Холодные

У Нормана тонкая кожа, и Рей видит хитросплетения вен и сосудов под ней. Он обводит их пальцами, смотрит и считает, но всегда сбивается. У Нормана тонкая кожа, и руки его становятся совсем синими этими холодными вечерами, и тогда Рей позволяет ему залезть к себе под одеяло, прижать холодные ладони к своим ребрам, не менее холодные лодыжки – к собственным. Норман улыбается тогда тихо, тонко и робко, зарывается носом ему в мягкую спальную рубашку, пахнущую молоком и стиральным порошком, выдыхает как-то устало. Рей обхватывает его рукой за плечи, жмет горячую ладонь между лопаток и придвигает ближе. Просыпаются они нос к носу, смотрят глаза в глаза, и Рей замечает, какие белые у Нормана ресницы на кончиках, такие же белые, как волосы и брови, а еще они длинные и густые, и глаза у Нормана красивые такие, совсем темные в полумраке комнаты и ни капли не сонные. Голос Эммы, яркий и звенящий, призывает их выползти из-под теплой перины спустя еще полчаса, ровно перед тем, как Рей наконец решается поцеловать Нормана впервые. Рей греет руки Нормана под столом во время завтрака, трет пальцами костяшки, позволяет прижать опять холодную ладонь к своему бедру – Мама видит, чем они занимаются, и ничего не говорит, лишь улыбается как-то понимающе, но Рей не верит ей. Не верит ни капли, и переплетает их с Норманом пальцы, пока Эмма таскает еду из его тарелки. Рей продолжает греть Норману руки, когда они думают над тем, что делать с Изабеллой – хватает кончики холодных пальцев, прикладывает к основанию собственного запястья, и Норман чувствует его пульс, смотрит несколько долгих секунд на по-детски мягкий переход нижней челюсти к уху, на его цифры, и Рей понимает – Норман считает. Проверяет, волнуется ли Рей. И Рей, черт побери, почему-то волнуется. Они проделывают это второй раз, когда вся правда оказывается на поверхности, и Рей рад, что Норман решил ничего не говорить Эмме. Теперь черед Рея тонко и неправдоподобно улыбаться, он разрешает считать свой пульс холодными пальцами у запястья, но даже когда Норман прижимает эти пальцы у него под челюстью, Рей все равно не сбивается. Смотрит глаза в глаза и говорит всю правду, какая она есть, разгибает все углы своего плана. Его пульс остается размеренным и спокойным. И сбивается лишь тогда, когда Рей видит, как Норман, переодетый в форменный пиджак и с шляпой в руках идет по коридору. Они стоят какое-то время у окна, никем не видимые, и глаза у Нормана печальные, улыбка дрожащая, а пальцы у Рея на щеках такие горячие, какие они бывают только летом. И Рею хочется верить, что сейчас лето, что Норман никуда не уходит, что еще рано. Но Норман целует его синими от волнения и холода губами, и Рей сжимает ладони в кулаки, понимая, что никак не может согреться. Норман говорит ему: «Позаботься об Эмме». Норман говорит ему: «Пожалуйста, никогда не сдавайся». Норман говорит ему: «Я люблю тебя». И Рей рыдает, как маленький, прижимая собственные холодные и влажные пальцы к лихорадочно горячему лбу в своей комнате. Рей рыдает, как маленький, не находя в себе сил увидеть Нормана последний раз перед тем, как Мама за руку выведет его за ворота. Рей рыдает и хочет сжечь это место к чертовой матери прямо здесь и прямо сейчас.