Baby, you just make me mad Linger on your pale blue eyes I'd put you in a mirror I put in front of me «Pale Blue Eyes» The Velvet Underground
(Детка, ты сводишь меня с ума, когда я смотрю в твои бледно-голубые глаза. Я бы поставил тебя в зеркало, а зеркало поставил перед собой.)
В доме Калитри нынешним вечером весело. Хозяин отмечает двадцатисемилетие в компании нужных людей. Уже несколько лет о Рэймонде Калитри в обществе говорят, и неизменно делают это со всем уважением и осторожностью. Как говорит о себе Рэймонд, он — всего лишь мастер работы по дереву. Возможно, когда-нибудь его хобби будет приносить доход, но пока что деньги Рэймонд Калитри зарабатывает совсем другими методами. Недаром среди гостей нет ни одного полисмена. — Три часа. Мои люди передают, что полиция объявила план «перехват». — Дэнни, я даю гарантию, что поставка будет вовремя. Еще целых три часа в запасе, всё под контролем. А пока пей, веселись. Фрэнк, познакомь Дэнни-боя с Миленой, она ему понравится. — Мистер Калитри, долгих лет вам и всех благ! Вы бесценный попечитель нашего общества защиты женщин, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Женщины благодарны вам. — Мадам, в жизни есть немного вещей, которым я уделяю больше внимания, чем защите женщин. Свою повсеместную помощь я вам гарантирую. Угощайтесь и отдыхайте. — Рэймонд, мальчик мой! Как приятно видеть молодежь, не забывающую свою малую родину! — Господин мэр, я всего лишь сознательный гражданин, — благополучие города такая же моя обязанность, как и ваша. Хозяин дома приветлив и ласков с гостями, никого не обделяет вниманием и заботой. Его щедрость и верность слову притягивают людей и в делах, и в приятной компании. Никто не умеет так располагать к себе. Молодой, умный, красивый, воспитанный. Правда, ходят слухи о каких-то мутных событиях буйной юности, но кто не скрывает в своем шкафу пару-тройку скелетов? Дело молодое. Раз кто-то поплатился — значит, кто-то заслужил. *** Вечеринка в самом разгаре, когда, наконец, приезжает Люкан с помощником. Они привезли товар, о котором так беспокоился деловой партнер. Всё прошло как нельзя хуже, но они успели вовремя. Теперь главная задача — обеспечить алиби, и парни приглашены влиться в толпу гостей. Рэймонд не одобрял кандидатуру Дона, однако Люкан, поручившись, нанял его, как говорится, до первого замечания. Дон работал, зная о неприязни босса, и холодел от страха при мысли навлечь его недовольство. Планировал срубить по-быстрому свободных от налогов денег и дать деру, но, справившись сегодня с заданием, когда дело чуть было не пошло под откос, почувствовал прилив сил, и жизнь заиграла новыми красками. Да и вечеринка в самом разгаре. Рэймонд, решив неотложные вопросы, целиком посвятил себя гостям; радушию нет предела, и его фигура в обществе неуклонно набирает вес. С улыбкой подходит Страшила Фрэнк. Он по случаю празднества одет, причесан и отглажен так, что производит вполне положительное впечатление. Фрэнк толковый малый, но выспрашивать у него суть проблемы — занятие крайне неблагодарное. Осмысленные звуки он издает в строго ограниченных количествах и исключительных обстоятельствах. Зато надежен как скала. Кодовые фразы в подобной ситуации бесполезны, поэтому уговор был таков, что если Фрэнк улыбается, значит, вопрос неотложный. Извинившись перед гостями, Рэймонд идет за Фрэнком в комнату Иви, где застает ее надрывно плачущей. Иви — единокровная сестра. Общий отец, разные матери, причем обе женщины почти сразу своих детей оставили нерадивому папаше. Черт их поймешь, то ли мода тогда была такая среди хиппи, то ли травокурение ослабляло материнские инстинкты. Миролюбивость была разлита в воздухе, дышалось легко и беззаботно. В общем, было большим сюрпризом