***
– Давай, Муса, давай, ты сможешь! – кричали Киндер и Юки, пихая Мусу в открытое настежь окно. – Давай, Муса, давай! – Хорошо, пустите! – взревел Муса, уперевшись руками в подоконник. Он оглянулся, глаза его полные слез и ужаса напоминали большие щемяще-щенячьи Ниры. Но Киндер и Юки буквально дышали в затылок и не пускали. – Я... – Муса обернулся. В лицо ударил порыв черного, ночного ветра. Улица замерла, только под тусклым фонарем кружились мотыли. – Я чунга-чанга! – крикнул Муса, от стыда вжав голову в плечи. – Во, во, так держать! Молодец, Муса, давай! – подбадривали взади. Муса приободрился и продолжил повеселее: – Наше счастье постоянно, жуй кокосы, ешь бананы! Жуй кокосы, ешь бананы! Чунга-чанга! – Ура, Муса смог! Киндер и Юки поволокли Мусу обратно в комнату, где все били в ладоши и пели ему дифирамб за смелость. – Знаете, мне даже понравилось! Кричать на улицу ночью и даже не бояться! – белозубо и широко улыбался Муса. – То-то, – кивнул Хайджи и принялся загибать пальцы. – Так, близнецы отправились знакомиться с девушками, Принц должен избавиться от одного тома манги, Муса только что исполнил желание Киндера, тогда, моя очередь крутить получается? Он снова взглянул на Какеру. Все веселились и дурачились, а он был мрачнее грозовой тучи. Он чувствовал, что ему достанется исполнять желание Хайджи так же явственно, как мокрое дыхание ветра на лице при беге. И готовился к худшему. – Что же, кручу. Бутылка зашуршала и задребезжала, налетая на крошки закусок, рассыпанные по полу. Какеру пристально, не моргая следил за траекторией горлышка пластмасски. Он и не удивился, что пробка остановилась. На нем. – Ну что же, Курахара, что бы мне загадать? От голоса, взгляда Хайджи мурашки высыпали на затылке, каждый волосок на теле шевельнулся. Какеру сглотнул, пожалев, что не выпил еще, пока мог. – У тебя есть телефон того рыжего, из Токийского? Сакаки, кажется? Сердце Какеру ударило, как сумасшедшее, даже в ушах загудело, и сломалось. Камнем ухнуло на дно желудка. Ему придется звонить Сакаки? А что, если соврать про номер? Нет, Хайджи найдет способ вывести его на чистую воду. А что, если он рылся в его мобильном и уже все знает? – Ты что-то задумался, Какеру. А вот и Хайджи, прямо перед носом. Самолюбиво напоминает о своем присутствии. – Есть. – Правда? – нет, все-таки Хайджи ничего не знал, черт. – Тогда вот мое желание, – его лицо, господи, Какеру попятился и уперся лопатками в стену. Случится что-то нехорошее. – Позвони Сакаки и признайся ему в любви! Ребята заулюлюкали. А Какеру оглох. Он вылетел из комнаты, растолкав плечами Киндера и Юки, скатился по лестнице и сунул ноги в шлепки, дернул дверь и побежал.***
Уже светало, когда Какеру приоткрыл дверь в стебелек. Он носился, как безумный, по улицам, пока не отстучал пятки в неудобной обуви. Потом спустился к реке и бегал по траве босиком. Кричал, загнанным зверем, кидался на пустоту, грыз и рвал ее зубами. Он жаждал схватить ее руками, но мгла скользила меж пальцев. Тогда он желал бы раствориться. В чем угодно, в зыбкой и злой черноте, воде, ветре, в собственной глупой ярости. Но ноги снова и снова пинали землю, но провалиться сквозь нее не могли. Везде ему мерещился Хайджи. Грозный, стройный силуэт, дьявол, пришедший за своей наградой. Какеру все думал и думал и никак не мог прекратить это дело – думать. Он додумался до того, что Хайджи изначально все подстроил. Он просто все просчитал и знал, что ему в лапы угадит Какеру. И загадал такое, что Какеру бы никогда, даже под страхом смерти не сделал. Но зачем? Ведь штраф – поцелуй, для обоих сторон наказание. Если только Хайджи... Какеру думал долго и мучительно. Но ноги