псих. Моя голова сейчас похожа на это распахнутое окно, перед которым я резко останавливаюсь. Мысли, они становятся совсем пустые, поблекшие. Они проецируются в душу и наступает кома. Я просто стою у распахнутого окна. Ничего не происходит. Весь дом затих, все разбежались по делам. Я смотрю в окно. В нем город, город где люди рождаются, взрослеют, стареют и умирают. Кто то раньше, кто то позже. Кого то к примеру, сбивает маршруткой, кто то в этом городе болен раком. Я встаю на подоконник, одной ногой уже стоя на карнизе. Раскидываю руки в стороны. Выдыхаю. А кто-то покончил с собой. В то время, пока я танцевал по квартире, сколько умерло? Я подаюсь вперед, и легко оттолкнувшись от подоконника совершаю свой первый и последний полет. Почему люди не летают? Мой полет длится 2 секунды. Именно столько, с учетом притяжения и массы тела. Затем я буду жить еще около девяти минут двадцати восьми секунд. Может больше, зависит от организма. От удара об асфальт, мои легкие сжимаются, ребра деформируясь под давлением ломаются, и я слышу их треск. Они пронзают легкие. Знайте почему большинство случаев суицида именно таким образом происходят только со звуком удара? Без криков или воплей агонии от боли, пронзающей тебя на сквозь? Потому что при падении, когда твои ребра протыкают твои легкие, ты не можешь издать ни звука. Ты лишь можешь лежать на асфальте, в нелепой позе, и тихо хрипеть, наблюдая как из твоего рта сгустками вытекает кровь. Хотя если повезет, при падении ты ударяешься головой об асфальт или то, на что ты упал, и твои мучения сокращаются до минуты-двух. Но это реже. Затем наступает тьма. Постепенно конечно. Но напоминает эффект потухающего экрана. А дальше все. Ни какого тебе света в конце тоннеля, рая и вечеринок с Иисусом Христом, и даже раскаленной лавы, котлов и Дьявола облепленного пьяными проститутками тоже нет. Просто темнота и тебе все рано что с тобой, с твоим телом и прочее. Ты словно в вакууме. Не холодно и не жарко. Ты ничего не чувствуешь, не мыслишь и не являешься призраком к своим родственникам. Наверное это и есть то, что называют «астрал». 17:55 Люди возвращаются домой с работы. Уставшие и злые. Если бы я все же прыгнул, они бы увидели как под их окнами лежит месиво из костей, кишков, и крови. А это, знайте ли, уже напоминает историю о проститутки и гамбургере. Вместо этого, я просто смотрю какой то американский сериал и допиваю свой чай. К вечеру дом словно оживает. В окнах горит свет и суетятся люди. Кричат, дети бесятся, кого то бросил парень. И теперь этот кто то сидит заперевшись в ванной. А кто то, как я, смотрит глупые сериалы, пьет чай, и ничего большего не требует от жизни. Но лишь на этот вечер. 18 апреля 2013 00:01 Пообещав себе лечь сразу после принятия душа, чтобы как следует выспаться, я ложусь гораздо позже. Все как всегда. Лажусь на кровать, а вокруг полная темнота. Как бы одиноко тебе не было, ты всегда заметишь это, но лишь тогда, когда будешь один. К примеру сейчас. Знайте что мне не нравится в апрели? То что ночью не поют птицы, да и по утрам тоже. Единственные звуки что доносятся до меня, это отголоски жизни соседей и едва слышный рев мотора пролетающих по ночной дороге машин. Мне слышна ругань соседей по лестничной площадке. Слышно как она кричит на него благим матом о том, что он плохой муж, о том что он напился в очередной раз. Я слышу звук чего то бьющегося, слышу как предметы падают. Топот ног. «Я тебя ненавижу!» кричит она, «отпусти!» чуть позже доносится до меня. Затем ее крики. Мне все равно, это меня не касается, думаю