Симфония сердец.

За стеной слышался монотонно барабанящий по карнизу дождь. Крупные капли, размером с горошину, то и дело срывались с крыши и падали вниз на крыльцо, глухо ударяясь о половицы. В трещинах оконных рам призывно завывал ветер — холодный и промозглый, он всеми силами пытался проникнуть в тёплый дом, где можно было, наконец, утихнуть и обогреться возле уютно потрескивающего в камине огня. На стене в гостиной висели диковинные часы с маятником и гирьками, устаревшие и уже столетие назад вышедшие из моды, но Кара любила собирать подобный антиквариат. Ей нравилось всё старинное и причудливое: в прихожей стояли две высокие глиняные напольные вазы с собранными в них вручную букетами сухоцвета, замок на входной двери украшала декоративная цепочка, отлитая из очень красивого золотистого металла, а на полке над камином в гостиной горделиво возвышался изящный бронзовый канделябр. По вечерам его переносили на круглый обеденный стол, который только считался обеденным, а по факту служил местом сбора всех членов семьи перед сном, и зажигали толстые свечи, меняя обычный электрический свет на уютный и мерцающий в рыжем пламени полумрак. Всё это создавало в доме особую атмосферу. В дальнем углу гостиной стояло пианино, на котором время от времени упражнялась в игре Алиса, а за окном с веранды виднелся двухколёсный детский велосипед с розовыми ручками и сидением. К нему крепился такой же розовый шлем. Стены в гостиной были завешаны рамками с фотографиями, с которых на случайных посетителей глядели счастливые и смеющиеся лица Кары и Алисы. Лютер частенько останавливался напротив и рассматривал эти снимки с особой нежностью, в то время как на его губах играла тёплая улыбка. Он любил «своих девочек» всем сердцем, как заботливый отец любит родных дочерей. И всё же в последнее время что-то с ним творилось не то... Что-то происходило, но он не мог понять, что именно. На заднем дворе раздался приглушённый звук мотора и шорох колёсных шин о мелкий гравий дорожки у дома. Следом поочерёдно хлопнули автомобильные дверцы, и послышался торопливый бег в сторону крыльца. Лютер взял кочергу в одну руку и, присев на корточки, неспешно пошевелил угли в камине. Позади брякнула дверная цепочка, и внутрь ворвалась волна холода, обдав мужчину со спины. Снова послышались шаги, но уже более громкие. И голоса. Мужской и женский. Женский принадлежал Каре. — Пожалуйста, проходи. Тебе нужно немного просохнуть, прежде чем ты вернёшься обратно в машину. Спасибо, что подвёз меня сегодня за покупками. — Не за что! Мне было приятно. Просто скажи, куда я могу всё это поставить? Молодой человек вошёл следом за Карой в гостиную с доверху наполненными пакетами в руках. Лютер, даже не оборачиваясь, узнал его по голосу. Это был Джерри. Тот самый Джерри, который приветствовал Кару и Алису в «Пиратской Бухте», который предложил Каре пожертвовать собой ради неё только для того, чтобы она и девочка смогли успешно пересечь границу. Тот самый Джерри, который приехал в Канаду следом за ними и, благодаря связям Роуз и её брата, поселился в доме напротив, чтобы иметь возможность чаще приходить в гости и почти каждый день видеться со своими друзьями. Кара и Алиса были безмерно ему рады. Про Лютера то же самое сказать было сложно. Джерри ему нравился. Но что-то в его поведении заставляло мужчину настораживаться и вести себя с ним крайне осмотрительно. — Подожди, я дам тебе что-нибудь, ты весь вымок, — не раздеваясь, Кара прошла в ванную и сняла с крючка самое большое махровое полотенце — полотенце Лютера. С её коротких волос ручьями струилась вода, стекая по гладкому и красивому лицу прямо под воротник кофты, которая, вымокнув, легла плотно по фигуре девушки, выгодно её подчёркивая. — Держи, — Кара протянула полотенце. Джерри поставил сумки на стол и взял махровую ткань у неё из рук. На нём была всё та же вязаная шапочка и легкая куртка, что были у поста в Канаду, только на этот раз мокрые от дождя. — Алиса, должно быть, ещё спит, — с улыбкой поделилась девушка, пока её друг сушил волосы полотенцем. — Я прошу её отдыхать пару часов после обеда каждый день, чтобы она не перетруждалась. После всего пережитого даже взрослым тяжело прийти в себя, а Алиса всего лишь ребёнок. Пусть мы и не совсем люди... Кара осеклась. Заговаривать об этом Роуз строго-настрого запретила даже в том случае, когда они оставались в доме одни. «У стен тоже есть уши», — беспокойно напомнила она, перед тем как сесть в машину и уехать к брату в Торонто. Роуз специально подобрала Каре, Алисе и Лютеру дом подальше от городской суеты, в прибрежной зоне озера Онтарио, где, в основном, располагались леса и