узнать в тринадцать лет, что у тебя есть родня. К тому времени он привык быть один. Папаня колесил по стране, разнося идеи добра и непротивления, а сына оставил в своей коммуне хиппи. Жилось неплохо, вольготно и привольно. Отчаянность и неуправляемость мальчишки грозили большими неприятностями в скором будущем, но тут появился человек, который пробудил в нем интерес к плотницкому делу. После череды безуспешных попыток направить энергию Рэймонда в мирное русло это была первая удачная общественно полезная инициатива. Старик Маккинни по кличке Резак, родом из Белфаста, был столяр по профессии и убежденный католик по вере. Обладая незаурядным умом, он не смог остаться в стороне от неурядиц, расколовших страну, и от Ирландской республиканской армии. Разыскиваемый полицией по бесчисленным обвинениям, много где оставив след, он под старость лет осел в коммуне. Узнал в Рэймонде себя в молодые годы и решил помочь. Историй у него не счесть, и рассказчик он отменный. Подходящее развлечение при филигранной работе. «Дерево не терпит спешки и не переносит грязи, парень, работай чисто». Он приобщал мальчишку к ремеслу, передавая знания и делясь жизненным опытом. Рэймонд обнаружил, что занятие ему нравится и хорошо дается. «Мебель, — говорил Резак, — приобретает форму, как будто ребенок растет на глазах». И тут появилась Иви. Девочке едва исполнилось три, и мать, заново начиная свою жизнь, скинула ее на попечение бывшего ухажера. Отдала — и всё. Папаня же вверил дочь собратьям по разуму. Девчонку приветили, признали и познакомили с Рэймондом. Это была вторая удачная инициатива, которая усмирила буйный нрав парнишки Калитри. Больше Рэймонда не привлекало ничего. Крохе понравилось всё, что было предложено, особенно ее восхитил брат. Трудное имя сократилось до минимума — Рэй — и перед Иви замерцал свой собственный луч света. В общем-то, это перевернуло жизнь обоих. Ни он, ни она теперь не были одиноки. Иви — легкая и звонкая. Светлые волосы, тонкая кожа, заразительный смех, голубые глаза. Легкие шаги, беззаботный характер, легко сходится с людьми и легко их отпускает, ни к кому не прикипает. Рассеянность и мечтательность ее - тоже легкие, неизменные, постоянные. Уж такой уродилась. Хорошая, домашняя девочка. Свои дела и своих людей он от нее держит подальше — чтобы не привыкали. Строго наказано: место обитания — школа и дом. Всегда под присмотром, всегда на связи. Просто. Всегда. Рядом. Дом англичанина — его крепость. Дом Рэймонда там, где Иви. Слушать девчонку сквозь слезы и сопли невозможно, поэтому он задает единственный вопрос, прежде чем начинать успокоительные мероприятия: — Кто? — Дон. Рэймонд кивает Фрэнку, и тот уходит с парнями искать паскудника. Торопиться некуда, его найдут, пока же первостепенные задачи — сестра и гости. Близится ночь, и то, и другое нужно уладить. Сначала сестра, потом остальное. *** Рассказывать особо нечего. Показавшись с Рэймондом в начале торжества на приветственной речи, Иви уходит к себе. Рэй не любит, когда сестра мельтешит перед глазами партнеров и коллег. Незачем. «Готовится к поступлению в университет», — таков неизменный ответ любопытствующим, и вопросов больше нет. Кажется, семнадцать лет — подходящий возраст, чтобы выйти в свет, но Рэй не разрешает. Как он говорит, «чтобы не терлись». А Иви интересно, что происходит на празднике, она на них бывает редко. Оркестр искусно играет, на сцене красиво поют, на танцплощадке отлично танцуют; всюду смех и беззаботное настроение. Старый особняк подсвечен яркими огнями, он сам по себе - и праздник, и произведение искусства, крепость из камня и крепкого дерева, тихая бухта и надежный причал. Рэймонд Калитри устраивает отличные вечеринки. Потому она пробирается в сад и