Неподалеку от Пристани Лотоса есть старое дерево, чьи ветви переплетаются между собой и возносятся высоко к небу. Его кора со временем потрескалась и огрубела, некоторые ветви скрючились и иссохли настолько сильно, что листва на них больше не растёт. Но, несмотря на внешнюю устрашающую уродливость, местные жители неистово верят, что это дерево может подарить самое огромное счастье любому, кто его об этом попросит.
Есть легенда — основатель ордена Юньмэн Цзян – Цзян Чи являлся странствующим рыцарем. Много лет он без устали путешествовал по миру, помогал нуждающимся справиться со внешними невзгодами, истребляя нечисть. Человек он был по натуре чистосердечный и неторопливый, вольный и уравновешенный. Он никогда не отказывал в помощи и всегда стремился достичь невозможного. Однажды недалеко от Юньмэна, он сражался с лютой тварью и в бою был сильно ранен. В то время в этих окрестностях не было процветающего города, лишь небольшая деревушка за холмами и одиноко растущее дерево у самой кромки реки. Обессиленный и уставший, Цзян Чи не мог двигаться дальше, поэтому повалился с ног у старого дерева, желая лишь об одном – не чувствовать боли. Вскоре его нашел местный крестьянин. Когда Цзян Чи пришёл в себя, его раны были залечены и перевязаны, а следующие несколько дней за ним ухаживала дочь того самого крестьянина, который нашел Цзян Чи. Через несколько месяцев молодые поженились.
В конечном итоге Цзян Чи получил самое большое счастье: у него была любимая жена, трое маленьких детей и место, которое он называл домом. Он получил то, о чём всегда мечтал, поэтому вскоре это корявое и невзрачное дерево нарекли исполняющим желания.
Когда Цзян Чэн впервые слышит эту историю, то невольно хмурится. Нет, серьёзно, разве какое-то глупое дерево способно исполнить любое желание? Преисполненный решимости, он во что бы то ни стало решает найти его, а когда находит, то сидит около него несколько часов кряду, наивно ожидая, когда его желание сбудется.
Правда, ничего так и не происходит. Ни через день, ни через несколько месяцев. Сколько бы Цзян Чэн ни приходил сюда, сколько бы ни повторял одно и то же, сколько бы ни ждал — всё бессмысленно. Это самое обычное дерево. Ни больше, ни меньше. И даже если допустить крохотную мысль, что оно исполняет желания, то делает это весьма выборочно. Цзян Чэн просто уверен, что не входит в список избранных счастливчиков.
Приходить сюда, наверное, становится делом привычки. Здесь легко можно спрятаться во время дождя или поиграть со щенками, или залезть на одну из веток, или покидать камешки в воду. Раньше Цзян Чэн искренне любил проводить здесь время, потому что только тут он забывал о неприятном, давящем в груди, чувстве тотального одиночества.
Цзян Чэн сильно сжимает кулаки, стискивает зубы и крепко жмурит глаза, не давая слезам вырваться наружу.
Всё окончательно меняется, когда Цзян Фэнмянь приводит в дом этого мальчишку Вэй Ина. Это происходит быстро, словно по щелчку пальцев.
Вот так: раз и — щёлк!.. И земля меняет направление. Белое становится чёрным. Круглое — квадратным. Все эти изменения нежеланны — они отвратительны настолько, что хочется убежать и спрятаться. Хочется отмотать время назад, прийти к тому моменту, чтобы всё стало как раньше.
Но как раньше уже не будет.
И это злит. Это раздражает. Это бесит настолько, что хочется плакать. Или забиться в угол, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать.
С самого первого дня их знакомства становится ясно — они не поладят.
И происходит это не потому что из-за Вэй Ина у Цзян Чэна забирают щенков — может, только самую малость. И не потому, что его принимают как родного абсолютно все: от главы ордена до дворовой кошки. Даже деревенские мальчишки сразу принимают его. Цзян Чэн уверен, если бы этот мальчишка не боялся собак, то и с теми с лёгкостью подружился бы.