я, а внутри все съеживается. В голове, против воли всплывают картинки из детства, как отчим избивает мать, а я ничего не могу сделать, я всего лишь ребенок. Как он придавав ее к полу бьет по лицу. Бьет мою мать. Бьет за то, что моя сестра умерла. Одним ударом он рассекает не губы в кровь, она безмолвно рыдает, не в силах сопротивляться. Через стену до меня до носятся «Да ты же шлюха конченая!», затем снова череда глухих ударов. Мне слышны ее крики о помощи, она стучит по стенам, из комнаты в комнату, отчаянно завет чтобы хоть кто-нибудь пришел. Но никого. Сегодня к ней ни кто не придет на помощь. Все спят. Почти все, разве что я, и еще пара молодоженов сверху. Они только заехали, и судя по звукам, то им не до чужих проблем. Беспечные. Я вслушиваюсь. Она бежит в спальню, я слышу как он настигает ее. Их спальня смежная с моей и мне становится четче слышны. В ночной тишине я можно сказать слышу их дыхание. Она сносит ночную лампу и она ударяясь о стену, от чего я чуть вздрагиваю, падает на пол. Мне слышно как он наваливается на нее, она кричит. Эти крики отчаянья, они уже бесполезны. Возможно, если бы она была боле спокойнее, если бы она не начала орать и поднимать скандал, этого можно было бы избежать. Но увы. Ее крик становится глуши. Это вовсе не крик, а хрипы. Это ее предсмертные хрипы. А затем тишина, лишь от соседей сверху доносятся стоны. В тот момент, как наступает абсолютный вакуум для одной женщины, другие, чуть выше достигают пика своих наслаждений. Я слышу удар пощёчины. Он продолжает бить еще не остывшее тело своей жены. Спустя пару минут до меня начинают доносится его легкие постанывания, все громче и громче, затем все затихает. Я снова вспоминаю детство. Отчим. Мать. Смерть сестры. Я помню как мать поднимаясь запирается от него ванной. Отчим допивает бутылку и засыпает. Мать выходит из ванной и идет прямиком на кухню, и вернувшись с ножом для мяса вонзает ему в грудь, произнося в полушёпоте «не моя вина..». Все что он успевает сделать, это лишь распахнуть в ужасе глаза. После чего она нервно курить, сидя на краю кровати, немного погодя что то ищет в аптечке, принимает это. Запивает водкой, немного пошатываясь подходит ко мне, обнимает и нежно так, как никогда шепчет на ухо, «сынок, сходи к тете Элоне, скажи что мама немного заболела». Я пытаюсь приобнять ее, но все тело словно оцепенело, и ком тошноты в горле. Она шепчет «я люблю тебя». А я от ужаса не могу проронить и слезинки. Затем отпускает меня «все, иди». И я ухожу. Мне было восемь лет, когда я пришел к матеренной сестре, что жила не далеко от нас, и не мог произнести ни слова. Как я только зашел к ней на порог, я упал в обморок. Я даже не помню как дошел. После этого я не разговаривал до двенадцати лет. Моих родителей нашли в квартире, мать лежала обняв отчима. Мне говорили, она словно уснула, и он с распахнутыми он ужаса глазами. С того дня все изменилось. Слишком много, что бы вспомнить за раз. 5:45 С большим трудом засыпаю. 12:29 Вот черт! Я проспал все на свете. Черт. Сегодня утром я ненавидел своих соседей как никогда. И тех что трахаются и тех кто убивает. Зато сейчас можно и не спешить вовсе. Выйдя на лестничную площадку покурить, я вижу как люди из спец бюро выносят из квартиры тело на носилках, оно уже упаковано в «трупный мешок» как я это называю. После смерти люди словно мусор, даже пакеты похожи. Умирая мы становимся отходами чей то жизнедеятельности. В это время, с этаже выше, спускается новоиспеченная супруга, и видя эту картину она оступается на лестнице, ее каблук