садится в укромном уголке. Нарядная и красивая, смотрит и слушает. Веселье рядом, и ей это нравится. На освещенной веранде показывается Рэй с гостями. Им весело, и ей хотелось бы быть с ними, но брат не разрешает. Она представляет, как бы он удивился, узнав, что она ослушалась и не осталась в своей комнате. Она всегда слушается. Иви озорно машет Рэю обеими руками, но он её, конечно, не видит. Зато видит Дон. Бродил по саду, подошел познакомиться, признал легкую добычу и стал приставать. То ли чтобы насолить боссу, то ли просто так. Это неважно. Важно то, что не выйди Фрэнк и не потревожив в беседке парочку взрослых любовников, не поверни он в дальний конец сада и не спугни Дона, который уже закончил со слюнявыми поцелуями и, обмотав голову Иви своей курткой, заглушая ее крик, перешел к решительному раздеванию, — день рождения Рэймонда был бы омрачен препоганым образом. Узнав по тяжелой походке цепного зверя хозяина, Дон, моментально отринув требования плоти, срывается и бежит прочь. Бежит он быстро, потому что ему очень страшно. Возня привлекает внимание Фрэнка, который видит на земле Иви, и, не подвергая сомнению свою неспособность расспросить девчонку, хватает ее, несет в дом и идет искать Рэймонда. *** Старая история. Подонков всегда тянет на мясо. Поиграть, оставить руины — закономерно и мерзко. Рэймонд — джентльмен. Пусть не совсем привычного толка, но даже у нарушителей закона есть свои принципы. Приставать к девчонке, когда она ясно отвергает твои авансы, гнусно. Одно дело красть машины, другое — измываться. Ну, ничего. Он обнимает ее, успокаивает и просит не разводить сырость. Было, конечно, страшно, он согласен, но всё закончилось благополучно и даже забавно. Ведь ее заметил Фрэнк, и теперь придется придумать, как ты скажешь спасибо человеку, который, считай, почти ни разу не перекинулся с тобой словом. Сквозь слезы она смеется, и Рэй понимает, что приходит в себя. Рассказал, что самая романтическая ночь выдалась у садовой беседки. Похоже, в семействе беседок стоит сделать пополнение. Смеется. Гладит ее по голове, спрашивает, стоит ли ему считать подарком на свой день рождения Страшилу Фрэнка, потому что, как ни крути, выходит, что стоит. Она снова смеется, что-то добавляет, и им уже хорошо и уютно вместе, как всегда. Отправляет ее умыться и сменить одежду. Когда вспомнила, где запачкалась, снова было засопела, но успокоилась. Приведя себя в порядок, вернулась посвежевшая. Сидели на полу, обнявшись. Он ведет в уме отсчет времени и говорит, что надо вернуться к гостям. — Боюсь, как бы без хозяина дома с них не слетел последний налет цивилизации. Она смеется, играючи не отпускает его, охватывает руками вокруг шеи, утыкается в ухо. Он расцепляет замок ее тонких пальцев, прихватывает запястья и целует в ухо ее. И от их легких движений оживает какой-то неведомый механизм взаимного притяжения, губы смыкаются в губы, и поцелуй ощущается так, как надо, хорошо. Но всё же неправильно. Оттолкнула его. Сильно. Ладонями уперлась, и его охватило острое ощущение потери. Они должны быть заодно. Двое против всех. Кроме самих себя они никому не нужны. Родителей нет, да почти что и не было. Родных нет. Друзей… любые друзья временны. Рассчитывать не на кого. Нужно быть вместе, быть заодно. Вдвоем. Всегда. Она видит, как огорчился Рэй, да и сама она испугалась своей резкости. Цепляется к нему, хватает за рубашку, словно хочет вернуть то, чего не было. — Рэй, Рэй, прости меня! Ты же знаешь, я люблю тебя! — И ты извини, детка, я даже не понял, как так вышло. — Ты обиделся на меня? — Нет, конечно. Всё в порядке, милая. Ты отдыхай. Поспи. Не волнуйся, я всё улажу. Он аккуратно отводит ее руки от себя, чмокает в щеку, поднимается и идет к двери. Взглядом