Они не ладят, потому что по-другому не получается. Потому что Вэй Ин, как хвост, приклеился к нему и не даёт прохода. И где бы Цзян Чэн ни находился, куда бы ни пошёл, его неизменно преследует этот по-мальчишески звонкий голос и доброжелательная улыбка, а ещё эта неиссякаемая мольба во взгляде: Цзян Чэн, дружи со мной, дружи со мной, дружи со мной.
Бесит! Бесит! Как же он бесит!..
Если бы Цзян Чэн мог выбирать друзей, то Вэй Усянь был бы последним в списке претендентов. Или не так: его бы вовсе не было в этом списке. Зачем ему друг, который пытается затмить собой даже солнце?
Он не хочет об этом думать. Он не будет об этом думать. И ему это почти удаётся, когда он вновь слышит звонкий, до зубного скрежета, голос:
— Эй, шиди, наконец-то я тебя нашёл. Соседские мальчишки предложили сыграть в прятки. Пошли с нами.
— Не пойду, — холодно бросает Цзян Чэн, давая понять, что разговор окончен.
— Почему? — растерянно интересуется Вэй Ин.
— Потому что не хочу.
— Почему?
— Что ты заладил: почему да почему! Просто не хочу. Неужели не ясно? Или я должен перед тобой отчитываться? — недовольно бурчит Цзян Чэн, забираясь на дерево.
— Но… но ты же здесь совсем один.
— И что. Мне и одному неплохо. Лучше быть здесь одному, чем играть с тобой в дурацкие игры.
Вэй Ин ничего не отвечает. Несколько секунд смотрит на Цзян Чэна таким взглядом, словно видит насквозь. И эта жалость в его глазах читается настолько отчётливо, что хочется уколоть посильнее. Прорычать: мне не нужна твоя жалость. И ты мне не нужен. Никто не нужен.
Но вместо этого он говорит, отворачиваясь:
— Уходи. Тебя друзья уже заждались.
И Вэй Ин действительно уходит, ничего не сказав, а Цзян Чэн смотрит в его удаляющуюся спину, пока тот совсем не скрывается за ближайшим холмом.
И солнце медленно прячется за горизонтом.
***
— Шиди, ты спишь? Шиди?
— Чего тебе надо?
— Можно я посплю сегодня с тобой?
— У тебя же есть своя комната, вот там и спи.
— Да, но там темно и… страшно. И мне кажется, что я слышал вой собак. Пожалуйста, разреши мне остаться у тебя. Я и словом тебя не потревожу.
— Нет. Иди спать куда-нибудь ещё! Это моя комната! Тебе мало того, что из-за тебя у меня забрали всё, что мне было дорого? Теперь ты хочешь и комнату мою украсть?
— Я ничего у тебя не крал. И дядя Цзян сказал, что я могу приходить к тебе.
— Ну раз тебе дядя Цзян сказал, тогда к нему и иди. Чего ты ко мне пристал?
— Цзян Чэн, пожалуйста.
— Я же сказал — нет. Выметайся, видеть тебя не желаю в своей комнате. Слышал меня или нет?
Дверь с тихим скрипом захлопывается.
***
Цзян Чэн плохо спит. Он всю ночь то и дело крутится и ворочается. Виной тому даже не вой собак, который он слышит, а странно-давящее ощущение в груди. Переполненный чувством вины, Цзян Чэн пару раз наведывается в комнату к Вэй Ину, но того там нет. Где этот мальчишка ночует, Цзян Чэн не знает. Да как-то и не торопится узнать.
За завтраком Вэй Ин выглядит как обычно: довольным, счастливым и дружелюбным. Они не общаются, даже взглядами не встречаются, да и в течение дня они практически не пересекаются, за исключением полуденных уроков. Цзян Чэн делает вдох и ловит себя на мысли, что отсутствие Вэй Ина не приносит ожидаемого облегчения или радости.
Странно — почему?
Он искренне старается не зацикливаться на этой мысли, но получается плохо. В душе как будто разрастается огромная червоточина. Она путает чувства, образуя клубок из противоречий и страхов. И это не больно, просто странно.
