Take Me Away

Внезапно, буквально за несколько секунд, меня накрыло чувство того, что ты мне безумно нужен. Нужен до такой степени, что я готов долбиться в стену кулаками, разбивая руки в кровь. Готов умолять тебя, стоя на коленях, вернуться ко мне, забыть про все плохое, что случилось с нами. Готов выбежать на улицу, останавливая каждого прохожего, чтобы сказать ему, как сильно люблю тебя. Готов обливаться слезами, содрогаться в рыданиях, если это хоть как-то поможет мне стать чуточку ближе к тебе. Готов бросить всё, забыть всё, просто взять тебя за руку и уехать куда-нибудь далеко. Чтобы ты не тревожился, чтобы я не переживал. В том месте будем только мы, мы вдвоем, и никого больше. Всегда вместе, всегда рядом, как мечтали. Наши мечты походили на глупые и наивные мечты пятнадцатилетних подростков, которые думали, что будут вместе всегда. Мне уже давно не пятнадцать, но я, почему-то, тоже попался на эту глупую шутку судьбы, решив, что наше счастье будет длиться всегда. Не смотря на наши бесконечные ссоры, мы всегда возвращались друг к другу, всегда прощали все обиды, не могли обижаться больше десяти минут. Но что-то пошло не так, и от нашей общей мечты постепенно стали отламывать по кусочку, или же она сама разваливалась, я не успел понять. Я был слишком глуп, глуп и слеп. Мне казалось, что все в норме, что все прекрасно. Но я и не замечал, что с каждой ссорой ты, столь ранимый, отдалялся от меня на шаг. И даже когда я обнимал тебя, с каждым разом ты выглядел все менее счастливым. Я не замечал этого, наслаждено закрывая глаза, вдыхая запах твоих волос, от которых пахло шампунем с лесными ягодами. Я был действительно счастлив, что могу вот так запросто обнимать тебя. Я понимал, что другие тоже могут подойти и обнять тебя… Но ведь это совсем другое, правда? Ты понимал, что это другое, пусть и не видел четкую разницу между чувствами, не мог отличить настоящую любовь от дружбы. Меня бесило это, я постоянно ревновал. Ты обижался, уходил от меня, а я шел следом и извинялся, наплевав на то, что это против моих же принципов. А потом все сначала: я уходил играть в любимую игру, а ты тем временем переписывался с кем-то по мобильному телефону, заставляя меня напрягаться всем телом, забывая про игру, вслушиваться в звук нажатия кнопок, как будто это была азбука Морзе. С каждым разом твой вид, когда ты находился со мной, становился всё более и более скучающим. Это волновало меня до такой степени, что руки тряслись, что я выбегал на улицу с пачкой сигарет, хоть и не курю. Просто вертел белоснежную коробочку в пальцах до тех пор, пока те не немели от холода, а потом возвращался домой, пытаясь отвлечь себя. Даже если кофе и разговоры с Итуком ни о чём уводили мои мысли в другое русло, появлялся ты и я чувствовал, как сухо становится в горле. Холодный взгляд, как будто мы едва знакомы, а после совершенно глупые вопросы к Итуку, касающиеся нашего завтрашнего расписания. А я чувствовал, как жарко и холодно одновременно становится в комнате, как напряжение в воздухе подскакивает до максимума. Но на это обращал внимание только я, потому что ты оставался спокойным, а Лидер и вовсе ничего не замечал. Тогда я понял, что на этот раз дело обстоит куда хуже, чем обычно. «Перебесится», — думал я, однако это продолжалось уже неделю. С каждым днем становилось все страшнее, пусть даже я искренне пытался убедить себя, что это просто переломный момент. Но вот только он переломился настолько, что тонкая соломинка, за которую я хватался, словно утопающий, разломилась надвое. В тот день, а точнее, ночь, я был сам не свой. Много плакал, слишком много. Особенно если учитывать то, что я практически никогда даже скупую мужскую слезу не пущу. Но тогда я чувствовал себя раздавленным, словно мошка на лобовом стекле автомобиля. Раздавлен, разбит, потерян для самого себя. Неосознанно запивал успокоительное успокоительным, но через десять минут срывался на истерики. Чувствовал себя старшеклассницей, которая влюбилась в первый раз и её бросили. Но я парень… От этого становилось стыдно. Я правда люблю его. Вещь, которую я боялся больше всего на свете – потерять его. Я не думал, что это когда-либо случится, поэтому считал, что я, в какой-то мере, бесстрашен. Не боялся темноты, высоты, фильмов ужасов… Не боялся даже Лидера, когда тот заходил в нашу комнату и видел абсолютный бардак на моем компьютерном столе. Я просто знал, что ты всегда будешь рядом, что бы ни случилось. Но ты бежал от проблем, каким бы заботливым не был. Я же встречал препятствия с гордо поднятой головой, даже если они били по самым слабым местам. Но в тот раз у меня подкосились ноги. В тот день весь мой дерьмовый характер улетучился, вся моя сила и независимость от других была засунута куда подальше. Эта ситуация выбила меня из привычной колеи, поставила перед собой на колени и стала наклонять ниже, чтобы я целовал пол в уважение к ней. Да, действительно, этот день стоило отметить в календаре красным, а лучше – черным, маркером. День, когда Чо Кюхён сломался, отказался бороться дальше, решил сдаться. Я не знаю, почему я тогда не пошел за ним, почему я просто стоял на балконе и наблюдал за тем, как он садится в чужую