она просит взять её с собой. Боится, что Дон вернется, пока брата нет, и клокочущая паника поднимается в горле. Рэй смотрит на нее сверху вниз, улыбается. — Детка, я сказал же, улажу все. Не бойся ничего, и уж точно не бойся его, он не вернется. Поняла? Я закрою на ключ эту половину дома. Охрану могу поставить, но ты ведь не захочешь, чтоб парни тут ошивались. Людей не страшных у меня, к сожалению, нет. Она фыркает этой шутке и вспоминает, как впервые увидела Страшилу Фрэнка. *** Фрэнк напугал её просто тем, что открыл дверь и спокойно встал в ожидании. Раньше в доме вела хозяйство только мадам Аннет, но пока Иви училась в частной школе, приезжая домой каждые полгода, всё поменялось. И как-то враз. Неожиданно в делах брата и его статусе произошел резкий скачок. Фрэнк был первым символом новых изменений. Она досрочно сдала экзамены, готовясь к ним в течении нескольких недель. Умница, отличница, преподаватели не нахвалятся. «Молодчина, детка!» — каждый раз говорит ей Рэй, когда звонит. И хотя возвращение домой было запланировано к концу недели, она решила отправиться тем же вечером, после экзамена по древнеанглийскому. Устроить сюрприз. «Прямо как Холден Колфилд», — с легкой гордостью думала Иви, садясь на самолет до Мейдстона, графство Кент. Впереди целое лето, Иви летела домой. И вот он, любимый город, милый дом, на подъездной дорожке стоят машины — у брата всегда полно и людей, и машин, этого требует бизнес. Честный бизнес. О бизнесе другого рода Иви не имеет никакого представления. В руках коробка шоколада для Аннет, рядом свалены пестрые сумки. Вчерашняя школьница, а ныне образованная и воспитанная молодая леди. Позади школа и изматывающие экзамены, а впереди… открывается дверь, и в свете уличных фонарей на фоне темного, прямо-таки чернеющего провала коридора, стоит гигант выше двух метров ростом, с испещренным оспинами лицом. Блекло маячит в темном проходе и выглядит как чудовище Франкенштейна. …на визг примчался Рэй с парнями. Долго не мог разобрать, из-за чего весь сыр-бор, а когда понял, слушая ее сбивчивые объяснения и бросая недоуменные взгляды на молчащего Фрэнка, — сгреб в охапку и начал кружить, покатываясь со смеху. В ее памяти та картина стоит особняком: ее кружит Рэй, и он - импульс и двигатель, и пылающая точка в пространстве, и якорь, и центр ее мира. Всегда был и всегда будет. Это довольно просто. Рэй повзрослел и возмужал, его тонкие черты лица, и так достаточно резкие и угловатые, производили теперь впечатление вполне поразительное. Красивый. Непривычный. Она смотрела на него, он спрашивал, почему так рано, почему не позвонила, почему не предупредила, как долетела, как доехала, не устала ли, а сам фиксировал вербальные и невербальные реакции своих людей, не упуская ни малейшей детали. Она отвечала невпопад, краснела от собственной глупости и была счастлива оттого, что не забыл, что рад ее видеть, что любит. «Иви, детка, это всего лишь Фрэнк, и это только начало! Дальше-то с тобой что будет? Ты прекращай мне репутацию портить!» — приговаривал он, обнимая ее, и снова заливался смехом. Чего не могла знать Иви, — Рэй уже обитал в высоких теневых сферах, и его репутация выдерживала любые спекуляции. Лояльность его людей была неимоверной. «Рэймонд Калитри играет честно и награждает щедро». По улицам шел слух, что новый босс настолько уверен в себе, своих людях и своих возможностях, настолько опасен, непредсказуем и непосредствен, что его ничто не берет. Одернуть сестру-пятнадцатилетку? Зачем? Это лишнее. Всё и так под контролем. Фрэнк в той ситуации повел себя невозмутимо, и ни словом, ни делом не выказал мнения относительно выкрутасов девчонки. Заявиться не в то время и не в том месте у нее получалось как нельзя некстати. На