Цзян Чэн идёт вдоль реки, собирая разноцветные камушки, как вдруг дышать становится трудно, потому что Вэй Ин появляется перед ним слишком резко. Слишком неожиданно.
Он удивлён. Нет — растерян, но ему требуется десять секунд, чтобы надеть маску непроницаемого безразличия.
— Шиди, мы с ребятами собираемся запускать воздушного змея. Пойдём с нами.
Цзян Чэн, не останавливаясь, холодно отвечает:
— Нет, — и, не дожидаясь очередного вопроса, просто проходит мимо.
Идёт не оборачиваясь.
Убеждает себя: Вэй Ин относится к тому элементу мира, с которым Цзян Чэн не знаком и знакомиться не собирается. Он не гуляет с соседскими детьми, не играет в прятки, не запускает воздушных змеев. Он — другой.
Он…
— Цзян Чэн, вот, возьми этот камушек. Он тоже очень красивый, — раздаётся за спиной, и Цзян Чэн оборачивается. На этот раз проконтролировать собственное выражение лица не удаётся. Удивление слишком явное.
— Почему ты здесь? — спрашивает неуверенно.
Но Вэй Ин не отвечает. Неторопливым шагом подходит к дереву. Произносит негромко:
— Оно красивое.
— Ты… ты правда так думаешь? — удивляется Цзян Чэн. Обычно от других он только и слышит, лишь как оно уродливо и несуразно.
— Конечно, — с улыбкой отвечает Вэй Ин. — Теперь я понимаю, почему ты так любишь гулять здесь.
— Отец говорит, что оно необычное. Что если прикоснуться к нему и загадать желание, то оно обязательно исполнится.
— Правда? — глаза Вэй Ина на мгновение загораются неподдельным интересом, блестят так, что на мгновение кажется, солнце действительно меркнет, а после он воодушевлённо произносит: — Тогда я мечтаю, чтобы шиди стал ко мне добрее.
— Дурень, если говорить вслух, то желание не сбудется.
— Вот и проверим, — все с тем же безмятежным видом отвечает Вэй Ин.
Цзян Чэн смотрит на маленький, обточенный водой и временем камень, который ему протянул Вэй Ин — он действительно красивый, поэтому вместо того, чтобы бросить его в воду, Цзян Чэн кладёт его в карман. Поднимает с земли другой. Небрежно интересуется:
— Так всё-таки, что ты здесь делаешь? Я же сказал, что не хочу запускать воздушного змея.
Вэй Ин поводит плечами.
— Если мой шиди не хочет запускать змея, то и я не хочу, — а после непродолжительной паузы добавляет: — Давай кидать камешки в реку, кто дальше, тот и выиграл.
— Хорошо. Только учти, я не буду тебе поддаваться.
— Вот и договорились, — с улыбкой отвечает тот, а Цзян Чэн чувствует, как внутри моментально теплеет.
Солнце греет, не иначе!..
***
— Цзян Чэн, ты спишь? Можно я сегодня переночую у тебя?
— Опять собаки?
— Д-да. Обещаю, я не буду мешать. Я могу спокойно спать на полу, просто… мне правда страшно оставаться в той комнате.
— Ещё чего! Совсем сдурел? Хочешь простудиться? Если ты будешь спать на полу, то непременно заболеешь, а меня тогда накажут. Я этого не хочу. Бери свою подушку и ложись. Только веди себя тихо. Будешь много разговаривать – выгоню. Всё понял?
— Хорошо. Цзян Чэн, а дерево ведь и вправду волшебное.
— Спи уже.
Неподалеку от Пристани Лотоса есть старое дерево, чьи ветви переплетаются между собой и возносятся высоко к небу. Его кора со временем потрескалась и огрубела, некоторые ветви скрючились и иссохли настолько сильно, что листва на них больше не растёт. Но, несмотря на внешнюю уродливость, Цзян Чэн знает наверняка — это дерево может подарить самое огромное счастье любому, кто его об этом попросит.
Ему, например, оно подарило самое настоящее солнце, и с тех пор Цзян Чэн забыл, что значит одиночество.