парки — даже дома здесь строились коттеджного типа, и люди приезжали в них чаще всего летом, на отдых, а большую часть времени строения пустовали, что позволяло редким, эмигрировавшим в эти края андроидам жить без опасений, что их могут раскрыть. Единственный минус заключался в том, что ближайший магазин находился милях в десяти вверх по шоссе, но, к счастью, андроиды не нуждались в продуктах питания, поэтому и заглядывать туда можно было нечасто: лишь раз в неделю, а то и в месяц — за разными бытовыми мелочами и подарками Алисе. Как раз сегодня Кара пополнила свой и её гардероб и привезла много детских книжек — Алисе нравилось читать. Джерри, который с некоторых пор обзавёлся машиной, поскольку одним из первых устроился на работу в небольшую частную фирму по покраске домов, любезно согласился её подвезти. — Если хочешь, можешь сменить одежду, — по-дружески сказала Кара, глядя на промокшего насквозь парня. — Я попрошу Лютера дать тебе что-нибудь из своего... — Девушка обернулась. Лютер уже поднимался с пола и, не глядя на гостя, направился в свою комнату за сухими вещами. За столько лет он привык к роли молчаливого слуги, но служить Каре и Алисе было для него высшей степени удовольствием. Он любил заботиться о них и всегда делал это искренне, от души, ни разу не чувствуя, что ему это в тягость. Но сейчас внутренний голос снова говорил ему о том, что «что-то не так», и невинная просьба Кары словно из привычно-радужного окрасилась в уныло-серый цвет, отчего Лютеру больше не казалось, что он исполняет её с радостью. И это его сильно беспокоило. Когда он вернулся с чистой одеждой в руках, Джерри и Кара уже прощались. — Точно не хочешь переодеться? — на всякий случай переспросила девушка. Она уже стянула с себя сырую кофту и стояла в одной майке, сиротливо потирая замёрзшие и влажные от дождя руки. — Мне дойти до машины всего пару метров, — скромно отозвался Джерри, — а затем столько же проехать до соседнего дома. — Он улыбнулся. Кара улыбнулась в ответ. Лютер незаметно отступил назад в комнату. Когда входная дверь захлопнулась, Кара негромко выдохнула и тут же вздрогнула, ощутив на своих плечах что-то мягкое и тёплое. Она повернула голову и с удивлением обнаружила плед. Темнокожий мужчина, заботливо положивший его ей на плечи, молча возвращался к камину. Прошло минут десять или пятнадцать. Настенные ходики всё так же равномерно тикали, едва нарушая умиротворяющую тишину. Кара выгрузила покупки из пакетов, рассортировав всё по полкам. Алиса по-прежнему спала наверху, у себя в комнате, а за окном по-прежнему негромко стучал дождь, и багряные листья клёна гулко барабанили в кухонное стекло, трепыхаясь на ветру, точно маленькие флажки Канады. Лютер продолжал помешивать кочергой угли в камине, когда почувствовал, как нечто холодное и в то же время уютно тёплое прижалось к нему со спины. — Ты сегодня молчишь больше обычного, — послышался мягкий голос Кары, обнявшей его за пояс. Он отложил кочергу в сторону и задумчиво посмотрел на пляшущий в камине огонь. — Этот Джерри хороший парень, — раздался его тихий голос. — И Алисе он нравится. Думаю, он сможет о вас позаботиться. Кара расцепила руки и, отодвинувшись в сторону, пытливо заглянула Лютеру в лицо. — Ты хочешь нас оставить? Мужчина покачал головой, грустно улыбнувшись. — Я никогда не оставлю ни тебя, ни Алису. По крайней мере, по своему желанию. Но придёт день, когда моё присутствие рядом станет тебя тяготить. — О чём ты говоришь? — возмутилась Кара, и голос её прозвучал обиженно. Сколько добра сделал для неё и Алисы этот тихий молчаливый страж — назвать его иначе Кара просто не могла, ведь Лютер защищал и заботился о них с Алисой как о родных весь путь из Детройта в Канаду. Даже сама мысль о том, что он их покинет, причиняла девушке невыразимую боль. — Ты красивая женщина, Кара, — Лютер обернулся и посмотрел ей в глаза долгим, прямым взглядом. — Рано или поздно тебе захочется создать семью. С кем-то более подходящим, чем двухметровый чернокожий гигант, который, к тому же, всё время молчит... Кара несколько секунд смотрела на Лютера в ответ, чувствуя, как внутри у неё ломается ещё один невидимый барьер, а затем, бережно взяв его лицо в свои ладони, медленно приблизилась к нему. Комнату озарило неясное голубое свечение. Когда Лютер открыл глаза, на его губах всё ещё играло невесомое ощущение губ Кары, но сама она уже отстранилась и продолжала сверлить его упрямым взглядом. — Ты моя семья, — уверенным тоном произнесла она. — Ты и Алиса. Как ты до сих пор ещё этого не понял. Больше Лютер не слышал внутри себя зудящее «что-то не так». Теперь он чувствовал лишь прекрасное «как надо».