руках у них висит дохлый полисмен, по машинам рассовано оружие и черный нал, а тут эта припадочная девица. На ночь глядя полон рот забот. Конечно, дело могло накрыться медным тазом. Конечно, он держал эмоции при себе. И никто не поднял хай, парни кивнули и разошлись. Всё под контролем. Страшила Фрэнк быстро стал первым среди его людей, что было во многом невообразимо для человека со столь значительными проблемами в складывании звуков. Зато он всегда ставил хозяина выше себя, соображал быстро, бил метко и потому жив до сих пор. С Рэймондом только так. Бизнес, в котором Рэймонд вершил дела чрезвычайно четко, был востребован, а несгибаемость и жесткость молодого дельца сдерживала нечистых на руку партнеров, что делало Рэймонда уникальным игроком. Прибавьте сюда изворотливость ума, холодную рассудительность и фантастическое умение выходить сухим из воды. Чистый дьявол. Рэймонд Калитри поставил всех перед фактом: со своими делами и сестрой он разбирается сам. — При малейшей тревоге ты мне позвонишь, и я тут же приеду. Поняла? Иви смотрит на него снизу вверх, отбрасывая сомнения. Рэй сказал, что всё уладит, значит, опасаться нечего. — Поняла. Он уходит. Ключ поворачивается в замке, щелкает. *** Ключ поворачивается в замке, щелкает. Он заходит. Костяшки обеих рук сбиты в кровь, одежда в красных разводах, он сам пахнет кровью. Парням велел не вмешиваться, не мешать ему, не мешать превращать хлыща в мясо. Потом они еле оттащили хозяина от не подававшего признаки жизни тела. Кровавое месиво на месте лица. Кровавое лицо на месте месива. В нем оказалось много крови. Как сказала бы Иви, это была невыносимая жестокость. Усмехнулся. Необходимая жестокость. Никто безнаказанно его не оскорбит, никто не наставит пистолет. Последствий не оберутся. Только так нужно вести дела. «Запомни, если тебя бьют, давай сдачи в десять раз сильнее». Сука. Позарился, сука. Не зря этот сученыш ему сразу не понравился. Хотя, надо признать, в чем-то он оказался полезен, открыл глаза на возможные исходы и подсказал решение. Рэймонд, собственно, нечто подобное обдумывал. Спасибо, сука. Наливает виски, пьет. Скривился — специально пропустил удар, чтоб разъяриться как следует, и лопнувшая губа саднит. Хорошо. Это всего лишь здоровая агрессия, которая чуть переливается через край. Идет в душ. Нужно смыть этот запах веселья. Он дома, он не хочет пугать сестру. Сначала душ, потом сестра. Душ успокаивает и бодрит, и по мере того, как из красной и розовой стекающая вода становится прозрачнее, Рэймонд яснее видит свою цель на следующие несколько часов. Дней. Недель. Всю жизнь. Будет нелегко, но это нужно сделать, если ему дорого то, что есть. Что имеем не храним, потерявши плачем. Нужно сохранить дом. Он дома, дом — там, где он будет самим собой. Дом там, где Иви. На сердце теплеет при мысли о ней. Девчонка еще совсем, глупая, испугалась Дона. Не его надо бояться, этого хлыща и дешевку. Он уже никого не испугает. Вечно она притягивает ненормальных, а ведь даже не старается. В голубых глазах всегда искреннее непонимание, что она сделала не так. Опять. Вытираясь белоснежным полотенцем, он вспоминает, как они жили с хиппарями, пока папаша боролся за мир во всем мире. Весело и дико. Усмехается. После смерти старого Резака плотницкое ремесло подвинулось уступить место не столь мирным занятиям. Хороший заработок приносило участие в подпольных боях. Говорят, с англичанами свирепее всего дерутся ирландцы, поляки на ринге исповедуют славянский расизм, а цыгане любят пляски врукопашную не меньше, чем музыку и танцы, но все бои были одинаково зрелищны, если в них участвовал Рэймонд. Парень в одного выносил старших противников на ринге, а залетных франтов разделывал под орех на потеху публике. Был