гудели, ступни разрезало осокой, а заря забрезжила над черной водой. Какеру остановился, остудил голову в речке и понял, что пора возвращаться. Какеру крался к ванной. Но половицы в этой дыре насквозь прогнили и скрипели куда не ступи. И как назло ведь комната Хайджи на первом этаже у самой лестницы. Какеру поднялся на последнюю ступеньку и почувствовал жгучий взгляд на затылке. – Вернулся, Какеру? – Да, – ответил он не оборачиваясь. Хайджи говорил тихо, но с укором. – Вот на какие нужно наступать, если хочешь пройти незамеченным, – прошептал Хайджи в самое ухо. Какеру вздрогнул и обернулся. И как он умудрился за какую-то секунду покрыть двадцать ступенек? Он точно не человек. – Я в ванну. Машинально ответил Какеру и развернулся, но его не пустили. Схватили за запястье. Какеру встал столбом и перестал дышать. Его так давно никто не касался. Он забыл, каково это – чужое тепло на своей коже. Какеру потряс мокрой головой. Что это он завис? Хайджи и в их самую первую встречу держал его за плечо, правда прикосновение гасила куртка, но... Хайджи вообще любил всех трогать, разве нет? – Пусти, Хайджи, – Какеру выдернул руку. Внутри кольнуло. Стало заметно холоднее. – Я выгляжу как псина. – Ну, я бы сказал Нира в сравнении с тобой просто красавица. – Да что ты. У Какеру зачесались кулаки. Он червствый, не контролирует эмоции и не умеет их правильно выражать, но при взгляде на ухмылку Хайджи, в Какеру расцветал такой ароматный букет чувств, что костяшки хрустели. – Ладно, я пшел. Какеру развернулся на пятках и подался вперед, как тело привыкло делать, готовясь к старту. – Снова сбегаешь, Какеру? Он хотел бы стать глухонемым, но в один момент такого не бывает. Бархатистый баритон, мягкий-мягкий, ласковый, теплым потоком воздуха пролился в уши. – Да! – крикнул Какеру, забыв, что нужно вести себя тихо. – Да, да, – повторил Хайджи. – Ты здорово бегаешь, Какеру. Так чисто и правильно, будто это для тебя так же естественно как дышать, словно ты родился с пружинами в ногах и с ветром в волосах. Но, Какеру, как бы быстро ты не бежал, как далеко, от себя ты не уйдешь. – Ну, и что ты хочешь этим сказать? Какеру уставился на Хайджи, раздувая ноздри от злости. Но в бледном, красивом лице ничто не дрогнуло. Какеру готов был расплакаться, как девчонка. Он перевел взгляд на розоватые тонкие губы. Если Хайджи и правда так хотел его поцеловать, то... – Почему ты бежишь Какеру? – А? – Какеру очнулся, когда Хайджи приблизился настолько, что можно поймать тепло, исходящее от его груди. – Я же говорил, не знаю. – Я тоже. Поэтому, давай будем и дальше бежать вместе? Хайджи вдруг нырнул ладонью по бедру Какеру и поймал его руку своими длинными пальцами. Какеру распахнул глаза, губы его дрогнули. Он хотел ответить, но слова пропали в топком поцелуе. Это было похоже на все и сразу. Горячо, словно осенняя простуда, и влажно, как грозовое облако, и свежо, как ветер, и томно, душно, и остро и нежно-мягко, и сбивчиво и ритмично, и просто и непонятно, спокойно и тревожно до судороги в коленях, и все вперед, вперед, вперед, так, так. Так же, как бег. Вихрь, который закружил Какеру голову, пропал вместе с губами Хайджи. Он отстранился, но руки не отнял. Какеру и сам заметил, что вцепился в ладонь Хайджи, как чокнутый. – А вот и штраф, – проворочал языком Хайджи. Зрачки его так расширились, что перекрыли светлые радужки, устроили настоящее затмение. Помутнение. – Теперь ты свободен, приведи себя в порядок до завтрака. И еще, не забудь, пробежка! Хайджи дернул ладонью, но теперь уж была очередь Какеру неволить и держать. – Что такое, Какеру? – Давай. – Что? – Бежать. Вместе, тупица. Звук поцелуя жадно впитался стенами.