машину. Почему я молча обливался слезами, пытаясь разглядеть твое выражение лица в тот момент. Но плохое зрение и водяная пленка из слез помешала мне узреть сию картину. В ту ночь я не нашел ничего лучше, как просто позвонить Шивону и реветь ему несколько часов в трубку. Мне жаль его, в каком-то смысле. Ведь если бы ему пришлось нести меня пьяного домой после вечеринки, это было бы лучше, чем слушать всхлипы, рыданья, дрожь в голосе и попытки что-то сказать. Но он не перебивал даже это, просто молча слушал. Поэтому я позвонил именно ему, через какое-то время пробормотав невнятное «спасибо». Я надеялся, что эта истерика выжала из меня все соки, что сейчас я лягу и усну… Но не тут то было. Ночью ты так и не появился, а я сидел на кровати, вглядываясь в твое пустое место напротив. Я никогда не чувствовал себя хуже, чем тогда. Что-то внутри медленно подступало к горлу и душило, да с такой отдачей, как будто эта тупая боль копилась во мне всю мою сознательную жизнь. Даже когда я облизывал пересохшие губы, мой язык отказывался шевелиться, как и любая часть моего тела. Даже мышцы лица и те отказывались работать. Глотать слюну было больно, каждый раз комок в горле мешал жидкости попасть внутрь. Я был уверен, что я умру прямо сейчас, прямо вот так. Я всегда насмехался над девчонками, которых бросали парни. Они всегда драматизировали, а меня это жутко раздражало. И только сейчас я понял, что они нисколько не преувеличивали боль… Боль, которая не даст уснуть. На следующий день лучше не стало. Лишь проснулся дикий голод, или это можно назвать диким желанием заполнить пустоту внутри себя. Я заглатывал буквально весь холодильник, из-за этого вызывая недоуменный взгляд Реука и предложение «приготовить что-нибудь съедобное». Потому что я без разбора мешал рамен с молоком, огурцы с шоколадом и чувствовал себя вполне нормально, пока меня не затошнило до такой степени, что я готов был пустить себе пулю в висок, лишь бы не чувствовать эту боль в животе. Тебя всё ещё не было. Я не знал, радоваться мне или сожалеть. С одной стороны, я хотел забыть все, просто перевернуть страницу книги, начать все с чистого листа… С другой стороны, я готов был расшибиться в лепешку, лишь бы вернуть тебя. И второе чувство вырывалось вперед с большим преимуществом. Я ходил кругами вокруг двери, а когда не ходил, то обнимался с моим белым другом, но это не важно. Основную часть времени я провел на полу в прихожей, заставляя заботливого Реука нервничать ещё больше. Но на все его заботы я отвечал лишь «всё нормально», обещая вернуться в свою комнату в скором времени. Я не знаю, сколько точно часов я просидел рядом с дверью. Так же я не считал, сколько раз меня вывернуло наизнанку рядом с унитазом. Однако, когда меня окончательно отпустило, в дверях показался ты. Все те пламенные речи, которые я успел придумать за эти несколько часов ожидания, буквально разбежались по углам, оставляя в голове пустой лист. Ты выглядел слишком счастливым. Настолько, что даже мне не хватило совести что-то испортить. Но я испортил одним своим видом, потому что улыбка за несколько секунд пропала с твоего лица. Я не знаю, что заставило тебя так сочувствующе потупить взгляд: мой жалкий вид, воспоминания о нас или осознание того, что кроме тебя у меня ничего не было. Но этот взгляд замер в твоих глазах лишь на секунду, потому что вскоре ты смотрел на меня совершенно уверено, без капли сожаления о содеянном. Просто молча ждал, что я начну. А у меня слова в голове путались, да и вообще лексикон резко сократился до нуля. — Сонмин… Нам нужно поговорить… — только и смог выдать я, но был достаточно невежливо отодвинут в сторону. Я никогда не видел тебя таким. Никогда не видел вечно милого Сонмина столь грубым, жестоким, плюющим на чужие чувства, человеком. Я никогда не видел себя таким. Никогда не видел самовлюбленного Кюхёна столь подавленным, униженным, до потери памяти влюбленным, человеком. Всего одно событие слишком сильно изменило обоих, и я понимал, что больше ничего не будет как раньше. Тщетные попытки моего мозга вернуть мне адекватное состояние так и остались лишь попытками. Мысли снова стали понемногу собираться в кучу, вот только дверь в нашу комнату уже захлопнулась. Я понял, что ты сам и с удовольствием жег мосты, не оставляя мне никакой надежды. Из пепла любовь уже не восстановишь, хотя моя любовь к тебе возросла лишь с двойной силой. Когда я потерял тебя, меня как будто ударило электрическим током. Тянуть к тебе стало лишь сильнее, хотя я должен был возненавидеть тебя, а в скором времени – забыть. Но я скорее забуду о мысли о том, что должен стереть тебя из памяти. Ты был в каждой моей мысли, словно вирус, распространяющийся по телу. О тебе напоминало всё: от текстов песен до песочного печенья. В такой обстановке я вряд ли что-то забуду… Поэтому каждую минуту, стоя рядом с дверью в нашу комнату, я молил «Господи, заберите меня отсюда». Слыша, как весело ты разговариваешь по телефону с совершенно незнакомым человеком, мне пришлось откинуть даже призрачную надежду на то, что мы можем быть друзьями. Я просто решил, что ночью, когда ты будешь спать, я соберу свои вещи и уйду. Я не смогу вынести такую боль.