тощий и длинный, жилистый и злой до умопомрачения. Силу дают жилы, а не мускулы. Загорался от одной искры, опаляя вокруг бледную пустошь животного ужаса, и каждый раз бился как в последний. Мстительность и лютость гнали его вперед. Общественное мнение единодушно припечатало: чистый дьявол. Бесноватый. Тем не менее, Рэймонда любили. За трогательную заботу о сестре, за искусные руки и отсутствие подлости. За уважение простых традиций. За ту смесь мягкости и жесткости, которая проявляется в мужчине. За безмятежность голубых глаз. А буйства были проблемой тех, кто лез не в свое дело; к людям не при делах у Рэймонда никогда не было счетов. «Раз кто-то поплатился — значит, кто-то заслужил». Амбар был такой здоровый, что вполне можно играть в прятки с семилетней сестрой на одной половине, пока на второй веселые парочки играют совсем в другие игры. Он успевал всюду — и с ней повозиться, и без нее покувыркаться. Не раз и не два отделывал выкуривших последние мозги сторонников свободной любви, чьи вкусы распространялись и на маленьких девочек. Иногда подходил к делу творчески: в одном извращенце даже родная мать бы не признала своего отпрыска, настолько ювелирную работу по вырезанию затейливых фигур он провел. Дерево теплое и чистое, а металл холоден и уродлив так же, как и человеческая кость, мертвая и грязная. Но иногда подходил к делу творчески. Потому с ним не связывались. Найдет ведь подступ, вцепится в глотку, не выпустит. Чуяли зверя. Собственно, по-другому быть и не могло, всё ради сестры. Иви легко сходилась с людьми, среди тех же хиппи было множество обаятельных личностей, но и попадала в неприятности она с завидным упорством. Ну и семейка. Но они были вдвоем. Вместе. Пьет виски, идет в ее комнату. — Рэй, что ты… Перестань, Рэй!.. — Милая, пожалуйста, заткнись нахуй. Слова хлестнули по ней и пресекли все возражения, подавили волю. Омертвили. Он не стеснял себя в крепких выражениях, но никогда не обращал их на нее. Стало страшно. От того, что было, от того, что будет. — Я не сделаю тебе больно. Он солгал, конечно. Дырка у нее тугая, там тесно и узко, и для него, кажется, нет места. Это надо исправить. Из ее горла рвется крик, но он губами впился в ее рот и поглотил все звуки. Он чувствует, что между ног и на внутренней стороне бедер мокро и скользко, он просовывает руку между их телами, смотрит на пальцы. В лунном свете кровь поблескивает черным. Хорошо. Девичья кровь - благословение хозяину дома. Она - его, ее тело и ее кровь, вся она без остатка - его, и сама она это прекрасно знает. Хорошо. Он оставляет кровавые отпечатки на ее груди, продирает соски ногтями, оставляя багровые полосы. Белая кожа в узорах: девочка расцветает. Только моя девочка, только для меня. Открывшаяся пизда манит и зовет, он хочет туда. Почти ложится на нее, вцепившись пальцами в бедра, яростно вбиваясь в её тело, краем сознания прислушивается, как бы не раздавить — еще чего доброго, задохнется. Рэй уверен, она поймет его чувства, пусть пока и не в состоянии разделить их в полной мере. Пусть не сразу, не сегодня, но это придет, иначе и быть не может. Страсть. Страх. Хаос. Скверна. Насилие. Я ебу тебя, я люблю тебя. Я огонь, я пекло, я горю. Он чувствует, как с каждым толчком привязывает себя к ней всё сильнее и крепче, каждой клеточкой тела. «Девочка моя, моя до последней капельки крови! Боль моя! Дьявол тебя раздери, ну что ты со мной делаешь! Если я тебя потеряю, тогда не будет меня, и ничего не будет, понимаешь ты это? Я люблю тебя!» Тело Рэя приближается к пику, сердце и сознание бьются в клетке. Как она бы сказала, это — экзистенциальное поражение. В голове стучит раскаленный молот, сокрушая остатки границ. Крах мой. Его уносит в жарком и жадном