подворачивается и она падает. Она выпускает сумочку из рук и из нее все вылетает. Она выглядит словно пафосная стерва, облитая помоями на вечеринке у всех на глазах. Прибывая в легком шоке, она какое то время сидит на лестнице. Ее каблук сломан, она испуганно смотрит на дверь той квартиры. Она приоткрывает твои накаченные ботексом губы, округляет глаза, ярко обведенные черной подводкой и растушеванными зеленоватыми тенями под цвет ее глаз. Кажется она испугано, или же это просто у всех блондинок так. Когда они что то не понимают, становятся похожими на надувную резиновую куклу, только позагорелее и в дорогом полушубке. Смотря на нее, я совсем отвлекаюсь от того, что произошло ночью, и с трудом сдерживая смех направляюсь к ней. -Вам помочь?- я немного наклоняюсь к ней. Она немного отшарахивается от меня, так, словно в первый раз видит человека. Безмолвно протягивает мне свою ухоженную руку. Маникюр у нее такой, словно он в жизни не работала и тяжести не таскала. Но от того, она не становится более привлекательней, создавая образ девушки из интеллигентной семьи,. Скорее это делает ее сорокой, нацепившая на себя все что только можно, и подточившая свои ноготки. Это делает ее еще долее тупей. Словно сама природа создала ее лишь для того, что бы делать какому-нибудь начальнику под столом минет. 15:45 Весь день сижу дома, и тупо смотрю телевизор , развалившись у экрана. Такое странное состояние «пост». Вроде и лень, так много чего хочется. По телевизору идет какое то тупое шоу, где все орут и осуждают друг друга. Это напоминает свору собак, которым бросили кусок мяса, и каждый за него готов рвать глотки другим. В этой стране говорят «у нас демократия», на деле же это похоже на вечную анархию. Каждый сам за себя, а власти просто наблюдают. Иногда у меня создается впечатление, что все это, один большой муравейник, залитый водой. Моя тетушка скоро приедет с отпуска, хотя, в общем то, что она есть, что ее нет, разницы особо не играет. Все равно мы почти с ней не разговариваем, лишь так, иногда здороваемся. Она наверное считает меня психически нездоровым. В прочем, это и не удивительно. Где то глубоко внутри, я завидовал моим сверстникам. Я часто слышал, как они жаловались на своих родителей, за то что они заставляли их убираться, что то запрещали, за что то наказывали, я понимал насколько глупые эти дети, только поймут они это тогда, когда будет поздно. А может я завидовал им, только по тому, что у меня не было так? Не как у обычного ребенка. Меня никто никогда не наказывал, не кричал, не запрещал, не заставлял. Я просто жил у своей тетки, и меня не трогали. Просто. Как какое-то комнатное растение. 19 апреля 2013 Где то около 23:30 Моя тетка завтра возвращается домой. Приезжает с моря и будет рассказывать мне о том, как там тепло. О том, какое все там прекрасное. Какое все приятное. Какие там люди, и в чем они ходят. А я, как обычно, буду делать вид, что я ее внимательно слушаю, периодически кивая, и уместно вставляя «ммм…». Вот и все, что от меня требуется. Для справки: я валяюсь на полу, перед телевизором. По комнате витают клубы дыма, марихуаны с табаком. Эта смесь разгоняет мое сердце. Я чувствую как оно колотится. Как бьется о ребра, и кажется, готовое проломить их изнутри и вылететь. Дыхание перекрывает, и я делаю редкие но глубокие, жадные до кислорода вздохи. Мои зрачки расширяются, словно мой мозг воспринимает свет с потолка как тьму. Я поднимаюсь, точно пьяный, и сидя на полу, я качаю головой то влево, то вправо. Словно я марионетка, и шарнир что держит