вихре, когда он долго кончает. Вот так просто схватил, смял и подчинил. Поставил клеймо. Она запомнит эту ночь, навсегда запомнит. Теперь он ее не отпустит, она теперь не оттолкнет. Всё под контролем. От такого мощного напора тонкое тело как не сломалось, непонятно, но остановиться он всё равно не мог и не хотел. Завтра девчонка будет расцвечена яркими красками, и это пройдет, конечно, если не повторять. Он усмехается. Это пройдет, она поймет. Если не поймет, повторить. Смятые простыни, смятые воспоминания. Прошлая ночь в прошлом. Рассветная пыль в окно. Он смотрит на ее промежность. Кровь засохла, ее не так много, как, например, было в хлыще. Или как когда он вытачивал стул викторианской эпохи, долото вылетело из рук и располосовало ему голень от колена до ступни. Шрам остался немалый, боль была жуткая, нога будто горела и заживала долго. Полиция не внесла отметку об этом шраме в личное дело. Дело он видел, было интересно, что там есть, и чего нет. Многого нет, они очень многого не знают, даже слишком. Фотоснимок, правда, был хорош, у Иви это любимая его фотография. Улыбается. Смотрит. Кожа вокруг дырки красная, вспухла, даже на вид горячая. Алая, жарко, зовет и манит. Если всё это неправильно, то почему так взываешь ко мне?.. Ему очень нравится ее запах — мускусный, терпкий, приставучий. Преследует. Не хочется от него отрываться, хочется ощущать его больше и сильнее. Он вдвигается между ее ног. Воткнуться во второй раз было намного легче, а фейерверк в голове взорвался немного тише. Это хорошо, он приходит в себя. Чего не скажешь о ней, разумеется, — пизда так разъебана, что любые движения сейчас — невыносимая боль, необходимая боль. Печать принадлежности проставлена. Он дает ей перевести дыхание, лежа рядом и неспешно поглаживая. Такое привычное тело вдруг близко и открыто, на него стоит посмотреть. Он, разумеется, видел ее голышом: воспитывая сестру, и не такое увидишь, — через все детские болезни, сложности подросткового периода, страхи и сомнения юных дев они проходили вместе, — только он подзабыл, что девочка выросла. И как-то враз. Гладит плечи, грудь в ссадинах, перебирает сжавшиеся в красные горошины соски, подушечками пальцев очерчивает ребра. Его рука шелковисто скользит на мягкий живот и бедра с проступающими синяками. У ее тела множество прекрасных мест, но сейчас его больше всего интересует щелка. Придет время, поиграем со всеми. Ну что ж, дыхание восстановилось. Зубами вжаться в клитор слегка, усиливая нажим. Она елозит, хочет отодвинуться, но молчит. Отрывается от нее и раскрытой ладонью звонко шлепает по пизде: — Не дергайся! Замирает. Испугалась. Говорил же, не Дона надо бояться. Глупая девчонка, чуть не подставилась. Чуть было я тебя не потерял. Её запах манит, пизда эманирует женственность, слегка отдающую медным вкусом размоченной слюной крови. Припадает ртом, чуть мягче сквозит зубами, чуть мягче наращивает силу. Она рвано дышит, молчит. Что происходит в её голове, где в затейливом узоре соединяются тело и сознание, ему неведомо, но он уверен, что если она любит — а она любит — то она поймет. Всё это он делает ради них двоих. Не люби его Иви, не тянись она к нему, сплетая родственные узы в настоящую, неподдельную близость, которой наступила пора логично закольцеваться, — на кой черт бы ему сдалось пришивать к себе девчонку кровью и болью? Насилие над женщиной впору таким хмырям, как Дон, а Рэймонд никогда никого не принуждал, сами приходили, просили и получали. Сестра же оказалась той самой единственно нужной. Хорошая девочка. Уже никто не испортит, но чуть было не упустил, чуть было не стало поздно. Нужно было вернуть, заявить на нее свои права. Пришлось выжечь каленым железом: «Моё». Это что-то примитивное и неандертальское, истинное. Девочка моя, моя собственность. Рэй стал для нее светочем в море тьмы. Он всегда им был. Нет, конечно, он обеими руками за права женщин, и всегда поддерживал общества феминисток немалыми финансовыми влияниями. Регулярно жертвует на благотворительность, например, местному обществу и убежищу «Вумпауэр». Поддерживает женщин с их силой и слабостью, с их справедливостью и равноправием, с их философией и идеологией, но только до постели. За порогом спальни у женщины прав столько, сколько диктует Рэймонд. Не хочешь - дверь там. Предводительнице того же общества Рэймонд показал тремя жестами, что от нее требуется, и блестящими глазами наблюдал за принятием мучительного, но в целом легко давшегося решения. Ей понадобилось немного времени, чтобы понять, что у этого мужчины можно побыть и трофеем. Палец, приложенный к губам в призыве к молчанию; палец, направленный в сторону дамы как недвусмысленное приглашение; палец, несомненно и однозначно указывающий на ширинку брюк. Ей понравилось ему долго и смачно отсасывать. Да и на хую его вертелась так, что любо-дорого. Просто не всем нужны разговоры, и всем нужна хорошая ебля. А Рэймонд хорош. Кроме того, Рэймонд — джентльмен, и не в его правилах укорять даму за здоровое проявление инстинктов. Нездоровое тем более. Никогда никто не узнает ничего порочащего честь и достоинство его партнеров. Рэймонд Калитри не мстит по мелочам, будет надо — пройдется паровым катком, но подлецом не будет ни в обществе, ни в делах, ни в койке. Потому к нему и шли, просили и получали. Мнение Рэймонда таково, что место женщины у ноги хозяина, там она лучше поддается воспитанию. Если не поддается, наказать. Если не понимает, повторить. Заботиться, любить, ебать. Поймет. В природе это естественный ход вещей, необходимые меры, чтобы человек не вымер. Мужчина должен познать женщину, а уж как именно он это сделает, об этом природа не печётся. Полюбить. Победить. Уничтожить. Что-то красивое. Оставить бы ее в покое, но нет, это внушение она должна запомнить надолго, ведь чуть было не подставилась. Он широко раздвигает ее тонкие ноги, их точеная форма вызывает восхищение. Любуется. Такую красоту нельзя отпускать, такая красота нуждается в защите любой ценой. Кусает клитор и губки, собирает в кулак плоть на лобке, ероша курчавые волоски. Его длинные пальцы трут, тянут, массируют складки долго и тщательно, не пропуская ни сантиметра. Вспухшая от ласк пизда — это красиво. Целует, лижет, рассасывает засохшую кровь, вкус медный, яркий, пробирающий. Девочка дышит неспокойно. Нравится? Возможно. Боли было так много, что она переходит на новый уровень. Удовольствия. Усмехается. Он всегда только за, но не сейчас. Член снова стоит колом. Рывком подтягивает ее к себе, устраивается между ног и засаживает ей одним резким движением, глубоко. Прямо-таки раздирает на куски. Она дергается, из горла доносятся хрипы и стоны — наконец-то подает какие-то звуки, а то он боялся, не онемела ли. Внимательно смотрит на нее, и вид ему не то чтобы не нравится, но как бы она не потеряла сознание. Не отключилась бы нахуй. Он гладит ее по лицу, целует глаза, нос, рот, ведет губами по щекам, шепчет ей о тепле и радости. Фейерверк в голове переливается нежностью. Смятые простыни, смытые воспоминания. Заря золотит кожу. Прошлая ночь перешла в настоящее. Его девочка, очевидно, в шоке. Взгляд не в фокусе, движения заторможенные, лицо осунулось. Смотрит в никуда и молчит. Это хорошо, нет желания уговаривать и объяснять, уже ведь всё сказал ей. Что любит, и что его, ничего не изменится. Сначала душ, потом разберемся. Вымыть, обнять, огладить, не отпускать. Пусть терпит и ждет. Пусть любит таким, какой есть. Он несет ее в свою спальню. Всё под контролем.