голову, сломался. Да, именно так. Я сломанная марионетка. Я говорю себе: ну давай же, ну. Давай детка, поднимись на ноги. Встань и иди. Как сказал Иисус тому больному, что вылечил. Обычного больного, что встретил на улицах Иерусалима. Или это был Вифлеем. Не суть. Суть в том, что он был такой же сломанной марионеткой как и я. По телевизору мелькаю кадры. Быстрая смена кадров. СМИ. Люди и их наигранные улыбка и смех. Счастливая семья: мама, папа, сын или дочь. Без разницы. Возможно, эти люди, до съемок этого ролика и не были знакомы. Но сейчас они улыбаются. Им платят за фальшивые улыбки. За скрытую пропаганду демографии. Что бы они показали основу общества. Что бы это отпечаталось в голове. Все под одного. Что не подходит, и не исправишь, общество вынесет вердикт- уничтожить. Не в состоянии подняться, я доползаю до холодильника, где на нижней полке стоит недопитая мной водка. Да, вот такие мы- подростки этого века. Достав ее и закрыв холодильник, я опираюсь о него спиной, открываю бутылку и отхлебываю больными гладкими. Пью не прерываясь до тех пор, пока не настигает кашель. Все горло горит. Я чувствовал ,как она вливалась в меня, словно сжигая все, как огненная волна на своем пути. Но мне нравится. Я хочу больше огня. Больше. Через пару секунд мышцы моего желудка сокращаются и их словно сводит судорогой. Затем несколько рвотных пазов, которые я успешно заглушаю. И наступает полное расслабление. Вся комната, кажется, начинает кружить вокруг меня. На секунду мне кажется, что мир весь шатает. Словно сама мать земля сошла с орбиты и понеслась в космическом вакууме, и все люди летают и пьются головами то о землю, то обугливаются об стратосферу. Такое чувство, что я приклеен к этому полу, но меня тоже шатает. Комната кружится все быстрее. Быстрее. Быстрее. Стук сердца. Шум крови в ушах усиливается, и под нижней челюстью пульсируют артерии так, словно пытаются меня задушить. Быстрее. Быстрее. Еще. Я словно проваливаюсь в темноту и обратно. Такое чувство испытывает человек когда тонет. Это я знаю. Я еще помню. А затем наступает темнота. Я утонул. 15:46 Я просыпаюсь в луже собственно блевотине. Все волосы и одежда, все изгажено. Я с трудом поднимаюсь на четвереньки. Цепляюсь пальцами за ручку холодильника становясь на ноги. Мне мерзко от самого себя. За ночь, я убил примерно сорок пять тысяч активно работающих клеток мозга. Если бы мне не было так плевать, я бы наверное, был бы сильно озадачен этой проблемой. Но сейчас, смотря на то, что извергал из себя мой желудок, вдыхая эти запахи желчи, я думаю что мне пришел самый что ненаесть пиздец. Тяжело переставляя ноги, я направляюсь в ванну. Он этого всего, меня снова тошнит. Ударяясь плечами о стены, на ходу стягиваю с себя одежду. Зайдя в ванну, краем глаза замечаю свое отражение. Эти спутанные, грязные волосы, эти серые пятна под глазами, эти лопнувшие и воспаленные капилляры глаз . треснувшие, с комочками запекшийся крови губы, как у покойника, с синевато-фиолетовой линией по контуру. Я бледен. Болен. Я мертв. Я утонул. Сев в ванну и включив душ, просто смотрю в одну точку. Ценность моей мысли на сегодня, равна отвальной яме. Или сорока пяти тысячам нейронов. По коже пробегает дрожь. Чувствую себя жалким. Ничтожным. Человеком. Хотя, скорее я себя никак не чувствую. Наверное, сегодня я не выйду отсюда. Откуда-то из глубины сознания начинают проявляться мысли, как пленка в старых фотоаппаратах. Под струями воды волосы распутываются и свивают склизкими сосульками по лицу и плечам. Давно нужно было их обстричь, но видело не судьба.